Продолжение.

Начало:

 

 

А зима у нас, крохотуля ты моя, все никак не наступит...

 

Я зиму не люблю, и это даже немного приятно - что все еще довольно тепло. Будто мы где-то на другой планете. В Лондоне, например.

Красота, правда!

 

Только вот жаба меня душит. Да так, что просто сил никаких нет: шипы очень жалко об асфальт тереть.

Коли уж, все равно переобулся, так подавай тогда уж срочно и снег со льдом - в неприятное, но необходимое дополнение к зиме!

 

Но не дают снега пока что-то… Молчат, нехорошие, и не включают ничего, кроме проливного дождя на целый день.

Будто издеваются.

Спасибо, что хоть дома отопление вовремя запустили. А то у нас с погодой так – сегодня дождь, а к утру – минус двадцать…Луна,однако...

Лучше поджаримся немного, зато живыми проснемся. А не как – ледяные статуи на главной площади. Во время праздника нашей зимы с широкой масленицей. По указу градоначальника.

 

И в телевизионных прогнозах о снеге – ничего путного не найдешь.

Даже Вуду Гало, друг и учитель Мамбы, который все обо все на свете знает, почему-то подозрительно помалкивает на сей счет.

 

И хотя он очень далеко от нас, на другом краю света, и его отсюда, с луны, совсем не видно, подозреваю, что и он таинственно ухмыляется, когда Мамбе через астрал что-нибудь про погоду на ушко вещает. Со своей вуудушной улыбкой доброго волшебника.

От которой, иногда, даже мурашки по коже. Когда про зомби всяких вспомнишь попутно.

 

…А шипы мои по голому мокрому асфальту все цокают, и шелестят, и последние нервы выматывают.

 

Правда, у автолюбителей есть поверье, что на шинах «гиславед» стоят плавающие шипы. Которые внутрь убираются, если колеса по твердому асфальту жужжат. И выпускаются только тогда, когда машина на лед попадает, и там крутиться начинает.

Прямо, как когти у женщин. Когда что-нибудь не по ним - они ведь тоже обычно, как автомобиль на льду, крутиться начинают. И вертеться – вокруг собственной оси. Только когти их и спасают.

 

Но, по-моему, про шипы и когти, - это всего лишь обычная городская легенда. Выдающая - как и все легенды на свете, - желаемое за действительное.

 

Во-первых, подумай сама, детка - где ты видела, чтобы у женщин когти убирались? Коготки, то есть? Да и зачем? Это мешало бы им всегда начеку сохраняться.

У тебя, к примеру, – разве убирающиеся коготки на твоих нежных пальчиках стоят?

Если скажешь «да», я тебе все равно не поверю.

 

Ты вот, иногда, - и под крайне горячую, как утюжок, нимфоманку, а иногда даже и под слегка невинную, бритую в нежных местах, нимфетку косишь…

Но не всегда этот номер у тебя проходит. Да-а-а-леко не всегда! И не со всеми. Не все же - такие дураки, как я. Не все денежные козлы на этот твой номер покупаются.

И вот тут, как раз, милочка, – и твои коготки наготове! По шкурам непокорных – хрясь! Всегда готовы, всегда выпущены и распушены.

Особенно, когда деньги под чужой шкурой чувствуют, а взять их не могут.

Казалось бы, нехорошо дающую руку царапать…

Но ведь нет же этого, моя сладкая? Нет! Все равно, торчат твои когти, как миленькие, наружу!

 

Если бы они у тебя убирались, то в предчувствии денег ты была бы аккуратней.

А то - как ты пишешь, взяла вот, и багровую рожу своему козлу в Лас-Вегасе расцарапала. Наверное, и не хотела так сильно…

 

Но уж, что вышло, то вышло… Взяла, да и расцарапала ему физиономию - во время той вашей генеральной бэдэсэмовской разборки в мотеле. О которой так много кричали большевики в ваших письмах – как в раньшее время выражались всякие ехидные, антисоветски настроенные личности. Вроде меня.

 

Думаю, хороша у вас разборка была - шла она явно на повышенных тонах, вперемежку с разными другими сексуальными мотельными изысканиями. Типа: в хвост и в гриву, и опять в хвост. А потом еще раз в гриву.

И была ты похожа на фурию.

Или на кого-нибудь еще, такого же разъяренного.

А совсем не на гурию…

В нежных местах - призывно бритую.

