Облупившиеся стены, без обоев – двенадцать лет назад мама решила их переклеить, сняла старые, обнажив бетон, и… на этом шаге ремонт остановился. Потертый, с сошедшим давно лаком и набухший от влаги паркет, - в квартире жили собаки, которых мама приводила с улицы, больные, заражающие друг друга, людей; несколько кошек, имена которых я уже и не запоминала – так быстро они менялись, одни умирали, другие рождались и вырастали…

Купленная много лет назад детская мебель из ДСП: покосившиеся дверцы, пыль на полках. Старые заплесневелые шмотки с барахолок, помнится мамин восторг, когда появились первые секонд-хенды, ее неудержимое желание купить как можно больше «того, что еще можно носить» – после покупок вещи, так и не постирав, складывали на полки и ни разу не надевали. Личинки моли. Содержимое шкафов: покрытые пылью книги, и поломанные дешевые сувениры. Поражало обилие ненужных вещей: давняя пластилиновая поделка, уже покрытая трещинами и тонким слоем плесени, старый засохший букет цветов в грязной вазе, обертки конфет, немытые стаканчики из под йогурта, порванные коробочки, нестиранные тряпки и пыль… Даже шелуха от семечек и пара выжатых долек лимона.

Среди всего этого хлама попадались и мои детские сокровища. Под кучей мятых и липких фантиков лежали тетрадки, в которых я записывала свои секреты и которым доверяла мечты и фантазии. А среди старых книг, залитых водой и чаем, я видела произведения любимых авторов, произведениями которых раньше зачитывалась. Там же лежало мое недоделанное вязание, его уже никто не окончит, коллекция календариков и драгоценности – драгоценности девочки подростка, теперь – никому не нужные безделушки.

Сбоку стоят два старых и грязных велосипеда. У одного – нет колес. Оба покрыты пылью и завалены старыми вещами. Гоночный велосипед мама когда-то купила по объявлению. Он был без колес и без цепи. Мама говорила, что заменит недостающие детали, и будет ездить. Радовалась выгодной покупке. Но прошло много лет, а велосипед так и стоит у стены. Второй велосипед был когда-то моим. Я любила кататься с друзьями по парку, постоянно за ним ухаживала, чистила, мыла, украшала… Мне не разрешено было взять его с собой, поскольку ничего моего и не было, так говорила мама. Все, что было дорого, ценно – одежда, книги, игры, и этот вот велосипед, пришлось оставить там, перед тем как навсегда уйти. Теперь мне оставалось смотреть, как-то, что мне когда-то было дорого пришло в запустение.

Большая лоджия, где некогда мы с подругами играли, смотрели сверху на двор: несколько пересекающихся дорожек, участки грязной травы, здесь выгуливали собак, и в центре – большая кирпичная помойка. Опустившиеся и забытые всеми старички, копошащиеся в бачках. Старая мебель, поломанные стулья, разбитые телевизоры. Что они пытались там найти? Вспоминаю, как мама рассказывала, что одна женщина никогда ничего не выкидывала, потому что не могла себя пересилить. Ей было жалко расставаться с вещами. Она была рабой вещей. Когда женщина умерла, чтобы разгрести ее однокомнатную квартиру, пришлось нанимать шесть грузовиков, для вывоза накопившегося мусора. Часто вспоминаю эту историю… Сколько понадобиться грузовиков, чтобы освободить от хлама эту трехкомнатную квартиру?

Внизу, под лоджией располагалась асфальтовая дорога, по которой за день проходили почти все жители городка. Было интересно стоять наверху, разговаривать, и смотреть на знакомых, которые и не догадывались, что на них смотрят. Теперь лоджия завалена старыми досками, принесенными матерью с ближайших помоек, на случай, когда у нее дойдут руки до ремонта, тогда все пригодится – гнилые, с торчащими острыми ржавыми гвоздями, покрытые плесенью. Там же стояла давно пришедшая в упадок коляска, в которой мама возила еще меня, старые металлические тазы, санки, бутылки, короба…

