...Свой боевой нож я назвал Рэмбо. Почему Рэмбо? Всё просто: это был точно такой же нож, как у Джона. Какой он из себя - может увидеть каждый, если посмотрит "Рэмбо: первая кровь". Так что, описание излишне. А вот впечатление от него можно выразить весьма неоднозначно: бр-р-р!

В общем, вшил я себе в штанину карман-ножны и пошёл в школу. Учусь я, если это можно так назвать, в одиннадцатом классе общеобразовательной школы № 85. Скорее, тусуюсь среди прочих. Школа, вообще-то ничего, типичная тупо-совковая. А вот мудака того, который идею двинул про добавочный год срока, я бы лично порешил... Повезло же родакам: всего по червонцу оттянули. А тут одиннадцать паришься...

Про школу я впрочем, погорячился. Насчёт "ничего". Было бы ничего, если б не взявшийся невесть откуда целый десятый "В" уродов-лепреконов! Я думаю, они сами удивляются, откуда они на нашу школу целым классом свалились. Интересно, на каком языке с лепреконами этими учителя общаются. Они же, в смысле, звери эти - злые и тупые, просто жуть! Наверное, на языке жестов... Им даже отдельную аудиторию отвели, последнюю в дальнем крыле здания.

Короче, прихожу я в школу. На часах - на полчаса меньше, чем когда пора.

- Дай, думаю, проведаю братьев наших меньших!

Это во мне нежданно комплекс Годзиллы взыграл. Есть в нашем классе некто Юрец Пономаренко, пресловутая Годзилла: кулаки по пуду, головёнка - килограмм. Так он иногда проведывает лепреконов, говорит, русскому языку их обучает. По методу Годзиллы. После таких уроков возвращается запыхавшийся и со сбитыми костяшками.

У меня кулаки тоже, конечно, не маленькие, но, правда, не по пуду. В голове, как я до сих пор считал, поболее, нежели у Юрца Годзиллы.

- Кулаки, думаю, у меня нехилые, а на худой конец - Рэмбо предъявлю, вот лепреконы и станут в нужную позу.

Однако, не так всё вышло, как хотелось. Не успел я даже объявить тему "урока", как вижу - окружают...

...Вид ножа ожидаемого эффекта не принёс...

Я, натурально, - ходу, они - за мной. Боже, какая это была гонка! Лепреконы бегали быстро, но недолго и то, что я вначале перемахнул через пролёт лестницы, выиграв таким образом расстояние, спасло меня.

Круто свернув за ближайший угол, я нырнул в первый попавшийся подъезд и выставив перед собой Рэмбо, затаил дыхание. Уж, если найдут, хоть пару-тройку зверей с собой в адский котёл прихвачу...

Слышу: "Кергуду барбамбия!" И удаляющийся топот. Я перевёл дух. Проскочили не заметив, теперь гоняются за мною в квартале отсюда.

...Звонок мобильника - как тупым серпом по яйцам.

- Да!, шёпотом.

"Приветгдетебяхренноситпомнишьнеделюназадпоймалинашихдомушниковтаквоттысудья! Черезчасвактовомзалесудвсебудуттебянетждём!" Это Филимон, друган мой.

Трое из нашей школы за месяц обнесли десять или одиннадцать квартир. Неделю назад их поймали и руководство школы, в целях укрепления дисциплины и, чтобы другим не повадно было, решило устроить шоу: показательный товарищеский суд. Только вот меня за какие грехи туда Якубовичем назначили? Я ж даже на стрёме не стоял!

Делать нечего, толпа ждать не любит. Благо, что актовый зал и аудитория, закрепленная за нашим 11-Б, находились в соседнем от лепреконов крыле.

Я спрятал нож и, выбравшись из своего укрытия, осторожно осмотрелся. Никого. Со слабой надеждой на то, что удастся отмазаться от предстоящего спектакля, начал осторожно продвигаться в сторону школы.

Портфеля у меня не было: какой мужчина носит в школу портфель? Пара общих тетрадей за поясом - более, чем достаточный арсенал современного одиннадцатиклассника.

Вся наша тусовка уже была в классе. Когда я вошёл, Годзилла призывно махнул рукой. Я приблизился.

- Короче, чувак! Мне по химии пара светит и я с училкой добазарился, обещала поставить трояк. Но за это, зараза, напрягла, поскольку весна, обеспечить мытьё окон в аудитории. Мыть завтра будут ВСЕ. Врубился?

Ещё бы было не врубиться!.. Я взглянул на его кувалды и понял, что пришёл, похоже, очень кстати. С его точки зрения...

Тут зашла классуха и объявила, что товарищеский суд переносится на двадцать ноль-ноль. В школе делать было больше нечего и я свалил домой.

Когда я в очередной раз подходил к зданию школы, начинало смеркаться. Верный Рэмбо, невидимый, но грозный, ласкал ногу и придавал уверенности в себе.

В общих чертах я успел ознакомиться с делом (как-никак, будущий юрист, всё же! Потому, гады, и судьёй сделали!) и сейчас мысленно прикидывал, насколько оно может затянуться. По всему выходило, что через час-полтора "рабочий день" судьи закончится.

...Было без десяти восемь, когда я подошёл к школе. Вокруг - ни души. Похоже, все, кто пришёл, были уже в актовом зале. Я, опершись на перила, закурил. Мимо тащил какой-то баул серенькой наружности мелкий мужичонка. Вдруг баул раскрылся и из него, аккурат в лужу, вывалилась всякая всячина: трусы, майки, штаны, рубашки...

Мужичонка, на чем свет стоит, костеря баул, перемать и матушку Русь, стал лихорадочно заталкивать барахлишко обратно.

Я пригляделся. Мужичонка был похож на лепрекона, но только подрощенного: метр с кепкой, пятьдесят восемь-десять. В смысле, пятьдесят восемь килограмм, плюс-минус десять. И ОНО материло мою Родину!

Я решил поучить его патриотизму. Если честно, то было не столько "за державу обидно", сколько не давал покоя позорный инцидент с младшими особями лепреконов.

Выхватив верного Рэмбо, я с угрожающим видом двинулся к нему: "Чего-чего ты, сука, про Русь матушку лопотал?"

Мужичонка с каким-то виновато-затравленным видом обернулся и, вроде как, беспомощно развёл руками...

 

...Он оставил меня умирать в той самой луже, где ещё недавно полоскалось его барахло. Я лежал, не имея возможности ни шевельнуться, ни издать хоть какой-нибудь стон. На груди у меня мирно покоился Рэмбо. Что лепрекон со мною сделал, понять я не мог. Что это было: какое-то колдовство или образчик рукопашного боя - не знаю. Знаю только, что коснуться его я так и не успел...

Прошло не то пять минут, не то пять веков. На площадке перед школой по-прежнему никого не было. Стал накрапывать печальный дождик. Дикая боль отступала по мере того, как придвигались сумерки. Темнело быстро. В конце концов, боль исчезла совсем...

 

Из-за угла школы вынырнул рывшийся на помойке бомж. Увидев что-то большое, лежащее в луже, он с надеждой устремился туда. Подошёл, вздрогнул, постоял немного, колеблясь, потом нагнулся и подобрал с трупа боевой нож...

 

8-9 января 2003 г.