 

Да…

А с убирающимися внутрь когтями женщина больше всего действительно походила бы, наверное, на кошку. Или даже пуму какую-нибудь. Вкрадчивую. Нежную. Чуть ленивую.

 

Но этого же нет, это тоже из области городских легенд, по-моему.

На каких-то других животных женщины – как и все мы, лунные люди, бывают похожи, а вот на пум или кошек – это перебор.

 

Но не буду утверждать окончательно, это все же больше вопрос к зоологам.

 

Я,meine petit бон-бон, как ты знаешь, не слишком в вопросах женщин компетентен. Исследователь-дилетант, не более. Так все… по мелочи, да по мелочи…

По каким-то отдельным свойствам и вторичным признакам специализируюсь, когда в ударе бываю.

 

То, вдруг хвост - с метелочкой на конце – у дамы отмечу, то рога зафиксирую…

То большое вымя ощупью обнаружу. Или же его полное отсутствие… - что и без ощупывания видно…

А то еще какое-нибудь аномальное отклонение выявлю. Умственное.

 

Вроде фантазийного желания во рту сразу две мужских пятых конечности иметь. Одновременно. Или три даже…

Ты не бойся, моя сладкая, ничего с ней, с женщиной, при этом не бывает, как выяснилось. Даже щеки не лопнут. И от удушья никто не погибнет.

Проверено, поместятся эти наглые конечности там, во рту, да еще и место останется. Вдобавок, кстати, еще к трем, что снизу в нее вставлены…

В их фантазиях, конечно, в фантазиях, крошка…

 

Эх, эти женские фантазии… Пределов просто не знают.

А ведь главное, чтобы все это - навесу к тому же происходило.

Чтобы еще и крепкие руки со всех сторон эту сладкоежку поддерживали, и остренько так за грудь, еле просматривающуюся, пощипывали.

И кто-нибудь шоколадный - по попке плоской, как сковорода, плеткой слегка охаживал…

Так, чтобы всё, и сразу, и в один стакан этой сладкоежке сливалось.

Худющей, как смертный грех.

Хорошо, очевидно, горят сухие дрова. Жилистые и слегка костлявые. Так ей, сладкоежке, в ее умопомрачительных фантазиях представляется.

 

С кем такой натюрморт сравнивать прикажешь на милость? С какой живностью?

Я, лично, - в сильном затруднении нахожусь.

К зоологам, пожалуйста… к зоофилистам.

 

…Кстати, лапочка, а что это ты все о ней, о вашей разборке, вспоминаешь, а? Даже с некоторым садистским удовольствием, кажется? Или – с мазохистским.

И все описываешь ее, да описываешь. Наверное, чтобы мне приятнее было. Чтобы и меня подташнивало при чтении...

Судя по всему, запала она тебе в душу крепко, эта самая бэдэсэмовская порка. В смысле – очень понравилась.

А мне-то что о ней читать – только глаза об экран портить?

 

Ты пишешь, что даже парочку когтей на радостях обо что-то твердое, вроде его головных костей, обломала. С гордостью за себя!...

Чтобы и я тобой погордился. Хоть немного.

 

Надо думать, ты и сама, без меня, собой вполне гордиться можешь, если он недельный отпуск вынужден был взять. И потом утверждать на работе, что с ним несчастное несчастье случилось.

В зоопарке кто-то взбесился, из клетки сбежал, вроде рыси или тростниковой крысы размером с чемодан (не знаю, существуют ли такие в природе, как ты пишешь?). И на него набросился. Без объявления войны.

 

И вот теперь он судится, чтобы ему компенсацию зоопарк выплатил.

Но те, из зоопарка, утверждают, что он сам несчастное животное раздразнил, и дырку в сетке проделал. Поскольку, сам не очень вменяемым был. И туда сам забраться через эту дырку хотел, - чтобы животных покормить.

Во что, кстати, я – не очень охотно верю.

Уж больно он несъедобно выглядит, козел этот. Совсем не съедобным.И копыта, поди, с улицы не обмывает.

 

В общем, врун он у тебя еще тот!

Но – чего не бывает на свете… В минуту пароксизма. Вызванного неземной вашей любовью. От которой весь картонный мотель на окраине Лас-Вегаса трясся. И когти отлетали сломанные. И в стены впивались. Будто в боевике.

