*** У теней сиамских - разные владыки. Континенты между ними. Знаешь, мне теперь так просто стать великим, И не просто вспомнить имя. Знаемый лишь нами, наш язык кошачий, Очевидно, напрочь вымер. И не в небе - только в чашках снов бродячих - Звёзды кажутся живыми. И к чему играть с невидимыми в жмурки? - Это тоже очевидно. Над тенями поработают хирурги… И - в колясках инвалидных Эти - нет, не тени: лоскутки, заплатки - Станут чёрно-белой прозой. Что с того нам, что не солоны, не сладки У теней сиамских слёзы? В Цирк Луны ли им податься или - в горы, Или - вновь молиться Богу? Над телами потрудились живодёры, Но теням - врачи - помогут. *** Волнистый туман - камуфляжная сырость… Сиамских теней мозаичные корни… Туманом твой рыцарь до смерти застиран. Аллюзия призраков - всё иллюзорней… Седых гладиолусов райские птицы Белеют застенчиво в паводке зрелищ… До места пустого застиран твой рыцарь, И белые пятна летают в капели. Династии окон гремят якорями И глобус Сатурна с бельём вместе сушат. Быть может, всё это могло быть не с нами?.. И правда, у нас ведь - чудесные души! А осень ползёт по асфальту босая… Я - призрак, привыкший к чужим опозданьям. Когда ты проходишь, а я исчезаю, Такое мгновенье зову я - свиданьем. И взгляд твой, и вздох твой - любой, затрапезный - Мне кажется всё: смертоносной заразой. И всем - кроме нас - в этом мире известно, Что мы не увидимся больше ни разу. Чтоб ты, Невидимка, не вспомнила даже, Что в прошлом и мы - в унисон - обитали, Чтоб ты не узнала - меня в камуфляже По запаху слёз и подглазья окалин, Чтоб нервами призрака призрак не ранил, Чтоб Город Затмения был неслучаен, Мне нужно на время - растаять в тумане, Тем более, если туман всё крепчает. *** Звонили из юности. Напоминали, Что мой часовой механизм заведён, Что шквалы пыльцы на лету задремали, Что бледная смерть и меня подождёт. Из неба папирус сценария яви Упал и - лежит на озябшей волне. Капризная рукопись автора правит. Меняются строчки, кричат обо мне. Их скаты читают с большим интересом, Колибри цитируют их искони, Но больше всего они нравятся - бесам, И вовсе не нравятся Богу - они. И будет ли тишь на моей панихиде, Не всё ли равно мне, не всё ли равно? Хоть Моцарта, хоть Мендельсона - зовите! - Мне всё равно, правда. Я умер - давно. Нелепую старость уже не рассердят Мои ненасытные пегие сны. Любовь - это чучело искренней смерти, А смерть - это пугало лживой весны. И будут ли воры в моей пирамиде? В саду моём кто-то по-детски поёт… Любовь научила меня ненавидеть, И я ненавижу - за это - её. *** Сиамские тени сидят на бордюрах И кротко гордятся своею фигурой. Они - патриархи лучей златокудрых. Их спрашивал кто-то курносый и хмурый, Как близко до утра. Сиамские тени у нас - ницшеанцы, Но кошки - не сыщики вычурных радуг, И чопорных ратушей кошкам не надо, А надо им пристально-призрачных танцев И лунного яда. Но людям не видно кошачьего ада: Ва-банк не играют, не просят пощады, И каждый декабрь я след твой теряю Под снегом, которому нравится падать… Как близко до рая? Сиамские тени тебя пеленают В кипящую ткань моего Адонаи… Люблю твою память, свою - ненавижу! - В твоей так уютно, в моей - проходная… Срывает афиши Расчетливый непререкаемый ветер На самом рассвете, на самом рассвете, Афиши с анонсами Армагеддона… - Ведь до сих пор рожи нам корчит крик сплетен, К кресту пригвождённый. Горит Аркаим фиолетовым блеском, Лишь миг и: не город уже - арабеска. Стоит, ощетинясь. Беспомощен реверс. Глаза неподвижные, лунные - резкость Наводят на север. И, кажется, их испугать - невозможно. Волынки сознанья проветрены прошлым. Но свет был в туннеле и только в туннеле, И всё было тускло снаружи и ложно Под пеплом метели. Я вновь обрету всё и вновь - проиграю. Сиамские тени так просто сгорают И каждое утро бегут к человеку… И каждый декабрь я след твой теряю Под снайперским снегом… *** Наш лес беспризорный, кромешный - Не этот, и дом наш - не этот… Роняя жемчужины в нежность, Проехали ведьмы в каретах… Ты снова и снова ошиблась, И вновь