На лунной крыше говорил со скрипкой О Боге, о любви, и о себе. Вкус ночи как у карамельки липкой, Спит рыжий кот на каменной трубе. И полон грусти мир, летящий в небо, Зажат в руке трепещущий щегол… Его спасла сухая корка хлеба, И тюбик краски, и последний холст. И всё же он не миновал распятья, Ушли друзья, на нём поставив крест. А были все когда-то словно братья, Взрывая буйством красок мир окрест. Над Витебском летит насмешкой славы Зеленая коза, рогами вниз. Какой травы, а может быть отравы Тебе задал художника каприз? Ему чужбина Родиной не стала, Он жил с лицом, развернутым назад, Туда, где вьюга снегом заметала, Как холст грунтовкой, красный Петроград. А мир признал, что вновь родился гений И грезил о любви, и о добре. В его картинах растворялись тени, Как свет луны на утренней заре. У Геббельса свои есть экзегеты: – Прочь иудея с нашего двора! Корёжатся библейские сюжеты В огне средневекового костра. Всё в прошлом. И покаяться успели. Но в словарях французом нарекли… И шлют псалмы российские метели В Сан-Поль-де-Венс, на краешек земли. |