 

Так что, я горжусь тобой, ириска, – напросилась ты на комплимент. Настоящая ты Жанны Д’Арк! Закованная в кожано-латексовые наряды…Как некоторые достойные авторы описывают.

Хорошо, что тебя потом твой же козел за это не сжег на костре. Как ведьму. К общему обоюдному вашему удовольствию.

А то бы, кто еще мне письма бы писал?…

 

Мамба – вряд ли бы мне письма писать стала. Хотя и Сорбонну с Кембриджем закончила. Гордая очень. И ревнивая – просто ужас! И вообще – довольно ядовитая, если разозлить. Недаром Мамбой зовется.

Вместо писем – укус смертельный. Куда-нибудь ниже пояса.

И привет семье!

Чуть меня после театра на тот свет не отправила. Но об этом - чуть попозже.

 

Про Лизочку не говорю – она не по этому делу, письма писать.

У них там, в тамбовской школе, трудности постоянные с учительницами по русскому языку были. Часто болели учительницы. Что, впрочем, и понятно.

Заболеешь тут, при таких учениках, как Лизочка.

 

А про лесбиянок уж я и не вспоминаю…

Они не то, чтобы письма писать – только рекламу по слогам читать и могут.

Ну, а ты знаешь, милочка моя, какая она, эта самая лунная реклама. Как язык развивает.

 

Только ты у меня осталась, такая вот - писучая.

Я имею ввиду – пишущая.

Поэтому и приходиться мне от тебя терпеть лишние рассказы о твоих сексуальных праздниках и буднях.

 

…Читая тебя, почитывая, и при этом, эротически размышляя над строением твоего тела, я вот, что думаю - это пока даже технически невозможно, чтобы когти у тебя убирались. Они у тебя всегда выпущены, и прочно зафиксированы. И заманикюрины накрепко, словно бетоном залиты.

И об кость головы, естественно, ломаются. Если посильнее нажать, - с большим и нежным чувством. Которое ты все же к своему козлу испытываешь. Особенно, в те моменты, когда он тебе денег не дает. Из-за твоего поведения.

Ты особенно не переживай за сломанные ногти, meine Kleine.

Новые вырастут.

 

Кстати сказать - шипы из шин, пусть, даже, и плавающие в резине, тоже иногда вылетают. Когда от всей души на газ нажмешь, и резко сцепление отпустишь.

Мой совет – не нажимай без крайней необходимости и отчаяния на газ. Береги себя, все же.

И ешь побольше творога, в котором много кальция - для укрепления когтей, ногтей и других костных тканей. Вроде головы.

 

Да…

Если ты все еще настаиваешь, могу тебя еще разочек похвалить.

Надо отдать тебе должное, как ты славно над своим козлом поработала! Особенно, если учесть, что он тебя крепко страпоном, наручниками и прочей гадостью, вроде молнии на ротик, спеленал.

И еще петтинг использовал.

 

К слову, петтинг, это всего лишь, - как ребята всё в той же бане рассказывали – обоюдное поглаживание по всяким эрогенным местам. Для приятности. И друг об дружку терение. Во время обоюдного сексуального акта. Возбудительное. Носами и другими выдающимися деталями трение.

Видишь – и всего-то…

Как просто оказывается.

А ты что подумала?

Ты меня извини, это я просто от своей сексуальной малообразованности для красного словца неизвестный иностранный термин использовал.

 

Скажу тебе еще, - почти как родной, но очень от меня далекой, - смотреть мне на все эти ваши безобразия совершенно не интересно. Даже через «гугл» ваш, - прости ты меня, господи, грешного, за неприличное слово.

Я все же человек – высокоморальный. Эти игрища - совсем не для меня.

Я какую-нибудь попроще порнографию предпочитаю.

Классическую, что ли?

 

А еще, с некоторой обидой и ревностью за тебя, думаю: могла бы ты, кстати, и свои красивые, остро заточенные зубки в ход пустить. Когда свой ротик прелестный, пунцовый, на чужой пирог разевала. Если уж он, козел, тебя так своим домогательством глубоким доставал, как ты пишешь.

Взяла бы, да и надкусила его посильнее. В тот самый момент как раз, когда козел твой ротик по прямому назначению использовал. Глубоко и с интересом.

 

Усилие смыкания челюстей у тебя – как у пираньи. Или - как у акулы.

Уж я-то это знаю, проходили.