А в комнате стояли уже более десятка лет оконные рамы. Когда-то мама решила застеклить балкон. Она подумала, что лучше разборная конструкция, тогда летом будет не так жарко. Однако рамы так и не поставили на место. Теперь они почернели от времени, стекла покрылись темным налетом, на рамах лежала старая одежда, а о дерево точили когти кошки…

Возле окна – тумбочка, заваленная старыми бесплатными газетами, собранными за несколько лет, на которые кошки повадились ходить в туалет. Но и тогда мама не выкидывала их – все думала привести в порядок, перечитать, если увидит что полезное – вырезать и сохранить. Поэтому газеты трогать было нельзя. К тому же, мама ведь собиралась делать ремонт, а значит, они понадобятся для стен, мытья окон…

Две кровати, стоящие рядом. Раньше это была одна, двухэтажная: новая, большая и красивая. Много лет назад их разъединили и поставили рядом. Одна была моя, другая брата. Теперь на моей кровати спит мама. Потому что ее диван забит вещами, которые уже некуда было класть. Чтобы не думать, куда и как их убирать, мама перебралась в детскую. Прошло уже много лет, но на диване по-прежнему куча хлама. В большую некогда детскую, где мы бывало даже катались по кругу на велосипеде, теперь почти не войти. Нет места.

Посреди комнаты стоит такой же заваленный вещами стол - он заменяет и бюро, и обеденный, и полки для книг… Среди документов, студенческих тетрадей брата и маминых журналов готовится еда, там же обедают, смахивая со стола крошки, и читают, или беседуют. Если в гости приезжаю я – мне не хватает места, кому-то приходиться сидеть на кровати, и это вызывает споры и недовольство.

Тут же ходят животные. Кто-то болен – об этом говорят плешь, кровавые следы, и грустные слезящиеся глаза. Почти у всех животных блохи и глисты. Тут же одна из собак делает кучу. Чтобы не отвлекаться от еды, все делают вид, что ничего не замечают. Уберут за ними позже, в этой комнате вокруг стола и у кроватей относительно чисто.

Сбоку – дверь в комнату мамы. Уже давно она там не живет. Да и не ходит туда – у двери свалена куча коробок с ботинками и порванных, описанных животными старых газет. В комнате мамы – книжные шкафы, с богатейшей коллекцией книг, которые никто не читает. Если бы я попросила одну, чтобы перечитать, мне бы отказали, и я это знаю, а потому даже не спрашиваю. Внизу – фарфоровые вазы, несколько сервизов, стаканы, заставленные пыльными статуэтками, старыми замызганными шмотками. И наши семейные фотографии, которые давно никто не смотрел. Напротив входа в комнату стоит большая коробка. Когда-то ее поставили на время, перегородив стоящий в углу пылесос и книжные полки, да так и не убрали. А пылесосом больше не пользовались - чтобы его достать требовалось сначала убрать коробку. В коробке находятся два стула – они не были распакованы после покупки. Какое-то время мама ждала, что сделает ремонт – и тогда пригодится новая мебель, а потом и саму коробку заставили хламом, и с тех пор о стульях вообще не говорили – слишком уж хлопотно было бы лезть за ними, доставать… да и зачем, ведь ремонт так и не был сделан. Забитые вещами диван и кресло. Разложенная ножная швейная машинка, кажется «Чайка». Она давно сломалась. Помнится, меня обвинили тогда в ее поломке, потому что я долго просила маму научить меня шить. Она так и не подпустила меня к загадочному механизму, но запомнила мой интерес. «Везде как свой нос сунешь, все и ломается!». Она до сих пор не верит, что я не трогала машинку.

Теперь внутри тумбы свалена старая одежда, а сверху лежат горы коробок и разного хлама. Чтобы дойти до дивана, надо перелезать через сваленные в кучу вещи, стараясь, чтобы ничто не рухнуло, и не разбилось, хотя если и разобьется – что с того, никто не заметит. На полу кое-где валялись, и кусочки стекла, до того никому не было дела. Просто не следует ходить по полу босиком, так босиком никто и не ходит, чтобы не наступить в лужи…

 

В коридоре всегда темно. Свет здесь не горел почти с самого начала, как переехали. Что-то с электропроводкой. Одно время очень часто приходилось менять лампочки. А потом маме это надоело. Если что было не по ней, она просто отказывалась от этого. Если маме не нравился какой-то человек, или она видела в нем какие-то недостатки, была недовольна его поступками – просто отказывалась от любого общения с этим человеком. Не сводила встречи к минимуму, а наотрез отказывалась видеться с ним. Не здоровалась, не отвечала на звонки, не обращалась с советами или просьбами.

