В меня не заложена программа анального секса, говорит она и я начинаю смеяться. Никогда бы не поверил, что когда-нибудь услышу что либо подобное, но я верю своим ушам и своим глазам. Я верю в то, что вижу и слышу. Поэтому я верю в голую девку, которая говорит мне, что не умеет трахаться в зад, потому что в неё не заложили такую программу. Звучит смешно и нелепо, но я это слышу, а значит я в это верю.

-Зато эта программа заложена в меня,- говорю я сквозь слёзы, и прислоняюсь спиной к стене, потому что чувствую, что могу упасть. В глазах темно и всё расплывается от слёз. Так весело мне давно не было.

Иногда даже самые банальные, и на первый взгляд совсем неостроумные, вещи могут вызвать приступ неудержимого веселья. Вспомните, как вы смеётесь, прикрывая рот ладошкой, когда кто-нибудь поскользнувшись больно бьётся головой о ступеньки. Вы смеётесь до тех пор, пока не увидите лужу крови вытекающую из треснувшего черепа, и даже иногда после этого. Смеётесь до тех пор, пока не оказывается, что человек, который только что был живым вдруг умер, но иногда и это вас не останавливает. Нелепо и глупо. Люди не должны так умирать, но всё равно вы смеётесь.

Говорят, смеяться полезно для здоровья. И я этому верю, поэтому готов взорваться хохотом при любой удачной возможности. Я смеюсь когда мне больно. Смеюсь, когда лучше было бы плакать. Это хорошо. Это не даёт мне сойти с ума.

Она говорит мне, что в неё не заложена программа анального секса, и я готов разойтись по швам. Но меня не оставляет мысль, что где-то я это уже слышал. Слышал много раз. Я вспоминаю, я думаю, я сортирую мысли и догадки, и наконец вспоминаю.

Мне снятся сны об искусственных людях, которые растут на деревьях, как бананы. Очень забавно выглядит. Забавно как всё непривычное. Куски плоти свисают с толстых веток, как переспелые фрукты.

Мясистые человеческие плоды.

Мне снится сон об искусственных людях, а на следующий день я обнаруживаю статью в газете, которая гласит, что эксперименты в области генетики вышли на новый уровень, и отныне женщины не будут страдать при родах, потому что смогут заказывать детей на специальных плантациях. Что-то вроде “магазина на диване”: можно заказать себе кухонный гарнитур не отрывая задницу от тёплого кресла.

Плантации детей.

Моё богатое воображение рисует картину: негры без футболок, их мышцы играют на солнце, у них в руках корзинки, и они срывают с деревьев младенцев, и складывают их в огромные кучи.

“Сперма, яйцеклетка и сто долларов. А через два дня ребёнок ваш” написано в статье. Написано так обыденно, будто на самом деле нам рассказывают о новом способе приготовления омлета.

Я смеюсь, потому что никогда ещё не видел ничего глупее детей на деревьях.

Желтая пресса не умеет молчать, говорю я, ковыряя утреннюю яичницу вилкой. Потом я включаю телевизор, и мне вдруг становится не по себе.

На голубом экране я вижу младенцев, присосавшихся пуповинами к огромным деревьям из плоти и крови. Корни деревьев сочатся плацентой. Ещё я вижу негров с корзинками.

И тут я понимаю, что больше не хочу есть. Я не хочу ничего об этом знать – лишнее знание всегда рождает печаль.

В меня не заложена программа анального секса, говорит голая девка передо мной. В глазах её я вижу сожаление и стыд.

Почти настоящие.

Почти искренние.

Почти человеческие.

-Ты же проститутка,- говорю я.- Впервые вижу шлюху, которая не умеет трахаться в жопу.

Микросхема в моей голове треснула при транспортировке, говорит она, и я качаю головой, отчаянно пытаясь не захлебнуться собственным смехом.

Я представляю, как огромные грузовики, длинные, как поезда, несутся по автострадам до краёв забитые секс-игрушками.

Шлюхи-роботы.

Интересно, а что с нами будет через сто лет?