И надо было бы тебе еще лишь сделать быстрое легкое движение – вбок. В расчете на их исключительную природную наточенность и хорошую чищенность зубной пастой «колгейт».

Но, думаю, ты просто в письмах своих кокетничаешь. На самом деле, тебе это все нравилось.

А могла бы хорошее дело сделать, если бы зубками поработала. И себе, и даже своему козлу.

 

Я про одного господина недавно читал: ему какая-то гражданка в глубоком, заглатывающем мокром порыве - да так надкусила, что пришлось к хирургам срочно бежать, и подшивать что-то там. Надкусанное. Пока оно не засохло и не отвалилось окончательно.

Да еще, плюс - полиуретановую штуку в несчастную пятую конечность вставлять.

Чтобы не лишать беднягу вконец его коитуса.

Неприятная процедура, конечно… На первый взгляд.

 

Зато, теперь у него стоит постоянно.

Класс, правда?

Единственная загвоздка – и как только он все это хозяйство маскирует?

Неприлично же в таком виде на работу являться… Руками постоянно прикрываться, или полой пиджака… Или – к ноге привязывать... И тряпочкой стерильной обматывать.

Дамы возбуждаются, им трусики менять то и дело приходится. Их тоже пожалеть стоило бы… Сколько стирки…

 

Хотя, согласись, во всем этом есть и своя прелесть. Хорошая сторона.

А мелкие неудобства можно и перетерпеть.

Теперь он, надкусанный дружок этого господина всегда и ко всему готов. В любой время дня и ночи. Везде, и с кем угодно! Хоть вверх тормашками господина поставь – все равно готов! Стоит!

Что может быть лучше?

Далеко не всякому такое чудо дано!

 

Есть, над чем тут подумать – не находишь, brown sugar мой сладкий?… Как наши друзья, Кит Ричардс с другом Миком иногда со сцены выражаются…

 

Что, все-таки, лучше: с надкусанным, но стоячим бомбардиром, или с ненадкусанной, но постоянно висячей крохотулей по этому белому свету шагать?

По-моему, ответ очевиден. И спорить здесь не о чем.

 

Если бы я в такую ситуацию попал, то мне просто так и хотелось бы воскликнуть на месте того гражданина: вы, дорогие мои хирурги, вы его только пришейте мне обратно, и поставьте так, как надо! А уж куда его сунуть, или куда его спрятать – я и без вас найду! Ставьте и шейте его смелее, я за ценой жаться не буду! Страховая компания заплатит!

 

Если бы, вдруг, ты своего козла надкусила, у меня был бы повод тобою по-настоящему гордиться.

Хотя, это не очень патриотично, ему такое испытание желать. Все же, он ведь бывший наш, лунный житель. За него надо было бы мне болеть… Может быть, он совсем не хочет, чтобы у него постоянно стоял.

И вообще, я с тобой согласен, это и не очень-то солидарно хихикать. Над те, как он - так вот запросто, от какой-то нюхи… с глубоким ротиком, похожим на твой, - и пострадал…

А я вот над ним зубы скалю… Нехорошо.

 

Но ведь ты прекрасно знаешь, что я у тебя очень умный, тонкий.

В смысле – душевный. И тебя прекрасно понимаю, твою нежную внутреннюю организацию. В которую он своими грязными сапожищами залез, будто слон – в посудную лавку. Поэтому я – на твоей стороне.

Хоть мне и не очень этого хочется.

 

Кроме того, я - сугубый матерьялист, и совершенно отвратительный патриот, попочка моя куриная. Наша феодальная лунная поверхность вместе с уродливыми грибами-депутатами, делегатами, чиновниками и просто с обычным ворьем околополитическим, да прочим сбродом - мне совсем-совсем не нравится…

А мужская солидарность мне чужда.

 

Поэтому и не болею за наших, вроде твоего козла… За всяких делегатов и депутатов в прошлом, а нынче – простых американских бизнесменов.

Да, забыл сказать тебе - еще мне помойки не нравятся. Отечественные. Многочисленные. Сладко пахнущие.

Ужасно не нравятся. И запахи эти тоже. Наш фирменный дым отечества, так сказать. Едкий он чересчур. До тошноты.

 

…А знаешь, милочка, у нас тут с тобой уже занятный роман в письмах получается. Почитал я его немного, перед тем, как свой почтовый ящик почистить, и даже разомлел немного. От неожиданной гордости за себя. Любимого. И за тебя тоже – это же ты мне писать вдруг стала, карамелька моя сливочная.

