Интервью с поэтом Владимиром Штокманом об игре в поэтических произведениях

 

Сегодня вдруг пришло на ум,

Что не Науку,

Не Искусство

Искать нам надо...

А ИГРУ!

(Строки, найденные в Сети)

 

 

 

Анна: Здравствуйте, Владимир. Знакомо ли Вам, как человеку, занимающемуся поэтическим творчеством, понятие paidia?

 

 

Владимир: Здравствуйте. Да, конечно, в переводе с греческого это слово обозначает одновременно «детство» и «игра», она проявляется в естественном поведении homo ludens и одновременно является одной из категорий литературы и искусства. Римляне использовали термин ludus (лат. «игра»).

 

 

Анна: Вы знаете, Владимир, я открыла для себя эту интереснейшую тему во время работы над пьесой «Перевернутая пирамида». В одной из научных работ я нашла упоминание о paidia как о «свободной игре» в самом широком смысле этого слова. Сегодня меня интересует, применимо ли, на ваш взгляд, это понятие в поэтическом творчестве?

 

 

Владимир: Анна, недавно я прочёл переведенную польским философом В. Татаркевичем книгу Роже Каюа «Стихия и порядок». В ней изложена оригинальная классификация игр: от простейших (paidia), не ограниченных никакими правилами (их можно назвать импровизированными действиями и даже баловством) до более сложной разновидности (т. н. людические игры).

В принципе, когда речь идет об их проявлении в культуре и искусстве, между ними нет четко выраженных границ.

 

 

Анна: Скажите, сможете ли Вы, не только как автор, но и как читатель стихов других современных поэтов, определить наличие элементов paidia в стихотворном произведении?

 

 

Владимир: Начну с того, что согласно теории Р. Каюа, paidia делится на четыре типа: agon (соперничество), alea (азарт), mimicry (подражание) и ilinx (мистические игры, танец). Так вот, поэтическая сущность paidia проявляется в различных аспектах. Во-первых, в текстоцентрическом, который касается структуры произведения: mimicry – роли и явления в наблюдаемом мире; ilinx – звуковой слой (всевозможные структурные повторы, в том числе и рифмы) и параллельность мотивов; alea – символические, фантастические или сюрреалистические персонажи, предметы и события; agon – мотивы соперничества, сотрудничества, соревнования, контрастность персонажей.

Второй аспект поэтической сущности paidia связан с поэтикой восприятия текста. Он выявляет разницу между внутритекстовым и внетекстовым продолжением alea. Поясню. На первый взгляд кажется, что ilinx (повтор) одновременно является магией, чудом, побуждающим к совершению действия (alea). Но после более углублённого анализа становится ясно, что побуждение к действию (alea) наступает в результате воздействия разных «слоёв» литературного произведения. Это приводит к повторам (ilinx), а затем и к соперничеству (agon).

 

 

Анна: Владимир, я, как почитатель поэтического таланта и одновременно любитель театра (согласитесь, paidia в театральном и кино- искусстве – явление вполне натуральное), хочу назвать одного из авторов «Творчества для всех» - Андрея Листикова, который в своих произведениях, как мне кажется, широко использует различные разновидности paidia. Я прошу Вас прокомментировать мое утверждение.

 

 

Владимир: Действительно, в творчестве Андрея можно обнаружить ярчайшие образцы паидиальных структур. Недаром многие его произведения часто воспринимаются читателями как стихи для детей. Думаю, что это не случайно. Ведь игра – основной атрибут детства…

 

 

Анна: Вы наверняка правы. Но позвольте предложить Вам для анализа другое произведение Андрея «Не сущее (сэру Саше - с любовью!)», в котором я нахожу более близкое мне проявление чувства юмора. Есть ли в нём элементы paidia?

 

 

Владимир: Ну, хитроумную задачку Вы задали… Я хотел поговорить о других стихах Андрея, но сделаю уступку Вашей любви к театру. Кстати, самым первым и основным элементом игры является условность, договор между играющими, в котором устанавливаются правила или, в случае paidia – игровая ситуация, поле для импровизации (например, «сейчас я буду серым волком»). Поэтому драматургический текст начинается с прямого указания на действующие персонажи и введения в игровое поле (действующие лица и авторские ремарки). Так и в рассматриваемом стихотворении, первая строфа – это ремарка, в нескольких словах описывающая ситуацию:

 

На роллс–ройсе серебристого цвета Подъезжаю к дому на такой–то стрит.

 

И далее персонажи (действующие лица в пьесе) начинают произносить свои реплики, «конструирующие» игровую ситуацию. Хотя они и не названы впрямую и даже не обозначены прямой речью, читатель без труда реконструирует их из контекста…

 

 

Анна: Владимир, попутно хочу заметить, что автор «Не сущего» - очень интересный и тонкий собеседник. Вы не находите, что есть какая-то психологическая связь между умением написать (зарифмовать) текст (это может быть стихотворение или пьеса) и «сыграть» в жизни роль хорошего автора диалога. Согласитесь, что в жизни мы постоянно ведём диалоги друг с другом, словно участвуем в бесконечной пьесе, а поэты, прозаики, драматурги умеют записывать эти диалоги (монологи, поэтические высказывания) на бумаге или на экране монитора (хочется даже продолжить эту ассоциативную цепочку: пьеса – переносится на сцену, сценарий – на экран). И от способности правильно излагать свою мысль зависит конечный результат разговора: взаимное понимание. В основе этого процесса, так или иначе, лежит слово, умение им владеть и дар творческого самовыражения.

Но мы отвлеклись… Кстати, не хотите ли вы проанализировать другую поэтическую игру: произведение «Монолог поручика Ржевского…», - ведь это тоже проявление paidia?

 

 

Владимир: Доберёмся и до Ржевского, но я хотел бы продолжить. Итак, мы имеем двух персонажей – следователя и подозреваемого (вспомните детскую игру «сыщик, вор, судья, палач») – поставленных в условную игровую ситуацию, противостояние которых в диалоге представляет собой одну из разновидностей paidia – agon. Впрочем, в вашей «Перевёрнутой пирамиде» имеет место подобная игровая ситуация и даже одним из персонажей является Прокурор (судья и палач в одном лице)…

 

 

Анна: Если позволите, то от умения писать диалоги я бы вернулась к т. н. стихотворениям для детей (или о детстве). Скажите, какие трудности Вы испытываете когда анализируете, а тем более переводите на другой язык подобные стихотворения? Ведь мало перевести в рифму, нужно сохранить игровую ситуацию и ассоциативный ряд, заданный автором?

 

 

Владимир: Любой перевод начинается с анализа. Не всегда удаётся в полной мере передать все взаимодействия и взаимозависимости элементов оригинала. Однако, понимание того, как эти элементы взаимодействуют друг с другом и с «игровой ситуацией», помогает воссоздать эту структуру средствами другого языка, или выявить скрытые, незаметные поверхностному взгляду закономерности.

 

 

Анна: Владимир, в коротком интервью мы не в состоянии, какими бы хорошими собеседниками мы ни были, охватить и научную теорию, и проявление игры в произведениях различных авторов, и проблемы перевода поэтических текстов. Надеюсь, мы с вами встречаемся не последний раз. За Вами – последнее в нынешней беседе слово.

 

 

Владимир: Подводя итог нашей беседы, я хотел бы сказать, что поэтическое творчество само по себе имеет глубокие игровые корни: условность поэтической речи, повторяющиеся элементы структуры (метр, рифма), экстатичность стихотворных дискурсов, некая «потустороннесть» семантики – все это непосредственным образом связано с игровым началом, именуемым paidia.

 

 

Спасибо за беседу.