Нарисуй мне свой фиалковый глаз. Я раскрашу в чёрное, стану мыслить: «Чья-то смерть рождается где-то в нас, Где-то в нас… и кажется чьей-то жизнью». Ты, конечно, спросишь, зачем темно. Ты совсем не любишь, когда не видно. Мне не станет грустно, но лишь смешно И, пожалуй, больно, но не обидно. Я с тобой делился. И жил. И пел. Открывал все двери – да нараспашку. Белый свет… - ты видела – он не бел, Что твоя безумно-ночная рубашка; Он не бел, как саван, не бел, как снег, И – как даже парус тоски поэта… Это тайная мудрость слепцов-калек И моя метафизика цвета. «Чья-то смерть рождается где-то в нас…» Ты опять сегодня блестишь капризом, Потому что твой фиалковый глаз Омрачается взглядом сизым. Только я продолжаю водить углём – Где-то в нас, где-то в нас – по твоим портретам. И уже, мне кажется, днём с огнём Не увидится это «где-то». Так приходит вечер – и ночь – и ты Как всегда приходишь к своим прозреньям, Умирая прямо в мои цветы, Как в разбросанные вдохновенья. И тогда я знаю: твои глаза Для меня близогубы и близоруки: Только если горит в слезе слеза, Постигаются чьи-то муки. Почему я верю тебе сейчас? Почему я молю прощенье? Чья-то жизнь рождается где-то в нас Как моё к тебе возвращенье. |