РЯДОВЫЕ ВОЙНЫ

М. Синицын

 

Бабка Елена в который раз беззвучно прокляла все на свете – опара ну ни как не хотела подниматься:

- Наверное, хмеля мало добавила в отруби, вот дрожжи и дурят, - она устало закрыла квашню чистой тряпкой и задвинула посудину ближе к печи. Немного постояв посреди избы, достала из-под лавки свекольного кваса в жестяной кастрюле. - Захар, а Захар, - позвала она, - что ты там разлегся на печи, как кот на загнетке, слазь, моего шипучего кваску попробуй.

Она поставила налитую литровую кружку на стол возле окна, взяла из шкафчика два граненых стакана. Услышав звон посуды, с печи сполз дед. Покряхтывая, сунул ноги в обрезки валенок, накинул на плечи полушубок. Видимо, что-то вспомнив, опять полез на печь. Выцветшие, когда-то голубые теплые китайские кальсоны провисали на коленях пузырями, спадали с худющих стариковских ягодиц. Дед Захар подтянул кальсоны, высвободил руку из-под полушубка. Захватив с печи пол-литровую стеклянную, пузатую как брюхо у козы Мурки, пивную кружку позвал бабку.

- Елена, ну-ка, подмоги мне, что-то нога не цепляет лавку, - бабка, поддерживая старика, опустила на пол его ногу. - На кой хрен мне твой квасник? Плесни лучше из фляги в мою душеньку, - так он называл купленную лет тридцать назад по случаю емкость для пива.

Но служила эта кружка строго по дедову назначению – только под медовуху! Дернет старый, посидит, дождется пока старым жилам пробежит тепло и заведет извечную тему о пчелах. А о чем еще говорить? Живут они с бабкой уже больше полувека, дети давно разлетелись по белу свету. Да и поговорить деду больше не с кем. Соседей практически в деревне уже не осталось – молодежь разбежалась по городам, а старики почти все вымерли. В эти зимние вечера только и остается, как жить воспоминаниями о былом. Бабка на просьбу старика только отмахнулась

- Сам еле живой, а все еще «плесни»! Не устоялась еще твоя медовуха. Пусть до праздников постоит. - Под праздниками Елена подразумевала Первомай и День Победы.

Если Первомай проходил как-то привычно, то Победу они со старым отмечали особенно. И не только потому что выстояли войну. В этот день они с Захаром, можно сказать, стали мужем и женой. Еще молодой солдатик, находясь на излечении в госпитале, сделал в праздничной суете предложение санитарочке Ленке, девчушке еще со смешными косичками. Так они и идут по жизни рука об руку. В счастливый для всех день старики вспоминали и свой праздник. Захар доставал медали юбилейные – основная была как и у Елены, «За Победу над фашистской Германией». Остальные были уже лишь данью ушедшей войне.

Захар поругался на жену беззлобно:

- Все тебе, старая, жаль!

- Дуралей ты, Захарка, посмотри на себя - хуже смерти. Как весна, так корежит. Так своих пчелок на лето не выпустишь. - Бабка была права, как не крути, почему-то последнее десятилетие у Захара каждую весну начинались головные боли. Давала себя знать контузия.

До обидного было, их, еще сопливых пацанов, в марте сорок пятого, с пополнением направили в действующую. И был для Захара всего один бой, тяжелый, злой. Только в памяти и осталось от него вспышка взрыва. И все. Сразу госпиталь, победа. Комиссовали, до Японии тоже не пустили. И вот уже шестой десяток Захар все пытается вспомнить тот первый и последний бой. Сначала писал в разные военные инстанции, дети помогали. Ответ был один – войсковая часть расформирована после войны, других данных нет. И успокоился старый, махнул рукой на все. И с бабкой отмечают они Победу вдвоем. Конечно, власть вспоминает их. Всегда. Но только по праздникам. Дочь с сыновьями также каждый год поздравляют родителей. Жаловаться не на кого и не на что.

