Она ползла изо всех сил и уже не скулила.

Живот был вспорот, шерсть слиплась от крови. Камни, ветки, трава становились препятствием на её пути. От холода сводило челюсти, и только лязганье зубов говорило о том, что она ещё жива. Солнце заваливалось за горизонт, а впереди маячила холодная осенняя ночь. И всё…

Но вот чьи то сильные руки бережно перевалили её на брезент, и она погрузилась в сон. На утро проснулась от жажды, жалобно проскулив, повела носом, учуяла тот же запах рук, увидела миску с водой, не поднимаясь, обессилено плюхнулась мордочкой в миску и, было не понятно, умерла или уснула. Несколько дней всё те же руки ухаживали за ней, а она в благодарность лизала их.

Прошёл месяц, рана затянулась и, делая первые прогулки, собака изо всех сил старалась угодить хозяину. Приносила к его ногам палки, тряпки и разный хлам, который находила на помойке. Хозяину это не нравилось, он каждый раз ругал её, а она не понимая это, подчиняясь своему инстинкту, продолжала отрабатывать свой хлеб.

Так бегая по примятой траве, разрывая сухие осенние листья, подпрыгивая и заваливаясь на спину, вдруг насторожилась, ноздрями втянула воздух, и не смогла остановиться, повинуясь азарту охотника, с надрывистым лаем бросилась к кустам. Ёжик свернулся в клубок и замер, в надежде, что опасность минует его, но лай не унимался. Широко расставив лапы, собака ловко хватала зубами за торчащие во все стороны иголочки и много, много раз подбрасывала ежа, в ожидании мгновения, когда он обессилит и расслабит свои мышцы…

Она вернулась к хозяину, радостно виляя хвостом, побежала назад, маня за собой.

А там, в кустах на золотистых листьях распластался с распоротым брюшком придушенный ёж. Становилось холодно. Приближалась ночь.