Да, тяжело с тем, кому нужно от тебя только одно. Но еще тяжелее с тем, кому от тебя ничего не нужно. Особенно если ты его любишь. Тогда многие из нас вздыхают: хоть бы переспать предложил! А не предлагает. И ты ничего не можешь сделать. Приворот? Не поможет. Будешь всю жизнь чувствовать себя ничтожеством из-за того, что это не твоя заслуга. Вот об этом лекций не читают, откупаются пословицей: “Насильно мил не будешь”. Я, правда, знаю таких писателей (имен не называю, но это из отечественной классики), чьи романы строятся вот на такой фабуле: она его ненавидела, пряталась под землей и за облаками, а он ее нашел, в темном углу прижал – и все, она уже его. Вот только это враки, ибо помимо физиологии, на которой зациклились вышеупомянутые певцы любви, есть еще и душа у человека. И она, будучи по природе своей чистой, такого надругательсва не потерпит. Она считает тело храмом и не допустит, чтобы в него входил тот, кто ее, душу, не чтит как божество. Насильно мил все-таки не будешь. Кстати, почему именно мил, а не мила? Народ что, тоже согласен с теми писателями? Советуют его забыть. А ты не можешь, до слез ссоришься с советчиками. И ты выходишь из дома на час раньше, чтобы заехать к нему и постоять под окнами его дома. Позвонить в дверь? Да вы что! Он же проснется! И целый день будет злиться на тебя за то, что ты помешала ему спать. Тебе пятнадцать. Восемнадцать. Двадцать пять. Сорок восемь. Возраст – лишь результат вычитания года твоего рождения из года текущего. Ты стоишь, прислонившись к стене, потому что большее ты не можешь себе позволить. Над тобой сгущаются тучи. Октябрь. Апрель. Август. Все равно. Быть дождю. Тебе холодно. Может быть, даже не оттого, что ты легко одета. Ты боишься. Боишься, что он пойдет в школу (на работу, в институт - какая разница?) в такую погоду. Обязательно промокнет, заболеет. А может быть, оставить ему записку: “Любимый, не выходи сегодня на улицу, сиди в тепле! Я так боюсь за тебя: ты такой хрупкий...” Или же с неба огромными хлопьями – специально в вашу честь – спускается снег. Тебе хочется, чтобы он тебя засыпал, чтобы перед окном стояла не живая, ранимая, чувственная, любящая женщина, а Снежная королева, для которой все – сплошной холод, которой чужды нежность и уж тем более сексуальное возбуждение. Но ты понимаешь, что с твоими внешними данными тебе не стать Снежной королевой - разве что снежной бабой 90-60-90, с длинным аллергическим носом и с метлой в руке. Потому что этой метлой ты потом сможешь замести собственные же следы. Чтобы Он не узнал о твоей слабости... У него кто-то есть. Или же он одинок. Или увлечен своими делами настолько, что забывает о том, что рядом кто-то находится. Ты от кого угодно можешь требовать внимания и заботы, но о Нем ты скажешь: “Разве ему до меня? Да и кто я такая, чтобы он помнил обо мне. Пусть приходит, когда освободится”. Конечно же, втайне надеешься, что это свершится. Но увы! – едва он закончит одно свое важное дело, тут же появляется другое. Как говорится, не отходя от кассы. Он любит Булгакова. Или “Арию”. Или барбекю. Или плавание. Тебе это известно. Он мерзнет в тоненькой водолазке. Тебе кажется – вот, нашла ключик к нему! Теперь точно не уйдет! Думаешь, ты запрешь его этим ключиком? А вдруг есть еще какой-нибудь замок с шифром? Как в сейфе, а? Замок, о котором ты даже не подозревала? Ты выучиваешь наизусть “Мастера и Маргариту”, а он вдруг заявляет, что Булгакова разлюбил и теперь читает взахлеб Штанкевича, о котором ты и не слышала. Ты даришь ему полное собрание сочинений группы “Ария”, а его лучший друг тут же выхватывает у него диск, обещая