 

Как принялась, как наладилась… Меня от моих лесбиянок и Лизочки отрывать. И от этой, как ее там… с мерзлым, в пупырышках, животом, которая у нас по конторе без дела слоняется. И все надеется, что ее какой, с верхнего этажа прямо из курилки в свои зимние райские сады затянет и уже не отпустит. Хоть бы даже в роли уборщицы держать там будет.

А все – из-за ее голого живота, как она думает, дура. Цвета сизого лежалого мяса, будь он неладен.

От нашего постоянного холода.

 

Вот никогда бы не подумал, что и я столько писем кому-то писать буду.

От большой любви, судя по всему. К самому себе, и, пожалуй, к тебе тоже.

И горечи, что любовь эта ушла куда-то в Америку с козлом, сильно расцарапанным, но, по-моему, успокоившемся и довольным..

И за бесцельно прожитые дни с тобой обидно.

 

Я ж в это время мог кем-нибудь другим вполне заниматься.

Что иногда и делал, кстати.

 

Впрочем, по-моему, и ты тоже также поступала. Так что – здесь нет ничего личного. Кроме нашей большой всеобъемлющей любви.

Хотя, если спросить - что есть любовь? – наверняка молчание в ответ раздастся.

Вот, и ты молчишь, крошка американская…

То-то и оно-то…

Что же это такое?

 

Как это не странно, недавно размышлял на эту тему. После того, как мы с Мамбой сходили в театр, и причастились к высокому. Ночью. После ураганных наших с Мамбой занятий, от которых я, обычно сплю, как убитый. Будто в диван закопанный… и сверху бетоном залитый.

Мамба что-то такое со мной часто делает, что я просто остановиться не могу. Будто монстр какой-то половой. Сатир. Даром, что копыт у меня нет.

 

И вот тут, в тот поздний вечер, после театра – вроде, и намучился мы и с Мамбой и еще с некоторыми гражданами, вроде Лизочки.

А как занялись любимым делом – какая там усталость к чертовой матери!

 

Кстати, да-да, не удивляйся, в театре мы мою б/у Лизочку тамбовскую с ее новым бой-френдом встретили… Вот уж, согласись, неожиданное для нее место для прогулок, правда?… Совершенно неподходящее, по-моему. Она ж всегда была совсем не по этому делу…

 

Как мы с Мамбой и Мобутой разместились в театре – рассказывать не буду.

Когда Мобута сел за нами с Мамбой, вся наша виайпи-ложа тут же и опустела. Мобуте это не очень понравилось.

- И здесь расисты одни, - сообщил он, наклонившись к Мамбе доверительно.

- Не думаю, - парировала Мамба, отстраняясь. – Тебе просто надо перестать постоянно думать о жаркОм и котлетах. И не есть чеснок, когда выходишь на люди.

 

Замечу, что нам с Мамбой тесный контакт с Мобутой – уже давно хоть бы хны. Привычные мы и к запаху мобутиному, и к его звучному голодному зубом поцыкиванию, и к его взглядам плотоядным. Которые он обычно бросает на окружающую его действительность.

Особенно, на женскую часть этой действительности. Что-то в этом есть вампирское.

 

Правда, актеров это с толку порой сбивало, когда они близко к краю сцены подходили, заглядывали к нам, и видели в темноте ложи сияющие чистым загробным светом мобутины глаза.

Актеры начинали путаться, и запинаться, а героиня, что все о свой корсет попой почесывалась, так та - вообще чуть в зал не упала. И после этого минут пять расхаживала по сцене молча. В себя приходила от стресса.

А все актеры дружным шепотом ей слова подсказывали. Пока один из них не догадался ее просто по спине хлопнуть.

После этого она затараторила совершенно невпопад текст - и со страшной скоростью. Что Мамбе очень понравилось.

- Какой талантливый, - сказала Мамба. – Только тут много насекомый. Почесывает часто. Надо дезинфекция проводить. С мылом.

 

В перерыве Мамба решила со мной не выходить. Она не курит, красную рыбу с шампанским в буфете тоже не ест.

- За такие деньги мы лучше две рыбы - в магазине купим. Более свежий. И с лимоном спокойно съедим. С вином. Или Мобута нам в речке поймает. У вас здесь широкий речка. Много рыба водится, однако.Красная.

