Она эфемерна, неясна, Тонка, безрассудна, прекрасна. Рассыпанным шелком волос Она восторгала до слез. Глаза неземные, искристые, То серые, то золотистые, И матово-бледная кожа На сон предрассветный похожа. Пусть он не любил ее руки, Но с ней он не помнил о скуке, Что мучила так много лет Трезвоном фальшивых монет. Она эфемерна, неясна, Изящна, безумна – прекрасна. Ушла и оставила бред, Сон, запах, обертки конфет. Он долго бежал по следам, Пытаясь найти ее там, Где, верно, ее уже нет - Лишь только обертки конфет. Да, он не любил ее руки, Как голос тягучий злой скуки, Вернувшейся сквозь столько лет Трезвоном фальшивых монет. И он погибал вечерами, Нутро все пылало кострами, Его не тушило вино, Жизнь – точно плохое кино. Давили угрюмые стены, Вскрывались упругие вены, А жизнь затмевало вино, А где-то крутили кино... Ушла золотистая дива – Осталась печаль да могила. А скука сшивала вены, Белила угрюмые стены. И он полюбил ее руки, Лечившие раны разлуки, Ее безусловную бренность, Назойливо-мрачную верность. Стерпелся и слился он с ней, И прожил так до конца дней, Да выпил всю жизнь как вино, Хоть то и прогоркло давно. Тогда стала скука прекрасна, Как звездная ночь и напрасно Пытался он вспомнить – забыл, Ту, чьих рук он так не любил. |