ошибёшься, похоже, В телах преднамеренно-гиблых, Под чьей-то древесною кожей, В медузах, в улитках, в дриадах, И в сорной траве на Гавайях - Скрываясь от нашего ада, От нашего счастья скрываясь… И вот, обращается в камень Звезды излученье на трассе. Норд-ост, опалённый снегами, Нарциссы горящие гасит… Кому это надо, чтоб снова - Быть коконом, маской, костюмом? Из пазухи неба ночного Явись же и выход придумай! И где мы с тобою зарыты?.. Ведь это же - бред беспросветный! Я падаю в космос открытый, Хватаюсь за землю, но - тщетно… Лечу над чугунной природой, Над городом нашим бумажным… Ну, выдумай, выдумай что-то! - Мне страшно! *** По лестницам вниз пешеходами наго Нисходим в сомбреро В чешуйчатый мрак закаленного страха… Враги Люцифера… От Дьявола к Богу, и снова - к могиле, По кругу печали… В три хода нам мат, как всегда, объявили… Наш враг - гениален. Снопы наваждений ночных - всё багряней. Все мраморней - ночи. Погоня за смертью - в гранёном стакане, И если ты хочешь, То станет любое кольцо - обручальным На каждом из пришлых. Но мы - безнадёжны, и всё - неслучайно В костре неподвижном. *** Тусклый вечер покаянные цветы сжигает в поле. Високосный снег-отшельник прячет погремушки. Мы - рабы хронической бесстыдно-адской боли. Мы - у дьявола на мушке. Амазонки горделиво рассекают эпилоги Негативов прежних эр теченьем снежных лодок... Одиночества боятся лишь единороги. Одиночество - свобода. Можжевеловая совесть мёртвой дискотеки Впрыскивает невесомость в пешек обречённых. Кто теперь пойдёт по тротуарам пегим, Снежной ветошью мощённым - Вместо нас? ... Теперь нам - не расхаживать по миру. Вместо нас в калейдоскоп судьбы заброшен вечер. В этом городе отныне, в храмах и квартирах - Моментально гаснут свечи. Свадьба безысходности и вечности. Гвоздики. Хризантемы. Тут же - смерть и неотложка. Прежнее - иллюзия. Мы ветрены и дики. Снег раздавит нас в лепёшку.. Ты не знаешь, сколько будет этажей и окон В нашем светлом доме, в том, которого не будет... Ты не знаешь, будет ли темно и одиноко Без улыбки нашей - людям... Я не знаю, кто вернётся первым - внеурочно! - В этот вечер, от которого забыты коды... Многого не знаем. Но одно мы знаем точно: Одиночество - свобода. *** Не прячься в тёмных трюмах. Это всё - небылицы ярости. Я устал от сказок ещё в детстве. Сердце всё тише. И вновь револьвер, нацеленный на фобию старости И готовый к осечкам, выстрела не услышит. Хороводом эпох на наши сны объявлена вечная травля. Всё тише сердце и всё громче его эхо. Но я никогда тебя, незримая, не оставлю. В эволюции Зодиака всегда найдётся прореха. В зимующих джунглях искал я туманы говорящие, Спрашивал об этом времени зернистые недра. Ты точно такая, как прежде, НАСТОЯЩАЯ. Меняются только направление и сила ветра. *** КОШАЧИЙ ГОЛЬФСТРИМ Теченьям вразрез я летал без смущенья, И все они кланялись мне одному. Но есть на Земле и другое теченье. Течение Времени - имя ему. Жирафом надломленным воздух вокзальный В замочные скважины - шахты судеб! - Разведывал твой полуостров хрустальный И шарил в его озорной темноте. В термометрах ртутности, загнанных в жабры, Зашкаливал наш утопический страх. Теперь же бояться нам нечего напрочь. И, кажется, нечем уже… А вчера… - Тотемные звёзды в удушливых ризах! - Вчера ещё - нас созерцал ваш салют, Сегодня - я томно ласкаю карнизы, А завтра - пунцовый асфальт возлюблю! *** КОШАЧЬЯ ИМПЕРИЯ Империя лунная рушилась мирно - По капле, по веточке, по кирпичу. Возможно, твой путь был прямым, но - пунктирным. Я звал тебя долго. Теперь я молчу. И звёздам морским, переводчикам сурдо, Казалось, что всё в этом мире - старо, И Солнце зашло за лампадные юрты, Крылатые кирхи и розу ветров, В своё оправданье, нахохлившись гуру, Ни слова не сшив, не утешив меня. И видели лужи, как гулко и хмуро По мускулам Лика блуждает сквозняк. Но если бы, если!.. Не будет о "если"… - Бессмысленны стали и яви, и сны… И тени сиамские тут же исчезли… Какие же тени - от блёклой луны? *** ШОУ Сиянья полярные дразнят экватор Своим неземным и мохнатым кино. И