- И синяя, и зеленая, - добавил Мобуту. - Я уже пробовал.

 

И я один пошел курить. Я рыбу не люблю. Особенно за такие деньги.Проще действительно рыбы из реки нашей, лунной отведать, и дальнему путешествию приготовиться. Чем такие деньги платить, как в буфете.

Но дело принципа – попал в храм искусства, изволь буфет навестить и театру помочь.

 

Смотрю – моя бывшая Лизочка с новым бойфрэндом по залу дефилирует. Ничего такой – бойфрэнд. Посопливее меня лет на пять, и выглядит неплохо. Как будто его пожевали, и выплюнули.

 

Щетина модная на кадыке, волосы сосульками. Костюмчик из подземного пассажа. Правда, сидит на нем - будто с рынка. И если приглядеться повнимательнее – все же с рынка, а не из пассажа.

Хотя и в пассаже у Кремля таких полно. Если приглядеться, опять же.

В общем – Голливуд для маленьких девочек. Старшего школьного возраста. Вроде Лизочки. Или тебя. Моя крошка незабвенная.

 

И жидковат он что-то. Мелковат. Видно, денег на нормальное трехразовое питание не хватает.

 

Моя бывшая Лизочка - как меня увидала, сразу – разворот, и куда-то вниз, по лестнице, к туалетам. Только что-то предварительно своему фрэнду на ухо – и вниз. Вздымая пыль ковровых дорожек. Видимо, животик прихватило. Надо было бы ее бойфрэнду предпредить, чтобы не бежала так. Там же очередь внизу.

Наверное, перепугалась, что я гадость какую-нибудь про нее скажу. Знает – что я умею.От страха и с животиком плохо стало...

 

Чудно – разве я не джентльмен?

Хотя, конечно, не такой галантный, как мистер Смит из Сити, но все же… Нормальный малый. Ты же знаешь, мой пупсик…

Тем более, что это я сам ее на порог поставил, как ты помнишь. И под попку коленкой выписал. Правильное направление придав. С легким ускорением.

 

Да и не нужно это – морды нам друг другу бить с ее фрэндом. Это ж – не твои разборки с козлом, правда? Морды прилюдно бить - только дамам тщеславие почесывать. Которое у них, видимо, где-то внизу их очаровательных животиков располагается. И чешется периодически к месту и ни к месту.

 

Кроме того – мне пока совсем непонятно, кто в выигрыше остался от нашего расставания. Она, он, или я.

Подозреваю даже - что я.

 

В общем, делаю вид, будто никого не вижу, и собираюсь к буфету. Но, чувствую, под локоть меня кто-то. Нежно, но твердо.

Я думал – Мобута за мной пришел, и в зал просит, к Мамбе.

Ан нет.

Ее новый лавер, киска, решил со мной познакомиться оказывается. Поближе, судя по всему.

 

- Извините, - говорит, - мы с Лизой не ошиблись? Это же вы? Правда, я вас значительно старше представлял. Значительно.

- Конечно, это я. Уже достаточно давно – все я, да я.

Только и я вас по-другому себе представлял. Значительно моложе. Существенно моложе - даже.

 

Набычился юноша, и в стойку. Но я – ведь тоже не подарок. Бываю крепок, если на мозоли наступают. Даром что ли в фитнесс хожу? Раз в год, правда. Но все же… Под настроение.

На девок поглядеть, кого-нибудь снять. Тетю какую, алчущую безумных приключений в серых буднях жизни. Когда мне чего-нибудь постненького хочется. Неиспорченного окончательно, к физкультуре тянущегося.

 

Вижу – лавер удерживается. От крутого разговора между глаз - удерживается.

- Слушайте, Лиза мне рассказывала, что вы ее всяким гадостям учили – так это? А она была девушкой чистой, неиспорченной…

А вы тут - со своим негативным жизненным опытом...

 

Вот дурак, правда? Я – не очень-то умный, но он – совсем дурак. На буфет так просто переть…

 

- Гадостям, говорите? Неиспорченной была?

«Как цветочек аленькой в твоей ладошке маленькой…» - не напевала она вам в минуту сладкой неги романс неизвестного композитора? Эх вы, чуня верхоянская!…

- Послушайте, я вам сейчас в морду дам. Мы брудершафта не пили…

 

- Брудершафт мне с вами – совершенно ни к чему, - говорю. - Не нужен мне брудершафт. Даже – за деньги. Вы лучше меня сначала послушайте. Приятно вас просветить будет...

