Я вошел в комнату и почти сразу же с грохотом повалился на пол. А ветер сегодня был, несомненно, сильнее обычного. И хотя все окна и двери были крепко закупорены, я знал, что он здесь. Собака этажом выше уныло завывала, а я встал с пола и подошел к столу. Свеча горела как всегда: ровным, безразличным светом, скудно, но, по-моему, самым, что ни на есть замечательным образом, освещая все вокруг. Стул сам по себе вдруг упал, и я тут же понял, что так оно и есть. Я взглянул на потолок, увидев, что паутинка из трещинок становится все больше и загадочней, придавая себе все больше внешней красоты и не нужного смысла. Дверь заскрипела и в комнату вошли. Собака вновь завыла, а вошедшие бесцеремонно прошлись взад вперед и попытались мгновенно скрыться из виду. Я понимал, что что-то тут, несомненно, не так, но никак не мог понять что. Дверь вновь заскрипела, вошедшие стали все с большим негодованием шаркать своими старыми и износившимися ботинками об пол, а собака вновь завыла. Часы в углу забили какой-то час, а я так и не мог понять, в чем дело. Стул вновь перекувыркнулся. Я подошел к окну, но ветер завыл мне прямо в лицо. Тогда, вновь услышав лай собаки, я сел в угол. Я закрыл глаза. Из центра комнаты все более отчетливо слышалось шарканье, приглушенное скрипеньем двери. “Надо бы ее смазать”, – подумал я и стул перевернулся вновь. А часы в то время били уже пятнадцатый час…

Открыв глаза, я решительно встал и направился к двери. Скрип оказался прямо перед носом. Я вышел. Пройдясь немного по коридору, я оглянулся и глупо уставился в дверь.

Я вошел в комнату и почти сразу с грохотом повалился на пол…