я, вероятно, забуду когда-то Всё то, что Она - позабыла давно... Унылое зрелище для - нибелунгов, Роскошное зимнее шоу для - нас... В душе - пустота, в поднебесьи - рисунки... Миграция неба в воронку окна... В кого ты мутировал, Бог первозданный? И ты - превратился в сплошной алкоголь? Чтоб - я утолил свою жажду быть пьяным? Бесчувственных радует всякая боль... Впустую, бесцельно хрипя в караоке, Повис над пустыней аскет-Водолей. В кого ты мутировал, Бог одинокий? Теперь ты такой, как и все на Земле. И память так кстати уходит со сцены! - Похоже, что это всего - эпизод. Но смотрят феерию - аборигены. На пенсию память навек уползёт. Актриса всегда вразнобой с настоящим. Из прошлых никто ей не скажет: "Ещё!" Душа - это крепость над морем штормящим. В душе - посторонние??? Вход воспрещён! ... А где-то на юге в то утро, в Стране Кочующих Радуг - купаясь в рассвете, Сиамские тени услышали ветер, И ветер в наморднике пел о - весне. *** Адам не любил яблок И потому остался в раю Наедине с собой и своим бродяжничеством, Снящимся седой Еве. Ему даже не пришлось вспоминать Обезболивающие молитвы, Ведь Отец знал, Что время неразборчиво И всё приводит к нулю. А Ева воспитывала Каина, Променяв молитвы на таблетки равноденствий, И храбро смотрелась в кривые зеркала, И всматривалась в сны, Где её муж Неподвижно сидит У входа в их соломенную хижину И готовит ужин На две персоны… Так на Земле родилась тоска. Ева обжигалась жареной бараниной, Морочила головы Раскачивающимся безднам веснушчатого заката И злилась на мужа За то, что Тот любит черешню Больше, чем яблоки. Так на Земле родилась обида. В водоросли дней Запутывались медузы и пятнистые каракатицы, Звёзды мчались навстречу друг другу, А их отражения в мёртвой воде - Друг от друга прочь, А Ева сидела на глиняном обрыве И совсем не удивлялась Присутствию морщинок В золотистом зеркале, А потом - спрыгнула в бездну. Так на земле родился Ад. А Рай продолжал течь поперёк времени, И Адам ни заметил Ни отсутствия морщин на своём лице, Ни безмолвия Евы, А если бы заметил, Даю честное слово, Он полюбил бы яблоки. *** Так что же, Ева, расскажи всем нам о рае, О том, что нам давно не снится, О том, как можно жить без слёз, не умирая, О том, как выглядел Денница, И что ты видела вдали - сквозь тропосферу - У райских маявшись окраин, И чьи мы дети - Бога или Люцифера, Кто папа - Авель или Каин… Прощенья не проси у всех своих потомков. Они тебя давно простили. Поверь: когда-то кто-нибудь из нас, из ломких, Пришлёт цветы к твоей могиле. Когда поймёшь, что день - настал, ныряя в зори - В лицо рассмейся бездне, И выключи все маяки в прозрачном море, И, выключив - воскресни! *** Нет, не от Вечности тень отразилась. Помним тот день, как сегодня. Адам Яблок не ел, и того - не вкусил он. Так и остался в раю, без стыда… "Было приятно глаз, вожделенно…" Третья глава Бытия, стих шестой… Яблоко - Время, и яблоко - тленно. Змей - это грусть с оголённой мечтой. Нас deja vu игнорирует даже. Брезгует время ломиться в меня. Библия врёт. Это дерево - наше! Змей, без сомнения - наша родня. И не воззвал наш Создатель к Адаму, И не сказал ему: "Где же ты, где?" Еву считали Прекрасною Дамой. Думала Ева о смерти в тот день. Кто запустил в Мироздании время? Ты? Между нами. А впрочем, молчи! - Сквозь перепончатокрылую темень Кажется радугой гейзер свечи. Нет, на Прекрасную Даму в те годы Всё ещё Ева похожа была. Позже она разругалась с природой. Позже - состарилась и умерла. Дерево… В Библии пишется: "древо"… Впрочем, какая нам разница? Пусть! Как тебе Яблоко Времени, Ева, Грустная-грустная Ева, на вкус? *** Внимательно подслушивай теченье времени Сквозь жабры раковин морских. Ведь сплюнет океан в каком-то декабре меня На берег, в хищные пески. Найди следы руки моей на древних крейсерах, Распробуй кровь мою в воде Вот этих наводнений, океанов, гейзеров… Мои улики есть везде. И будет пауза. Молчанье певчих раковин Морских - тебя насторожит. Ухмылки будут с каждым днём всё одинаковей У неприкаянной души. В иных мирах