КИЕВСКИЕ ЗАРИСОВКИ

 

 

1

 

 

ЛАВРА

 

Благолепный фрегат:

Перламутр, бирюза…

Белокаменных врат

Развернув паруса,

Окунул купола,

Точно весла, по грудь

В пустоту, в зеркала –

Отражения суть.

 

В синеве маята

Позолоченных пик.

В медной полости рта

Колоколит язык.

 

Силуэты святых

Озаряют – не то

Ореолы вкруг их

Глав, светящихся что

Одуванчиков пух

В благовесте лучей.

Эх, настроить бы слух

На беззвучный ручей!

 

Да зрачок навсегда

Поселить в белизне

Этих стен, где звезда

Различима во дне.

 

И где света берет

Само небо взаймы –

На заход, на восход,

На познание тьмы…

Неподъемная тень

От собора легла.

От крестов, что мишень,

Вся исколота мгла.

 

Так из верха в ночи,

Что из дыр в решете

Ниспадают лучи,

Дабы нам в темноте

 

 

Не терять эту связь

Со звездою своей,

Без нее становясь

Все черней и черней…

Дабы слиться в одно

С клокотаньем внутри.

Милый мой, не в окно,

Так в лицо посмотри!

 

Ты увидишь на нем

Отпечаток искры,

Из которой потом

Возникают миры.

 

Крестный ход… и везде

Между всходов земли

Только след на воде

Тихой баржи вдали,

Да летящей, не весть

Куда, пары тех крыл,

Обнимающих весь

Поднебесный наш тыл.

 

Увлекающих наш

В окуляре слезы

Взгляд на верхний этаж

Белизны, бирюзы…

 

август

 

 

2

 

АНДРЕЕВСКИЙ СПУСК

 

Путь голубя, выпорхнувшего из Подола.

Жест-волна от запястья к плечу.

Булыжник пристально и подолгу

Смотрит вдаль сквозь каштановую парчу.

 

Это единственный выход к набережной, к точной

Своей копии на смятом рябью холсте.

И река с переулком, избрав тебя точкой

Пересеченья, оказываются в хвосте

 

Воспоминаний чрез год иль два.

Когда отсутствие твое там

Подвигает к письму слова,

Что взгляд с высоты к шагам.

 

конец августа – 5 сентября

 

 

3

 

ДОМ ТУРБИНЫХ

 

Веранда

Если и пить чай,

То непременно здесь.

С выходом «сразу в рай»,

С видом на смесь.

 

Стекол – в дыму лет,

В мозаичных лучах

Утренних… в рыжий плед,

Что в мантию, облачась.

 

Лестница

Перила помнят апрель,

Дождь, молоко в бидоне…

Как лучшая параллель

С хозяйской ладонью,

 

Они-то и есть ось

Дома, где скрип ступенек –

Единственно, что спаслось

От памяти – преступленья.

 

Прихожая

Из боязни остаться

Запертым и в тени

Крошечное пространство

Наказанному сродни

 

Ребенку, взглянув за ту

Дверь, проживает в замочной

Скважине пустоту,

Как будущее – заочно.

 

Гостиная

Зима. Прислонясь щекой

К стеклу, за метель гардины

Встала судьба щенком –

С белой макушкой сына.

 

Один только не зачах,

Печален средь нас и жалок,

Рассыпанный впопыхах

По стенам букет фиалок.

 

Комната Елены

Владения абажура.

Место, где мандарин,

Вырвавшись из ажурной

Кожицы, вас дарит

 

Безукоризненным цветом

Солнечного руна,

Да – «Доброй ночи! – согретым

Голосом от вина.

 

Кабинет

Роза мертва. И в гипсе

Конечности интерьера

Уповают на гибкость,

Инсценируя «Веру»

 

На траурном кирпиче.

Скупо и плоско:

С мечтой о луче

Под таянье воска.

 

Книжная

На полках нет книг.

В книгах страниц и слов –

На бумаге, сам крик

Закостенел – улов

 

У вечности не богат.

Но и она молчит:

Яблоневый сад

Потрескивает в печи.

 

Столовая

Ностальгический крем

Приспущенной шторы

Чуть замедляет крен

Пола, стола – что скоро

 

Обрушатся в один миг

Навзничь, таща за собою –

Что составляло мир.

Противостояло бойне…

 

 

15-16 сентября

 

4

 

ШЕВЧЕНКО

 

После стольких дождей

Точно чашу подняв,

Ослепил и понес

В канделябрах ветвей…

Опуская рукав

В остывающий воск.

