Придворный художник был о себе очень высокого мнения. Еще бы, с детства он знал, что талантлив, а когда вырос, то был в этом совершенно уверен. На всех он смотрел свысока, и на красивых девушек тоже. Видя это, они платили ему совершенным равнодушием. Его, конечно, это немного задевало, ведь время шло, и он уже был достаточно известен, а у него все не было семьи. И вдруг к своему собственному ужасу он заметил, что стал лысеть. Неожиданно для всех он срочно женился на скромной и милой девушке-сиротке. Он сказал ей, что любит её и сделает все, чтобы и она полюбила его, и была счастлива. На самом же деле,самому готовить себе еду и стирать себе рубашки ему страшно надоело, да и для уборки дома срочно нужна была работница. Не будешь же век сидеть на шее у мамочки. Но девушка всего этого не знала. Она только начинала мечтать о любви, любовь еще не проснулась в её сердце.

– Да, – думала она, – человек, рисующий такие красивые картины, не может быть плохим, он достоин уважения и признания.

Она не умела видеть человеческие души, не была избалована вниманием и радовалась, что не будет одинока.

– Я обязательно полюблю его, и у меня будут детки: девочка и мальчик.

Самой большой мечтой ее было иметь семью. Так она стала его женой. От её любви появились девочка и мальчик – прекрасные голубоглазые дети. Она вся растворилась в заботе и любви к ним, учила, растила, воспитывала. Дети были послушные и ласковые, они любили свою маму. Жизнь молодой женщины проходила тихо, незаметно, она никогда никому не жаловалась, никогда ничего ни у кого не просила. Внимательный человек мог бы заметить, что в глазах её нет радости и она так одинока возле этого, как оказалось, совершенно чужого ей человека, который стал отцом её детей. Годы не изменили его характер, все так же он был вечно всем недоволен. Она была так ранима, не умела себя защитить, а ему уже незачем было притворяться добрым и великодушным. Любое грубое, злое слово могло заставить её плакать. Её слезы раздражали его, но они же давали ему ощущение собственной силы и тешили его гордость. В её присутствии, совершенно не стесняясь, он ухаживал за другими женщинами, жестоко разрывая ей сердце, а она так хотела любить и быть любимой. Он был четко уверен, что сама в детстве ипытав тоску по семье и горькое одиночество, она не сможет уйти от него, чтобы не осиротить своих маленьких любимых детей, ее единственной сбывшейся мечты. Он знал, что ей некуда идти, и она не может детей лишить дома, так же как и расстаться с ними, без них ее жизнь для неё не имела смысла. Она понимала, что не сможет жить без своих деток. Так же знала, что судьба не подарила ей любви.

– Можешь уходить, – гордо заявлял он, – но детей я тебе не отдам.

Она слабела день ото дня, ей ничего не хотелось, и становилось все хуже и хуже. Он с утра до вечера, упрекал во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях, не прощая даже мелкие промахи. И даже заявлял что она пъет его кровь. Случайно обнаружив, в каком нибудь месте пыль, он бегал с испачканным пальцем, суя ей в лицо. А какой скандал он устраивал из-за примятой одежды. Ему всегда, что либо не нравилось или праздражало, это могла быть прическа, или даже запах еды, казалось, она должна принимать его недовольство с утра до вечера и этому не будет конца. Не дай бог ей не успеть приготовить обед, если к часу дня его не будет на столе, грандиозный скандал обеспечен. Свое единственное платье она должна была беречь, чтобы он не упрекнул её в расточительности и неаккуратности, на её платья он не выделял денег ими он распоряжался сам. А вы еще жалуетесь, что вам редко дарят платья, цветы и бусы или конфеты. А ей даже на день рождения муж дарил утюги, сковородки и гладильные доски, и она должна быть благодарной. Гостей она не смела приглашать и не имела права заводить друзей. Куда уж купить что-либо без разрешения. Грусть и печаль были её друзьями. Когда дети болели, она не спала, ночами молилась об их здоровье, отдавая им всю свою силу, оберегая их сон. Сколько могла охраняла их душевный покой, прятала свои невыплаканные слезы, свои горькие обиды, свою тоску. Сил становилось все меньше и меньше от безрадостной жизни, не согретой любовью и ласковым словом.

– Я скоро уйду, – думала она, – наверное, весь смысл моей жизни, был подарить Земле мою мечту, моих голубоглазых детей.

Но это она не говорила ему, она не смела, говорить о своих чувствах и желаниях, даже если бы и стала, разве он стал бы её слушать.

– Какая ерунда, мне это неинтересно, – отвечал он ей всегда.

Угасая день ото дня, она сидит, сторожа его картины на выставке. Красивые застывшие картины. В них не играет, не искрится жизнь Бездушные, безмолвные холодные. И находятся люди, которые восторгаются ими. И только ночью во сне она видит себя бегущей свободно на рассвете у моря. Слышит свой веселый смех, и топот ножек своих детей, которые бегут вместе с ней на встречу с солнцем. Но эту картину никто не напишет. Может только её дети, если будут талантливы и чисты душой. Её дети, которых она подарила Земле.