-Лето кончилось, милочка, - проворчала вечно недовольная Анфиса Геннадиевна уже собирающейся уходить, последней в этот день пациентке Игната Ипполитовича. И, наверное, впервые в жизни Анфиса Геннадиевна была так опрометчиво права, ибо лето и впрямь ещё на прошлой неделе смотало в узелок свои старомодные удочки, безнадёжно, тем самым, канув в лету. До следующей встречи.

Непонятно только, почему в её словах прозвучал столь мощный по своей эмоциональности упрёк в сторону той самой запоздалой пациентки, безутешно кутающей в шерстяной платок свои распущенные по-праздничному космы.

Из-за приоткрытой двери кабинета доносился мерный храп Игната Ипполитовича.

-Игнат Ипполитович велел мне прийти на следующей неделе, - робко сообразила пояснить пациентка.

-Ну, велел, так приходите, - Анфиса человеком была необщительным и весьма, надо заметить, крысоватым. И сию крысоватость давно уже все вокруг приметили. Да она и не пыталась её скрыть. Пациенты её боялись, а Игнат Ипполитович не упускал случая, чтоб не выразить своего по этому поводу отношения: «Ох уж эта крыса-Анфиса».

Пациентка бесшумно вышла из дома. Анфиса поспешила отрезать ей всяческую возможность для отступления и повернула в замочной скважине ключ.

Храп Игната Ипполитовича, по всей видимости, как и его сон, достигал в тот момент своей кульминационной обозначенности, а следовательно, Анфиса Геннадиевна могла себе позволить абсолютно безнаказанно в одной из отдалённых комнат покосившегося дома, делать всё то, о чём она так мечтала в течение этого трудового дня. Но как только физически она достигла того пространства, где в её мечтах происходят любимые и выстраданные занятия «для души и тела», как она сама их обзывала, желание полосатым шаром выкатилось из лунки, а книга пыльным свёртком из-под подола её бело-грязного халата. Да так и осталась там лежать - "Волшебная гора" из серии "Романы для самоликвидирующихся домохозяек".

Анфиса Геннадиевна с минуту подумала, как же поступить в данной ситуации. Ведь столь драгоценное время нельзя тратить впустую. А душа и тело жаждут подпитки, хоть бы в виде сливочно-кремовых десертов, о коих в данной глуши никто и не помышлял.

Анфиса Геннадиевна истерически стала крутить глазами по всему периметру, а затем и диагоналям комнаты. Мозг подал импульс, и взгляд остановился на желаемом предмете, стоящем в углу, именно в том, в который впадала последняя описываемая диагональ. Предмет был наглухо покрыт несколькосантиметровым слоем аллергичной пыли. У Анфисы Геннадиевны заблестели глаза, она схватила первое, что попалось ей под руку, (этим первым оказались чулки капроновые от «Голдан Лади» местного пошива) и протёрла смакующими движениями этот пыльный нарост, не забывая нескромно громнко чихать, побрызгивая слюной. Но вдруг рука её дрогнула, а после и вовсе расслабленно упала, раскрыв перед Анфисой Геннадиевной новый и одновременно хорошо забытый старый мир. В этом предмете она увидела себя - постаревшую за 5 лет крысоглотства, поседевшую, не от старости, а от скорости, почти завядшую, но по возрасту совсем ещё не старую женщину. Анфиса Геннадиевна пошатнулась, не смея поверить в своё отражение.Забытое и измененное до неузнаваемости в потоке дней. Но это была ещё одна опрометчивая правда за день, и она понимала это.

На лицо Анфисы Геннадиевны неровным слоем ложились прозрачно-блестящие, незнакомо-солёные по вкусу капли.