 

И аукалась даль

С немотою в груди,

Имитируя глушь.

Да крошилась эмаль

Фонарей впереди –

В черных блюдечках луж…

 

Ты ушел в рушнике,

Аки агнец, под плач

Старых мазанок – в сон

Восковой – налегке:

Шелестя с песней мачт

Октября в унисон….

 

 

21 сентября-6 октября

 

 

5

 

НАБЕРЕЖНАЯ

 

Трепещущий пульс орешника на холме

Заставляет тебя оглянуться еще в начале.

Дряхлая, скудная местность с мыслями о зиме

Чередует воспоминанья о шелестах на причале.

 

Присмиревший сад – убежище горожан –

С крапом охры на асфальтовом пиджаке,

Точно из дому выйдя кого-нибудь провожать,

Так и замер с платочком-облаком в кулаке…

 

Одиночество звука: лишь мелкая дробь

В партитуре ненастья находит то же,

Что Днепр в каплях, – насквозь продрог –

Съежась под ними гусиной кожей.

 

В продолженье аллеи наспех вписанные, навек

Имена любимых – рукою бодрой

На «Мосту поцелуев», что первый снег,

Опушают поручни формулами свободы…

 

 

9-10 октября

 

 

ЯНВАРСКОЕ

 

 

Равнинная ширь замыкается в полукруг

Узенькой комнаты – той, что без цели…

Душа растет, затмевая собой недуг,

Как температурный жар в ослабевшем теле.

 

И кажется, за что ни возьмись, что теперь ни сделай,

Все кончится хорошо или, как минимум – без утрат!

И все нечистоты в нас за ночь засыплет белый

Навеки девственный пух отстреленных лебедят.

 

 

НА КРЕЩЕНИЕ

 

Январь. Все снегом заросло.

Ртуть скачет бешено в окошке.

В заиндевевшее стекло

Глядится мысль о неотложке.

 

А той все нет и нет… но вой

Непрекращающейся бури,

В сон опрокинув с головой,

Сознанье наше не зажмурит.

 

И мы, от холода трясясь

Или от страха перед худшим,

Еще нащупываем связь

С благоразумьем, ибо тут же

 

И речь, и трапеза простая

Да полусвет в полутепле…

Где кисть герани зацветает,

Чуть отогревшись на столе.

 

 

23 января

 

 

Январь. И хочется уснуть,

Зрачки направив на другое,

Лишь бы не чувствовать блесну,

Как проволоку, над головою.

 

Пока нутром всем на крючке

У золотого исполина

Ты в замерзающей реке

Пульс замедляешь в половину.

 

И ждешь в расчете на рывок

С колючей думой по соседству:

Лишь бы не выдал поплавок

Твое порывистое сердце….

 

27 января

 

 

28 января 2006 г.

 

 

Колокол в темноте

Качается, напряжен.

Свет зажигают – где

Услышат печальный звон.

 

Памятен тот язык,

Хоть и незрим звонарь…

Обугленной спичкой сник

Черный в снегу фонарь.

 

В пальцах крошится мел –

Грубый, колючий ворс.

Финский заледенел.

Купол к звезде примерз.

 

Единственный ледокол,

Вызвавшись отыскать

Выход, в ночи набрел

На пустоту…

Тоска.

 

 

ВЕСЕННИЙ РЕКВИЕМ

 

1

 

стихи к баралгину

 

На острие у часовой

Малейшей радуясь отсрочке,

Я различаю профиль твой

До бледной родинки на щечке.

Яснеет смысл наших дней.

Опоры шаткие вернулись.

И черный снег течет вдоль улиц

Правдоподобнее, ясней…

 

Освобожденный бок лежит,

Как отвоеванное царство…

И одеяло словно щит

Распространяется над частым

Сердцебиеньем. Никого –

Из караульных у постели!

И чаю я в ослабшем теле

Весну нетленную его.

 

 

10 марта

 

2

 

С Неупиваемою Чашей

Да в человеческой пустыне

Весна берет на приступ наше

Ледком покрытое унынье.

 

Особенно под воскресенье,

Когда округа спьяну спит,

Все четче реквием весенний

Капельным голосом гудит.

 

Я слышу исповедь метели

О самых лучших временах,

Как мысли черные белели,

И снег царил даже во снах.

 

Луч отпускает ей грехи

И опускается по шторе

На грудь, соблазну вопреки

Тепло со светочем рассорить.