вернуть через месяц. Ты готовишь для него барбекю, а он получает отравление. И самое главное – он никогда не приходит на встречу с тобой в том свитере, который ты для него связала. Вот тебе и ключик! Глупая! Как ты можешь думать, что можешь разделить с ним то, что он не делит ни с кем? Он всегда будет считать, что ты не понимаешь всей глубины того, чем он увлекается. И потому не доверит тебе своих увлечений, предпочитая наслаждаться в одиночку. И потом, если ты выучила, помимо “Мастера и Маргариты”, еще и один из романов Штанкевича, - это что же, означает, что Он обязан за тобой бегать? Ты ждешь его прихода. Ты уверена, что он появится через час (неделю, месяц, год, десять лет) и ты ждешь. Даже если приползет к концу века, ты готова встретить его хоть через минуту – во всеоружии. У тебя есть “тренажер”. Это, как правило, тот, кого ты не любишь, но который тебе чуть-чуть симпатичен. Ты отрабатываешь на нем важнейшие “приемы” – о чем говорить, как правильно отказаться, чего можно потребовать, что лучше всего предложить. “Тренажер” изучен тобою не хуже потолка со всеми его трещинками. Ты понимаешь, что половину того, что вы “проходили”, тебе не понадобится, что врасплох тебя обязательно застанут, а самое главное – ты не умеешь расставлять акценты, потому что твой учитель тоже расставляет их не так, как Он. К примеру, тебя учат, как правильно отказаться. Спору нет, вопрос сложный. А ты чуть ли не на коленях умоляешь, чтобы тебе показали, как правильно согласиться! Ты приходишь на прием к святому Петру, стерегущему ворота Эдема. - Чего тебе надобно, старче? – устало спрашивает святой Петр. Он видел тебя уже тысячу раз: ты отпрашивалась в аду – авось наконец-то позволят хоть кончиком пальца правой (или левой) ноги ступить на райскую лужайку. Петру не велено пускать, и он сбрасывает тебя на землю. И ты живешь еще три дня. Месяц. Год. Десять лет. Для Него. Все ищешь этот ключик. И вот ты его находишь, этот ключик, вот ты сжимаешь его в окоченевших пальцах, стараясь не выронить, ты ощупываешь ногтями его шероховатую поверхность – и бежишь со всех ног, чтобы успеть открыть вожделенную дверцу. Но у дверцы выстраивается очередь – худенькие и такие, что не объедешь поездом дальнего следования, брюнетки и темно-русые, маскирующиеся под блондинок, девушки на выданье и «ляли», которым уже за… - и у каждой в руке точно такой же ключик. И каждая вопит: - Это мой – настоящий! А ваши – подделка! - Сама ты подделка! Мой – из чистого золота! - А мой ключ – скрипичный! - А мой – журавлиный! - А у меня холодный!подземный! - Вот и чеши себе под свою землю! - Да я сейчас тебя туда запроторю! Чуть ли не до драки доходит! Ну скажите, пожалуйста – какая нормальная девушка выдержала бы весь этот бардак? Наверное, предпочла бы повеситься. А ты с того света убегаешь, чтобы просто в очереди постоять. Каждая сует свой “настоящий” в замочную скважину... и убеждается, что ее ключ – таки фуфло. Хоть он и скрипичный. “Ха! Скрипичный! Это ж надо было такое придумать! Скрипичный, а дверь-то не скрипит...” “Вот уж пошутила – так пошутила!” – обижается неудачница и выбрасывает свой ключ. К дверце наклоняется следующая... Вот и твоя очередь. У тебя, как всегда, дрожат руки, хотя ты и проделывала это уже миллион раз. Дрожат, а потом начинают потеть. “Господи, как же я ему руку-то пожму?!” – с ужасом думаешь ты. Ключ будто сам собою оказывается в скважине. Кажется, подошел... Ты слегка надавливаешь – чтобы уже наверняка... Щелк! Ура! Получилось! Ты поворачиваешь ключ. Вернее, только пытаешься повернуть. И вдруг он сам начинает вращаться. По часовой стрелке. Ты