- Просветить?

- Значит, неиспорченной была? Непорочной, как дева эта самая?... Повторяется что-то она. Прямо, слово в слово повторяется. Или забывается, что и мне уже говорила, будто у нее до меня один только был… Какой-то старикан мерзкий. Который ее всяким гадостям в постели учил. Еще там, у нее на выселках,в тамбовской губернии, на ее исторической родине.

Как от него в Москву сбежала, бедняжечка, не рассказывала? Мда… А на самом деле - что? Любит она - и в хвост. И в гриву. И ротиком любит поработать, и попкой… Вы сам-то этого не заметили? Или сами еще – необученные? Так она квалификацию поправит, не сомневайтесь…

- Да мы жениться собрались, сволочь! А ты мне такие вещи …

 

- Сам напросился, - говорю. - Нечего было лезть - я к вам с ней не подходил. Даже и не собирался. Меня в буфете рыба ждет – красная... А в ложе – принцесса. Черная!

- Хорошо, а что ты мне еще расскажешь? – не отстает ее кавалер, перейдя на «ты».

- Да что рассказывать… А она ничего пока – про тамбовского дядю, или мужа подпольного не говорила? А к больной маме не ездила еще? Ну, значит, все впереди. Если ты такой отмороженный.

 

Тебе вот сколько лет? Только сорок? И не женат еще ни разу? Что-то у тебя с лицом – значит. К доктору загляни, к дерматологу. Выглядишь плохо. И наивный какой-то.

- Ну, не женат… Ну, и что? Все как-то достойной кандидатуры не было… А она такая – замечательная… А ты, а ты…

Опять, вижу, накаляется. Напрашивается… Ладно. Будем дразниться дальше.

 

- Одеколончик она тебе дарила, уже? Полфлакона? Дарила - вижу. И бритву дарила? Почти новую. Так это от меня осталось. Ладно, пользуйся, брат. Я пока сейчас не заразный, в диспансере не так давно справки получал. В связи с предстоящей командировкой. В Африку.

 

Только вот, что учти. Когда этот твой цветочек аленькой в ванной подолгу сидит – она это бритвой ножки свои гладенькие бреет. Волосики быстро отрастают у нее на ножках. Чуть не каждый день – все отрастают и отрастают. А эпилятора она боится…

 

Кстати, костюм - ты где покупал? В пассаже, у Кремля, откуда вертится земля? Дорогущий, видно! Для свадьбы – вполне подходит. Плодитесь, размножайтесь, детки…Только поставка, видимо была особая. С Черкизовского. Как-то по лацкану рябь прокатывает. И ниточки вот тут у тебя лезть начали…

- Ах ты – сволочь!..

Смотрю, у него глаза совершенно безумные, и руки ко мне уже тянет…

- Я тебе урою, - за нее!… И за костюм!

 

Но здесь - откуда-то Лизочка выныривает:

- Ой, говорит, здравствуйте, мальчики! Алексей, представь меня, пожалуйста, своему знакомому… Мы с вами раньше нигде – не встречались? Вы на одного актера похожи… только не вспомню, какого…

- На Чарли Чаплина, - говорю, - Лизочка, я похож.

 

Боевой разворот – и в зал. Оставив наедине сладкую парочку. Как-то наша беседа затянулась – даже не покурил толком за приятной беседой. А звонки-то уже отзвенели.

И не увидел, дал он ей по рогам, или нет… И не интересно уже было. Ни к чему - в замочную скважину за чужим счастьем подглядывать, моя радость…

 

Ты, кстати, уж извини, я Лизочке твои ножки приделал. Чтобы ему приятней было. Надеюсь, не в обиде, что я их у тебя позаимствовал? Вместе с бритвой?

 

Путаюсь в гардине – они нарочно, когда свет гаснет, гардину опускают. Для удобства входящих. И - нос к носу с Мамбой.

Она, оказывается, за мной пошла – меня в буфете искать. И Мобуту за ее спиной горой высится. Сцену заслоняет.

Все-таки передумала, видно, на рыбу дорогую потянуло. Театр – заколдованное место, всегда и всех на рыбу тянет!

 

- А кто эта двое? – спрашивает Мамба. - Не та ли, что ночами позванивает? В самый хороший момент? Когда ты во мне пребываешь?