 

Одна медлительная льдинка,

Положенная под язык,

Как все хорошее – с горчинкой,

Мне открывает напрямик:

 

«Нам эта буря по плечу!

Еще две капсулы в кармане…»

Грудь прижимается к лучу,

И запах таянья дурманит.

 

18 марта

 

3

 

Как хорошо, светло!

Ни горечи нет, ни страха.

Лишь колотое стекло

Щекочется под рубахой.

Воистину ты – весна!

И будто бы не причем

Изрытая белизна,

Что скальпелем тем, лучом.

 

В израненной синеве

Жаворонковый апрель.

Дремотную в голове

Дурь облекла свирель!

Но вместо баллад в уме

Звенит все ясней-черней

Реквием по зиме,

По тем, кто остался в ней…

 

31 марта

 

4

 

Пасхальное

 

Чешуя предзакатная лучиков

Словно плачет на выцветшем куполе.

И дождавшись удобного случая,

Колокольный хрусталь за скорлупами

 

Неумолчных псалмов в ястребиное

Равнодушье проклюнулся сызнова,

Где стоим с тополями, рябинами

На коленях под белыми ризами.

 

А страстная, как умалишенная,

Разошлась! Но опутали ноги ей.

Но уже понесли освященные

Куличи прихожане убогие

 

Я иду подворотнями ужаса

Вдоль домов, огибая безумие,

Где оно после сытного ужина

Почему-то все злей и угрюмее.

 

Я несу сердце голубя, водкою

Оглушенное – блевом застеночным,

Меж людьми отстраненной походкою

Переулками срама

Ко всенощной.

 

23 апреля, Пасхальная ночь

 

5

 

Признание (Л. Губанову)

 

Снова звезды-санитары сквозь стекло за мной следят:

Не свихнулся ли? Не запил? И вообще живой ли – там?

Я держу мои височки словно диких жеребят

За уздечку новых строчек с прежним горем пополам.

 

Чуть я в сторону, те – следом, и заламывают руки!

И с размаху о диван, как последнего пропойцу!

Эти звезды-санитары не метафора, не глюки,

Я ору нечеловеком, а они мне: «Успокойся…»

 

А они уж пеленают то ли крылья, то ли плечи.

И лежу я, как младенец – в первый день после рожденья.

Ошалело различая чьи-то лица, письма, встречи.

И в ногах моих признанье утра – жиденькою тенью.

________________

 

Я сходил с ума, спивался, нарывался и стрелялся.

Я кончался непрерывно, одиночеством ужален.

Только звезды-санитары молча щурились сквозь пальцы:

Мол, заштопаем, обколим – не таких еще видали!

 

Мол, проспится - обретется и очухается вскоре.

Дурь - долой! повеселеет, снова сядет, невредим,

За стишки, тогда повяжем, забинтуем и зашторим,

Чтобы не было повадно – за спиной его – другим!

 

…В самом пышном лазарете, разорен, раздавлен, скомкан,

Я лежу в последнем свете умирающего дня.

Снова звезды-санитары над моей склонились койкой

И совиными очами устремились на меня.

 

 

22 мая, на Николу

 

 

МАРИНА. ТАРУСА. ПРИЮТ ДУШИ.

 

Девственный тюль тумана

В утренний полусон

Провинции… тот румяный,

Росами напоен,

Берег под сапогами

Старого рыбака

Вслушивается в гаммы

Незримого поплавка.

 

Брызжется в земляничных

Омутах страшных тех

Детский, немного птичий,

Бубенчиковый смех.

Темный хороводы

Платьица вкруг рябин…

Девочка смотрит в воду

Дальше ее глубин.

 

Бодрый клокочет ключ

В смуглой ракушке губ

С купола храма луч

Рвется куда-то вглубь

Хладной аллеи. Сквозь

Пальцы и далеко

Пролито на авось

Окское молоко…

 

Лег бонапартов лоб

Камнем на берегу.

Эта земля по гроб

Будь перед ним долгу.

Это и есть судьба

В городе над рекой!

 

Росы горят у лба.

Что свечи за упокой.

 

 

2-4 августа 2005 года Таруса.

 

 

ПЕТРШИН ХОЛМ

 

 

Превосходство садовой розы

Над камнем средневековым

Неоспоримо. Первооснова,

Достигнув апофеоза,

Забирается с головою

Под облачное покрывало.