Может быть от нас останется одна оболочка – все органы атрофируются, и мы превратимся в огромные овощи, потому что вместо нас всё будут делать роботы. Они будут кормить нас с ложечки. Они будут вливать в нас апельсиновый сок, своими железными руками орудовать нашей челюстью. Они будут давить на наши мочевые пузыри, когда мы захотим сходить по-маленькому. И кряхтеть вместо нас, когда у нас будут случаться запоры.

Шлюхи-роботы это только начало.

Хотя нет.

Начало – это дети-бананы. Вот с чего всё началось, а чем всё закончится, я наверное скоро увижу во сне. Я уже кажусь себе новым Нострадамусом. Только я уверен, он бы сошёл с ума, если бы увидел подобное в своих откровениях. Никогда бы ему не пришло в голову, что нас будут трахать железки, а детей делать люди в белых халатах.

“Если вы заплатите ещё сто долларов, ваш ребёнок никогда не вырастет”, было написано дальше.

Это наверное для тех людей, которые хотят собачку.

Теперь детская просьба: “Папа, купи мне братика” стала не такой уж и забавной. С каждым днём в мире остаётся всё меньше и меньше смешных вещей. И всё больше грустных.

-Уже целых два дефекта насчитали. Что ещё?- спрашиваю я глядя на неё. У неё есть несколько линий поведения: её можно изнасиловать, и она будет кричать, царапаться и плакать; ей можно приказать не шевелиться, чтобы можно было почувствовать себя некрофилом – можно трахать её вдвоём, а она даже не шелохнётся. Можно заставить её быть скромной. Можно сделать её распутной.

Уникальная домашняя шлюха.

Лучше резиновой куклы.

Её торчащие соски, совсем не возбуждают, потому что я знаю, что под ними искрятся провода и жужжат шестерёнки. Я вдруг представляю себя трахающим микроволновку или соковыжималку. Потом представляю себя трахающим её.

Никакой разницы. Железо оно и есть железо, как бы оно ни выглядело снаружи.

Я купил её за пятьдесят долларов. Наверное такая низкая цена даже не окупила затрат на её производство. Но тут не в цене дело.

Механические проститутки были специально изобретены и запущены в продажу, чтобы снизить число изнасилований. И, как ни странно, это подействовало. Думаю скоро будут выпускать роботов под названием “Жертва” или “Заложник”, для уменьшения числа убийств.

Теперь вместо женщин трахают механизмы.

Теперь вместо женщин страдают деревья.

Это хорошо. Но почему-то кажется мне неправильным.

Я купил её за пятьдесят долларов, а она при транспортировке ударилась головой и забыла что такое анальный секс.

Ещё, когда я только решил опробовать своё новое приобретение, она сказала мне, что у неё там что-то не так с п***ой, и я рискую своим членом, если попытаюсь её трахнуть.

Пятьдесят баксов за потенциально опасное для моих гениталий ведро с гайками и болтами.

Спереди она не может потому что у неё там непредвиденные обстоятельства. Сзади она не может, потому что не умеет. Наверное она скажет, что у неё болит голова, если я предложу ей сделать мне минет.

Пятьдесят баксов за робота-жену. Я хотел совсем другое.

Я собираюсь подать в суд.

-Что ещё?- спрашиваю я, глядя на её слишком уж идеальную фигуру обтянутую кожей без единого изъяна.

-Мои нервные окончания сожжены, и поэтому я не смогу испытать оргазм,- говорит она, и я опять начинаю истерично хохотать.

Какая бесполезная покупка; уверен она не умеет жарить яичницу.

-Скажи, а какой у тебя срок годности?- спрашиваю я, нежно прижимая к щеке блестящую железку.

-Вечность. Я работаю на вечных батарейках, и никогда не сломаюсь.

Дешёвая реклама, говорю я, глядя на неё, лежащую у моих ног с огромной дымящейся дырой во лбу. Я целую свой кольт и снова смеюсь.

По крайней мере я смогу трахать её в лоб.

А это, согласитесь, лучше чем ничего.