Ситуации, которые предлагает нам жизнь, бывают обманчивыми. Казалось бы, выведав у Призрака тайну смерти отца, Гамлет получил право на законную месть. Преступление не должно остаться безнаказанным во имя высшей справедливости. Но Гамлет – прежде всего человек мыслящий. От размышления до поступка – целый шаг, и, чтобы его сделать, нужна полная уверенность в правильности своих побуждений.

 

Гамлет не торопится действовать – но и не раскаивается в своей медлительности. Какой-нибудь великодушный герой рыцарского романа совершил бы месть немедленно, не раздумывая – и остался бы доволен собой. Не таков Гамлет. Он сомневается. Чем выше душевная организация человека, тем крепче в нём сомнение, тем сильнее в нём дух противоречия. Но ведь именно благодаря этому сомнению Гамлет не торопится пролить человеческую кровь, пускай это будет кровь преступника, злодея!

 

А что если Призрак не прав? Ведь он отошёл уже в мир иной, возможно ли, чтобы память о прошлой жизни по-прежнему осталась при нём? Надо проверить: нигде не сказано, что призраки всеведущи. И тут на помощь Гамлету приходит Его Величество Театр. У него появляется возможность сделать гениальную режиссуру – и, возможно, реализация этого режиссёрского замысла принесла ему большее удовлетворение, нежели сама месть в окончательной редакции.

 

И вот уже Клавдий в ужасе поспешно уходит с представления. Он чудовищным образом себя выдал, развеяв, казалось бы, окончательно все сомнения датского принца. Чего ещё требуется Гамлету – иди и мсти. Но Гамлет опять медлит. Он уже не сомневается – он просто не знает, что ему делать с истиной.

 

А, может быть, Гамлет уже в этот момент сознавал, что месть его наполовину совершена, притом бескровно. В самом деле, кто мы такие, чтобы брать на себя право возмездия в этом мире? С другой стороны, зачем откладывать воздаяние на потом, уповая на муки братоубийцы в аду? Нет, пусть он вкусит ад ещё в этом мире! Пусть его постоянно терзает напоминание о содеянном и страх за свою душу. Пусть он посмотрит на себя со стороны! Возможно, увидев гамлетовскую «мышеловку» до своего преступления, он бы на него не отважился – духу бы не хватило. Удивительна сила воздействия искусства!

 

Понимал ли в этот момент Гамлет, что смерть Клавдия была бы не совсем полноценной местью? Да, она избавила бы его от душевных мук, но вернуть ему живого отца она была бы не в силах.

 

И Гамлет опять медлит. Не потому, что он нерешителен по своей природе. У него ещё есть время на раздумье – и он не торопится делать выбор. В другой раз, прочитав депешу, которая готовила ему смерть, он ни секунды не раздумывает, как ему поступить. Он сразу же принимает решение. Наверное, потому, что в данной ситуации оно представлялось ему единственно возможным. К тому же, здесь, безусловно, сработал инстинкт самосохранения… И когда он слышит голос фискала за портьерой, он берёт свой кинжал и протыкает ткань, скрывающую, как ему показалось, ненавистного ему человека…

 

Меня не покидает ощущение, что здесь что-то не так. Ума и решимости у Гамлета хватило бы на четверых. Но он всё время прислушивается к голосу сердца. Он не может понять, зачем его пытаются втравить в это безнадёжное дело о престолонаследии, зачем его, пока ещё свободного человека, пытаются лишить права выбора.

 

«Быть или не быть?» – это для него выбор приоритетности жизненных усилий. Должны ли мы вмешиваться в то, что до нас натворили наши предки – или, наоборот, этого делать не следует, ибо наше вмешательство, несмотря на самые добрые намерения, ничего хорошего, кроме крови, горя и мук наших ближних, уже не может принести? Нужна ли миру справедливость, оплаченная такой дорогой ценой? Стоит ли жизнь человеческая поруганной справедливости? Вот о чём, на мой взгляд, размышляет принц Датский, у которого, очевидно, знак Весы по ментальному гороскопу.

 

«А почему, собственно, я должен мстить? Пусть Призрак дождётся своего убийцу в царстве теней – и поступает с ним, как сочтёт нужным. Сын не ответствен за дела отца. Стоп. А как же я? Зачем же тогда я живу? Спать в одном доме с убийцей? Дожидаться его смерти, чтобы затем занять его престол? Неужели я так и остановлюсь в полушаге, ограничусь полумерой? А моя мать? Согласиться на этот брак? Никогда! Но что изменится в мире после моей мести? Ничего. Отца не вернёшь, Дания останется тюрьмой… Быть или не быть? Наверное, мне пока не под силу привести в гармонию расшатавшийся мир. Наверное…»

 

Разумного выбора нет. Гамлет слишком далеко зашёл в своих размышлениях. Аргументы «за» и «против» взаимно уравновесили друг друга – и это свело на нет его решимость. И тут его вывел из летаргии равновесия голос крови: его просит о мести родной отец, которого он так любил…