 

- Угадала, радость моя. Именно – она, когда я в тебе пребываю. С большим удовольствием. И ее новой бойфрэнд. Он тоже, кажется, мне ночами позванивает.Когда в ней пребывает. Или будет теперь – позванивать... В неподходящие моменты...

- Вы - как два петух сошлась… - Ну и вкус у нее… Что это она дедушков любит? А у тебя с ней – амур?

- Вот, принцесса, что ты обо мне думаешь, значит...

- Нет, мне нравится, когда ты во мне пребываешь. И сегодня будешь пребывать – неоднократно. Но больше с этим нехороший девушка не встречайся. А не то – не будешь пребывать. Я тебе – обещаю.И нигде пребывать больше не будешь. Мобуту постарается. Правда, Мобуту?

Молчит, сволочь, зубом цыкает.

 

Я так думаю, моя радость, что чравильно мне предчувствие говорило – лучше в кино было.

Там вобл сушеных не часто на экране показывают. Все же - бизнес большой, зачем столько денег терять-то сразу...И меньше риска на Лизочку наткнуться - к высокому тянущуюся. Кинтоеатров-то много, а театров - по пальцам одной руки сосчитать можно.

А то ведь и действительно, нигде нее будешь пребывать - с Мобуты станется...

 

А в голове у меня крутилось, моя сладкая, прилипчивое: гуд бай, мой лавер, гуд бай, мой фриэнд… Как слюнявит этот крючочек, любимец медиков и педиков - по телевизору с утра до вечера…

 

Что самое удивительное, хотя мы с Мамбой и надулись друг на друга, но после театра я часа полтора как машина какая-то сатирическая… Совершенно не мог от нее оторваться.

Даже Мобута за дверью, по-моему, беспокоиться стал, к нашим шорохам и прочим всплескам бессонно прислушиваясь…

За мое здоровье стал беспокоиться. Не устроила ли Мамба из меня себе сладкий легкий ужин. Почти фруктовый. Без моего согласия, естественно… За театральное представление.

 

А мы-то тем временем… Да еще как!

И кончить мне даже часа полтора – тоже никак не удавалось. Или Мамба мне не давала. Да и не хотелось, если честно… Хотелось удовольствие как можно дольше протянуть. Все я на грани, как канатоходец, балансировал.

 

И еще ощущение у меня было такое, что кто-то мне несколько лишних прочных дюймов снизу добавил. Которые Мамба даже в себя полностью принять не могла.

Хотя, ты же знаешь, я уж чем-то таким особенно выдающимся похвалиться и не могу.

Средние медицинские размеры, как одна моя знакомая некогда очень метко выразилась.

 

А тут – на тебе, просто порнография какая-то, аномальная. Почище, чем у твоего бедолаги Джека, вымахала - когда мы с тобой еще о нем слишком хорошо думали.

Впрочем, он теперь уже мне не конкурент. Ты напиши, пожалуйста, когда он свадьбу играть задумает. Однополую.

 

Так вот, хотя у Мамбы приличный запас по глубине есть, - с какой стороны не подойди, и я таких восхитительных поцелуев глубоких в жизни не видал и не пробовал, а и тут все до конца не помещалось, и по определению поместиться не могло.

Эх, умеет она это. Просто заурчать, как павиану из саванны, хочется.

Такое вот ощущение.

А когда она своей восхитительной тонкой талией поворачивается, и идеальной формы попочку под ласки подставляет – прямо сразу все выплеснуть хочется, и еле от этой ранней бестактности удерживаешься.

 

Я думаю, в этом есть какое-то колдовство.

Недаром она - любимая ученица племенного Вуду Гало. Который на службе у ее папы, и может запросто мертвых оживлять, а неугодных зомбировать, и правильно погоду предсказывать даже способен! Только про нашу погоду почему-то молчит, как в рот воды набрал. Но я тебе уже об этом рассказывал…

 

А еще - ты не поверишь, на тотализаторе всегда беспроигрышно играет…

Но не пользуется почему-то, чудак-человек. Хотя запросто разбогатеть мог бы.

Вот, кого тебе с твоим Смитом, Джентльменом с большой буквы, в Лас-Вегасе и не хватало. Для усиления твоего слабого пола.

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

 

 

 

 

© Copyright: Марк Хена, 2006

Свидетельство о публикации №2612010070