застываешь. Или в испуге отскакиваешь. То же самое делает и вся длиннющая очередь. На их лице можно прочесть сейчас все что угодно: восторг, волнение, зависть, злобу... Только тебе не до этого. Ты затаив дыхание следишь за ключом. Дверца открывается. Он выходит, измученный и счастливый, - как всегда, слегка простуженный и целую неделю не ел. Протягивает к тебе руки – о, ты бы отдала еще десять лет своей жизни, чтобы это было на самом деле! Ты бросаешься навстречу, от счастья забывая, как тебя зовут: наконец-то, наконец-то ты получила то, за что сражалась всю свою жизнь! Ты чувствуешь, как твой висок касается его покрасневшего, пылающего уха, как смешиваются ваши волосы; Он часто-часто дышит в твою макушку. И вдруг его руки ослабевают, а в следующую секунду он с силой отталкивает тебя: “А, так это ты!..” И все. У тебя нет времени чувствовать себя раздавленной. На досуге ты бы, конечно, думала об этом – и только об этом. Но ты не знаешь, что такое досуг. Ты уходишь – на поиски очередного ключа. Без слез. Без лишних объяснениий – тем более без отчетов перед многочисленными соперницами. “Это не мужество. Это – все равно что почистить зубы. Вы же не привлекаете общественность к своей зубной щетке! К тому же это никому не интересно,” – говоришь ты подругам. Вот так ты живешь, а потом тебя вновь призывает Всевышний. На этот раз, кажется, навсегда. К тому же ты попадаешь в рай. И сейчас стоишь у ворот, тормошишь стража. - Послушай, - сердится Петр, - я уже насмотрелся на тебя. Чего ты хочешь на этот раз? - Пусти меня в сад. - В сад?! А, ну да, на этот раз, кажется, можно. Он открывает ворота. Ты оказываешься в самом центре этого буйства красок, ароматов и диковинных трав. О, сколько же тут света! И самое главное – никто не слепнет. И не кружится голова от запахов. Все сливается для тебя в одно пестрое пятно, которое переливается, вспыхивает, гаснет, вращается – и источает аромат всех цветов, какие только существуют в природе. А впрочем, откуда тебе знать – может быть, половины этих цветов и не существует. И вселенная будто бы берет тебя на руки и качает, качает, убаюкивает. Ты засыпаешь, постепенно растворяясь в этой новой, сочной, неведомой тебе природе. На крохотные частички рассыпается твое тело – и прорастает в земле ландышами, гладиолусами, астрами, ковылью... И вдруг ты просыпаешься. Неожиданно для самого Сада. - Что случилось? – спрашивает он. - Я.. я не могу. Отпустите меня. - Тебе здесь плохо? – удивляется рай, из которого, конечно же, еще никому не приходило в голову сбежать. - Мне везде плохо. Потому что Он... Он ведь остался на земле. - Вам не быть вместе. - Я знаю... Мы будем врозь. Хорошо. Но прошу тебя... позволь мне... посадить такой же сад у Него за окном! - Это запрещено. - Ну пожалуйста! - Нет. - Послушай... Ведь все эти растения – умершие, перешедшие в жизнь. Я хочу, чтобы Он понял, что моя любовь жива, даже когда меня нет... Саду только скажи о любви – он тает. И соглашается. Слишком много любовных историй происходило на этой планете. И я собираю семена. Он проснется, выглянет в окно – и ахнет. Может и не догадаться, чьих это рук дело, но суть не в этом: Он поймет, что Его любят. По-настоящему. Даже покинув этот мир, не расстаются с тем единственным, кто в этом мире. Ты вырезаешь в земле крошечный треугольничек – перед тобой открывается голубое пространство, куда ты сыплешь собранные зерна. Они обязательно упадут туда, куда надо. Каждый день, в любое время года и суток, Он будет вдыхать аромат тех деревьев, которые вырастут из твоих семян. И наверняка бросит курить, потому что этот аромат переполнит