Она сидела, согнутая втрое, В грязи, что взбита тысячами ног, А ноги шли, чьи быстро, чьи спокойно, Сливались в нескончаемый поток. Она в лохмотья голову спустила, Запрятав догоревшие глаза. Угасли в них страданье и бессилье, И жизнь не возвращается назад. Трясущейся и грязною ладонью, Ей горе оголившей до локтя, Быть может, кто и будет остановлен, А чаще, так с досадой пролетят. Она нам не судья, она не зритель, Она в грязи. А мы? Да мы-то кто? Вы ей не подаете, ненавидя, Иль просто не охота лезть в пальто? И женщина, на щечках с кожей гладкой, Прошла, швырнув случайный пятачок, При этом сходу бросив: "Тунеядка..." А та ей, не расслыша: "Дай Вам Бог..." |