Ночью, при свете единственной в небе звезды

Книгу читаю, что набрана мелким курсивом.

В ней отвлеченного смысла тугие бразды

Тонут во мраке небес излучением синим.

 

Яти и еры сплетаются в музыку слов,

Их красота совершенна и неуловима,

Но ощущенье прозрений мерцающих снов

Мне возвращает небесное хладное вымя.

 

Робко к источнику тайных гармоний припав,

Словно бы Ромул к сосцам жизненосным волчицы,

Чувствую я как змеится наитий тропа,

И сокровение слова еще только снится.

 

Но пробужденье, как силу набравший шаман,

Тянет гирлянду глаголов и в смерчь увлекает,

И расползается, рвется, уходит туман,

Звездная пыль вензелями мелькает, мерцает.

 

Вот завихряясь, слетают на холст нонпарели.

И проявляется песня неясным эскизом,

Спета не мною она, а неслышной свирелью -

Только записана мною в немом пароксизме,

 

В муках восторга. То буйный восторг сотворенья -

Плещется холст, испещренный, как древнее знамя,

А на холсте - превосходное стихотворенье

Будто бы мною написано - кто его знает!

И за плечами моими шуршит оперенье...

Это не мною написано. Кем же? Не знаю...

Так и живу, ощущая полет и паренье...

Это не я ... это Там... но не знаю... не знаю..