Его до краев, там не будет места сигаретному дыму. Правда? Ну скажи, Эдем! Правда? А-а, молчание – знак согласия?.. И через несколько часов ты снова подходишь к своему “окошку”. Он выходит в сад. Да, это настоящий Эдем на земле. По всем, как говорится, параметрам. Он робко касается ловкими своими пальцами диковинных стволов деревьев, ощущая себя, наверное, муравьишкой по сравнению с высоченными экзотическими пальмами. Но это только сегодня они экзотические, а завтра к ним все привыкнут, и будут с удовольствием срывать невиданные плоды – и благодарить Его, потрудившегося над этим садом. И Он, наверное, поднимет голову к небу – и отттуда ты будешь взирать на него, как мать-крестьянка на свое чадо, машущее ей из окна Фольксвагена. Такой сын не видит матери, да и не хочет ее видеть. Подумаешь, родила двадцать лет назад! Но мать никогда за это на него не обидится. Потому что материнство – миссия, а не товарный обмен. Да, пусть хоть что-нибудь в мире происходит без корысти. И тогда под окном каждого из нас будут цвести такие же сады. Только пусть каждая девушка, каждый парень скажет: да, мне не отвечают на любовь, но ведь это и не обязательно. А вдруг тому, кого я люблю, чувства ко мне не принесли бы счастья? Поломали бы ему (ей) жизнь, которая только начинается! Что тогда? Он садится на скамеечке под одним из развесистых кленов (надо же, и скамейки тоже семенами размножаются! Впрочем, если все будет происходить без коры...) Он садится, срывает былинку, грызет ее. О блаженный миг, когда видишь, что Его ничто не тревожит, не торопит! Ты ведь так этого ждала! Он облокачивается на пальму, которой все еще боятся соседи, потому что их фантазия не способна создать даже что-нибудь похожее. Да, ему завидуют, потому что им никто не дарил таких пальм. А ведь подарят! Непременно подарят. Если только они перестанут быть такими, какими есть сейчас – расчетливыми, коварными, циничными. Ведь Ему от тебя ничего не было нужно! Не нужна Ему была и ты. Сейчас Он счастлив. Ему подарили Эдем, а Эдем – это начало человеческого рода во Вселенной, Эдем – это детская чистота и праведность... Эдем – это свобода! Сколько узников мечтают о сободе – все ли получают ее безвозмездно? А Он получил. И ты любуешься Им, тебе кажется, что это совсем и не твоя идея, а так было испокон веков. И что Он никогда не рождался и никогда не умрет. Спустя какой-то час Он прижимает к себе маленькую, худенькую девчушку. Она волнуется, для нее это впервые. Но она готова повиноваться Ему. Она отдаст Ему все, что Он пожелает. Прямо сейчас. Он не отходит от нее ни на шаг. Спрашивает: “Что мне сделать, чтобы ты поняла, как я тебя люблю?” А она смеется: “Мне ничего от тебя не надо”. Ты плачешь? Нет... Разве в небесах плачут от счастья за любимого человека? В ладоши хлопают... но не ревут, нет. Это вы что-то путаете, господа... Чьи же это слезы тогда? Ее! Да, она ведь на земле. И Он только что лишил ее девственности. И ровно в этот миг грянул первый гром... это не Илья в карете проехал, а это в аду застрелилась большая, толста Жаба. Она больше никогда не будет никого душить. Потому что все будут жить... ...без корысти . ...без коры на их сердцах – той, что мешает дышать свободно, полной грудью. Бескорыстие – это свобода. Ученые пишут, что астме подвержены большей части люди, которым от кого-то что-то нужно. Особенно те, которым нужно только одно. Правда ли это – судить самим пациентам, но мы победим и астму, если будем жить без корысти. Без коры на наших легких. И любить будем тоже без корысти. И перестанем обзывать несчастной любовь, на которую не отвечают. Договорились? |