ли, иль в иных тысячелетиях Искать тебя - не скажет Высь. Кольчуга следопыта видит в нас комедию. Найди, найди меня! Явись! Я вижу в небесах кровавые стальные ножницы, Времён взрезающие ткань. Но ты успеешь. Ты зарю возьмёшь в помощницы. Ты будешь вовремя. Предстань! *** ЖОНГЛИРОВАНИЕ Луна в нас кидается грустью, камнями И нитками вечного зыбкого сна, В котором бы лишь утопиться - цунами! - Но мы - легче Сна... Вот такая Луна! И сном, и бессонницей до смерти сыты, Мы только - зигзаг сквозняка в темноте... И мир наш беспомощный , наскоро сшитый, И мы, мимолётные, тоже - не те. Мы очень похожи на тех попрошаек, Которые клянчат тепла у машин. Мы улицы на декабри умножаем, И делим сугробы на топку души. Но боль, как всегда, обратится строкою, Окуклится свет в колокольных шатрах. Мы делим мгновенное на дорогое, И вновь получаем: двоящийся страх. Мы всё забываем, и вновь - сатанеем. Таков наш тернистый истоптанный путь. Опомниться - запросто. Помнить - сложнее. Запомни меня так как есть. Не забудь. Я думал, что зверем приручен охотник, И больше не будет нас мучить Луна. Прости. Я ошибся и я - в преисподней. Ручная любовь улетела от нас. *** ПТИЧЬЕ МОЛОКО Эмбрионы осени рыбачили вдали. Штормовая тишина спала в каютах. Мы здесь были. Мы на миг в сознание пришли, Маршируя по дороге в Никуда из Неоткуда. Всё, что есть теперь - пустые россыпи штормов, Спрятанных в шкатулки, где им, якобы, уютно… Нам не проще оттого, что снежною зимой По дороге в Никуда из Неоткуда - многолюдно… Всё, что будет впредь - пустые россказни о том, Где пылает Андромеда, вспугивая темень, Что за ящеры ночуют в море, подо льдом, И зачем остановилось в миг разлуки нашей Время… *** В ПРОФИЛЬ Нет яви. Есть - воображенье. Очнись от спячки, и тогда Лишатся смысла все движенья И всех нас в мусор пустота Сейчас же выкинет, конечно, И ты поймёшь, столкнувшись с ней, Что нет и не было безгрешных, Да и греховных тоже нет, Что пустота перекрестилась, Запутавшись в добре и зле, Что жизнь ещё не зародилась На этой огненной земле, Что в чреве разъярённой тверди Зачнут червивые дымы - Единство времени и смерти, Единство памяти и тьмы, Что потому всё в мире - тайна, Что ничего в помине нет, Что миражу мираж случайно Приснился в обморочном сне, И тот взаимностью ответил, И миражи, спускаясь с гор И убаюкивая ветер, Друг другу снятся до сих пор. Их ветер сдул уже с пустыни, И сны их - стали сниться: нам, И, утонув в движенья линий, Мы сами снимся этим снам. Взгляни на смерти зарожденье Извне, и ты поймёшь сама, Что жизнь - невольное виденье, Что мир - оптический обман. А мы - внутри! - живём и дружим, И веруем, что мир - живой. Взгляни на этот мир снаружи И - не увидишь ничего. *** ЭЛИЗИУМ Зачем я украл у немого бродяги Во взрослую Комнату Страха - билет? Здесь все - беззащитны, бесцельны и наги, Но каждый сотрёт - предыдущего след! Здесь люди боятся всего, кроме смерти... В песочных часах похоронена тьма. И нас - в многомерном грядущем - начертят Сиамские тени сошедших с ума. Довольны осечкой бесцветных знамений, Они - словно мы: тоже - некуда пасть, Они - словно счётчик застывших мгновений. В утробе кощунства Земля родилась. И мудрые люди в безумное время - Лишь: ржавчина крыльев в седых небесах, Смирительной жажды тягучая темень, Гремучая, ловкая лень беглеца... Меня позовут: не откликнусь! Зовите И ждите! Когда-то ждал я: не пришли! Здесь каждый - Иуда, и каждый - Спаситель! Здесь все - крепостные, и все - короли! И людям не надо ни зрелищ, ни хлеба. Привыкли: и верить, и ждать - на бегу. И только румяное пухлое небо Прокуренным басом твердит нам: "Агу!" *** КУДА? Бессонницы огненных знаков По лысине неба скользят. Я даже не думаю плакать. Пришельцы не плачут. Нельзя. Но время не может - обратно, А мы не желаем - во тьму. Слова никому не понятны. Слова не нужны никому. И смысл печали таёжной - В плену притяженья Земли. И мы на Земле невозможны, Пока невозможен Delete. Змеиный язык откровенья Понятен любой тишине. Закат улыбается зренью. Не смей тосковать обо мне! |