Если речь шла о лампочке, или бытовой технике, или телефоне – она отказывалась от них.

«Лучше жить без света или без чайника, ходить по ночам, держась за стены, и кипятить воду в кастрюльке, чем позволить вещам издеваться над собой!» - гордо учила меня мама.

Когда кто-нибудь приходил или уходил, чтобы найти в темноте свою обувь, в коридоре просто открывали дверь в папину комнату, и становилось светло от дневного света. Если же дело было вечером, то открывали дверь в ванную, где всегда горел свет – этого хватало, чтобы быстро собраться и выйти на лестницу.

Стены в коридоре когда-то были покрашены краской, еще был виден узор вдоль стены, но цвет был уже неразличим.

От времени старая штукатурка на стенах сыпалась, в некоторых местах образовались трещины и щели – можно было заглянуть из коридора в комнату, даже при закрытой двери. Раньше, когда в квартире еще был телефон, и с нами жил папа, телефонный аппарат стоял в коридоре. Пока мама не провела к себе в комнату удлинитель, чтобы ее разговоры не подслушивали, и самой иметь возможность слушать чужие.

Когда говорили по телефону, приходилось стоять в темноте у шкафчика для обуви. Раньше мы хранили в нем нашу повседневную обувь, а затем он оказался до отказа забит старыми порванными тапками, чаще всего разными, и изношенными сапогами и ботинками, которые давно никто не одевал. Мама не разрешала ничего выкидывать, потому что из старой обуви можно вынуть шнурки, заклепки, стельки, которые затем снова использовать. А еще можно отрезать подошву и сверху надвязать башмачки, или еще что придумать. Идей у мамы было много, но старая обувь по-прежнему занимала место, и никто к ней не притрагивался.

Разговаривая по телефону, я рисовала на стене фломастером смешные рожицы, цветы, сердечки. Когда на стене появились первые трещины, я их тоже замазывала фломастером.

С тех пор прошло много времени, но думаю, рисунки существуют и по сей день, просто в темноте я их не вижу.

 

Дверь в комнату, где раньше жил отец так и стояла с приколоченной фанерой. Давным-давно, когда папа и мама решили расстаться, и стали делить имущество, папа запер свою комнату. И стал приводить в квартиру другую женщину. Конечно же, мама не могла с этим смириться, и пока папы не было дома, взяла топор и вырубила замок. Обыскала его вещи, что-то взяла себе, что-то выбросила, некоторое даже не удостоила вниманием. Новую дверь папа так и не поставил. Какое-то время он обходился амбарным замком, и мы с братом могли заглядывать в его комнату через дыру в двери. А однажды он просто собрал свои вещи и ушел, чтобы начать жить сначала уже без нас.

После отъезда папы его комната много лет стояла пустой. Без мебели, без обоев, без занавесок и без лампы. Там бывали только животные. Потом мама стала поговаривать, что в той комнате будет заниматься брат. Она купила дешевые шкафы для книг. По объявлению нашла письменный стол, кто-то отдавал его почти за бесценок. Мы вместе ходили за ним, тащили домой огромные доски. Потом собирали.

Через какое-то время позвонил папа: у него также имелось два письменных стола, которые ему не нужны и мешают, предложил их забрать, только быстро. Мама не могла упустить такой случай и согласилась. Оплатила доставку. Теперь пустую ранее комнату перегораживали сразу три больших письменных стола.

После того, как начинало темнеть, а зимой это происходило достаточно рано, в комнате уже нельзя было читать или заниматься, поэтому там по-прежнему жили только собаки и кошки. Столы покрывались пылью, шерстью животных и сидеть за ними было неприятно даже днем.