Елена навела в чугуне помои:

- Пойду поросюшку покормлю. А ты не озоруй. Вон какой больной, лезь опять на теплую печь, - она уже хотела открыть дверь, как в нее постучали. Поставив чугун и обтерев руки об фартук, Елена открыла. В избу вошли двое военных. Один еще молодой лейтенант, смущенно отступил в сторону, пропуская старшего.

- Иванов Захар Федорович здесь живет? – получив от бабки утвердительный ответ, майор снял фуражку. - Ну отец заставил ты нас попотеть. В вашу деревеньку сейчас по распутице не попасть совсем.

- А вы бы почаще к нам заезжали, может и узнали, как живут старики. - Захар слез с печи. - Елена, проводи гостей к столу. Я сейчас перекину одежонку, - и он ушел в горницу.

Бабка смахнула полотенцем со стола несуществующие крошки, включила в розетку самовар:

- Проходите, сынки, проходите. Гостей – то у нас не бывает почти, но к столу всегда печенюшка найдется. - В центре круглого, добротно сколоченного Захаром стола появились ватрушки, мед. Застучав чашками, бабка Елена быстро все расставила для чаепития.

- Мы по службе, не чай пить, - майор посмотрел на свои тяжелые от грязи сапоги.

- Ты, сынок, успеешь послужить, не торопись. Я же тоже военная, знаю как на работе вашей. Идите сапоги сполосните у крыльца, а я половики уберу пока, - гости вышли.

Из горницы высунулся дед Захар.

- А че приходили? Не говорили? – он застегнул ремень на брюках, оправил лохматый свитер, - Как? Пойдет?

- Хорош. Ничего не говорили. Сейчас сапоги помоют и зайдут. Ты заварник – то ополосни и чайку с душицей кипяточком залей. Самовар уже готов. - В это время в дом вновь зашли военные. Пройдя к столу, сели. Лейтенант возле окна на лавку, а старший на стул.

- Дедушка, мы к тебе по важному делу. Ты где войну закончил? В Германии?

- Какой закончил, до сих пор голова раскалывается от контузии. И никакой прибор погодный не нужен. За день все чую. Ни разу не ошибся в этих прогнозах.

- Ты, Захар Федорович, последний бой помнишь? Как все было? – майор прихлебывая душистый чай с медом пытался разговорить деда о том проклятом, первом и последнем сражении на немецкой земле. Но какие бы не были вопросы, дед ничего не помнил. Горько было ему, но не мог он вспомнить.

- Так, это …я ранен был, в голову. И не знаю больше ничего. Только в памяти почему-то лицо командира, тоже майора, как ты, стоит. Усатый такой, даже фамилию помню поэтому. Усатов. Во как! – дед, довольный собой, крякнул и посмотрел на бабку Елену.- Служивые вишь, воины здесь. А ты чай заставляешь гонять. Налей в емкость, что-ли. – Елена вышла в сени, пошуршала и занесла поллитровку «Зубровки».

- Ох! – Только и смог сказать Захар. - И я не знал даже! – он засуетился, кинулся за посудой.

- Дед, ты не торопись. Мы же здесь по делу. Из Подольска, из архива пришло к нам письмо. Проверили данные - точно наш Иванов Захар Федорович. Награда нашла тебя, дедушка.

Захар присел от неожиданности на лавку, потеснив лейтенанта:

- Какая награда? Мне все вручили, что можно.

- Видимо, не все. В том тяжелом сражении ты, Захар Федорович, был как герой. И танк подбил фашистский и командира своего собой закрыл, спас от гранаты. И оттуда контузия. Тебя увезли в тыл, а наградной лист ушел куролесить, искать тебя. Так, что на День Победы за тобой заедем, орден Красной Звезды вручим торжественно.

Майор еще что-то говорил, но Захар его не слышал. Он плакал. И вместе рядом с ним сидела и так же плакала, гордая за своего мужа Елена. Сидели вместе и плакали. Победители. Рядовые войны.