Я пел вам, парни, перед боем и после боя тоже пел, и что-то важное такое сказать вам песнями хотел. Сумел ли? Это неизвестно, и лишь гадать осталось мне, была ли среди спетых песен была ли среди спетых песен та, что нужна здесь, на войне. Я пел, вы помните, о доме, о тихих летних вечерах, а вы в пылающем содоме, в пропахших порохом горах друзей теряли и надежду живыми выйти из войны... Я был, наверное, невеждой, я был, наверное, невеждой, глупцом, слепцом со стороны. Я много пел, но мало понял, в чем и признаюсь, не греша: пусть не горит и пусть не тонет парнишка русский, но душа? Она в грязище и кровище, в смертельной устали своей вдруг прогорит до пепелища, вдруг прогорит до пепелища - и что тогда вам делать с ней? Я пел, не ведая ответа, но все увидев без прикрас, я понял, что никто на свете его не даст мне, кроме вас. И на каком-нибудь концерте осмелюсь вас самих спросить: вы столько знаете о смерти, вы столько знаете о смерти - ну, как вам с этим дальше жить? |