Через несколько лет мама купила недорогую настольную лампу – но лампа была одна, а комнат две, так что днем, при свете дня лампа висела в комнате брата, а по вечерам, когда становилось темно, мама забирала ее себе. Вместе сидели за одним столом и читали. А если брат замечал, что забыл принести нужную ему тетрадь или книгу, он отворачивал лампу, оставляя ненадолго маму сидеть при свете телевизора, затем включал ее рядом со своим столом, искал, что ему требуется, и возвращался обратно. Кстати, никогда не пробовали пройти по темному коридору, зайти в темную комнату, заставленную письменными столами, нащупать розетку и включить настольную лампу, которую вы принесли с собой???

 

Вход в большую комнату – деревянная дверь с врезным замком. Выбив дверь у папы, или, соседа по квартире, как называла его мама, она стала бояться, что он попытается забрать назад свои вещи. Мамина комната была отдельной, чтобы попасть туда, надо было пройти по детской, проходной. Ее комната всегда была заперта – к своим личным вещам она не допускала ни мужей, ни детей. После инцидента с топором она заказала новую дверь и для детской - с замком – прочную, массивную, неуклюжую. Однако со временем замок стало заклинивать, пользоваться им перестали, и дверь стали использовать лишь как преграду для кошек, не приученных к туалету, а вскоре дверь вообще перестали закрывать.

 

Кухня – настолько грязная, что уже много лет там никто не обедал и не готовил. Холодильник сломан, и используется только как хранилище полиэтиленовых пакетов и использованных коробочек из-под йогурта. Мебель, покрытая налетом серой жидкой грязи. Кривые дверцы. Пыльные стены. Спаленные кастрюли с прилипшими остатками пищи загромождают полки. Электроплита, не мытая много лет. Она уже давно не работает – что-то сломалось. Но поскольку мама не платит за квартиру, за электроэнергию – она не может вызвать ремонтника из ЖЭКа, а платить деньги за ремонт не в ее характере.

Продукты режут в комнате. На кухне только варят. На электроплитке. Пауки на стенах и рой мух у лампы. Грязный линолеум, кое-где отошедший от мочи. Мутные окна, пыльные занавески, мертвые насекомые. Даже какие-то личинки или опарыши. Грязные тарелки на полу с остатками каши, покрытые плесенью. Голодные кошки. Кошачье дерьмо, наваленное в раковину, рядом с немытой посудой, которую мама все же старается мыть чаще, поскольку ей удобнее убирать кучи именно из мойки – не надо нагибаться…

Замызганная ванная. Стены с отстающей краской. Мутное, со следами зубной пасты и слюны зеркало. Раковина, которая давно не используется, потому что сломались трубы, и мама их просто сняла, а новые так и не купили. Под раковиной поставили ведро, в котором собирается вода, и никому не охота каждый раз после мытья рук выливать воду в туалет. Старая советская стиральная машинка, которую не используют, потому что слишком утомительно разгребать кучи грязного белья, лежащие сверху. И возиться со шлангами. Вытирать пол – чтобы слить воду, надо открутить шланг и вылить воду на пол, а потом собрать в ведро тряпкой. Поэтому белье копится – стирать вручную мама не любит, говорит, что это адское занятие. Одежду в результате занашивают – если положить ее в стирку, это все равно, что выкинуть, или потерять.

Вдоль стены – ржавая ванна. Чтобы не прикасаться к липкому от налета дну, на него ставят таз и моются под душем, стоя в нем - не пачкаешь ноги, и не так противно. От того, что краны подтекают – ванна покрыта оранжевым налетом.

В такую грязь неприятно ходить даже кошкам. В ванной они гадят только под ванной. Там никогда не убирают.

Туалет. Уже давно не работает система слива. Лет десять. Сходил в туалет - набери ведро и спусти за собой. Но теперь стали подтекать трубы, и на полу влажно. Тут же засохшие экскременты. Их не убирают. А чтобы не смотреть – в туалете темно, и нет света. Это же экономит количество лампочек.

Нет света и в комнатах. Мама и брат сидят при свете настольной лампы и отблесках телевизора. От пыли и вони трудно дышать. И хочется выйти.

Бежать и никогда не возвращаться в квартиру, где меня уже давно никто не ждет.

Но меня и нет там, потому что в один прекрасный момент мама поняла, что я ей мешаю.