Ниже, береговою

Линией от причала

 

Разворачивается мотив

Готической колыбельной,

И всходит над корабельной

Палубой мощный риф

Костела. Через минуту

Куранты на Староместкой

Изобразят кому-то

Полночь. За занавеской

 

Каюты «У Флеку» город

Гаснет, как ожерелье

На новогодней ели,

За разговором…

Таинственный светлячок

Пустого фуникулера,

От берега увлечен

По восходящей, скоро

 

Скроется в белокурых

Зарослях – эфемерных,

Невозмутимых кудрях

Спящего Гулливера…

 

20 июня 2005

 

 

ФОНТАНКА (элегия)

 

Свежевыстиранное утро

Облегает изгибы древ

Саваном света, будто

От влаг отяжелев.

 

Дом глядит не моргая,

Как только что от сна:

В нем – еще молодая,

Рассветная тишина…

 

Неподалеку тополь

Стряхивает с головы

Капли дождя. И шепот

Отчетливей той листвы

 

Предвосхищает пару

Любимых. За парапетом

Тлеет звезды огарок,

Теплой слезой воспетый.

 

Обмороком симфоний

На вензелях моста,

Что поцелуй ладони –

Млечная нагота.

 

Забывшиеся в объятьях

Двое – в своей ночи,

И ничему не разнять их…

 

Опережая лучи,

Над волнами первый катер

Уходит куда-нибудь…

 

Жизни целой не хватит,

Чтобы его вернуть.

 

 

9 июня 2005

 

 

«ГОРОДСКИЕ МОТИВЫ»

 

МОСКВА

 

1

 

Византийская вязь

Грубых мазков царит

В обруче дня, дробясь

Листьями о гранит!

 

Тень тополиной свечи,

Упавшая наугад,

Процеженные лучи

Вскармливает что цыплят.

 

Июнь испустил дух.

В памяти его след.

Шоссе оскверняет слух.

Язык поражает бред.

 

Термометр за стеклом

Зашкаливает – жара!

Точно моллюск, тайком

Проглядываешь из нутра

 

Переполненного трамвая…

Между соленных век

Сыплет не переставая

Белый до жути снег.

 

 

5 июля

 

2

 

Это час разоблаченья!

Голова /не голова –

Головешка в час горенья.

В пепле ночь по рукава.

 

Я держу ее, как факел –

Догорела, довела...

И обугленной во мраке

Прозревает до бела.

 

Я иду, стопа слабеет:

Очертанья дома, в нем

Бред подъезда каменеет

Непреступным дверью-ртом.

 

Миг один! И полупьяный,

Получокнутый сосед

Отворит мне, точно рану,

Дверь и выведет на свет…

 

19 июня 2006 г.

 

3

КОСТЫЛЬ

 

Твой город: найди хоть бы десять отличий,

За множеством лиц – лицедей! – обезличен.

За множеством форм и громоздкостью оных –

Луч выхода в тех переходах неровных…

 

Как будто тебя выгоняют из дома,

И ты постигаешь, насколько бездонны

Проспект и проулки, и марш одноглазых

Больных светофоров ночною проказой!

 

Твой город! Найдешь хоть причину одну

Остаться? А нет – замени на вину.

Тогда, истощаемый душной слезой,

Любое прими, примири, урезонь.

 

Взвали на себя хромоногую рвань,

Беспечную пьянь осчастливь, остакань!

Как будто тебе проломили бока,

И язвы горят в суете сквозняка…

 

Чумное соседство: кабак и бордель.

Кичливый швейцар до дыр проглядел,

Как ты, отражаясь в витринном стекле,

Раздолбанный тащишь костыль по земле…

 

30 ноября

 

 

ПСКОВ от 28 августа

 

Льется с белых свечей

Мед в речную купель.

Колокольных ключей

Опрокинутый хмель

 

Хлебным духом томит.

И смиренен, и тих

В узком небе царит

Голубь башен резных.

 

Будет вечно мала

Ему строгая клеть…

От крыла до крыла –

Византийская медь!

 

И роняя кресты

На упругую гладь,

С птичьей той высоты

Белогрудая ладь

 

Четвертует порог,

Намечает ходы

Перекрестком дорог

От звезды до звезды…

 

 

 

ПСКОВ (этюды)

 

вокзал

 

Вокзал. Четвертый час утра.

Зал ожиданья – склеп для посторонних.

И город смотрит из его нутра,

С ногами сев на подоконник.

 

Над остановкой сердца фонари

Все еще ждут автобуса, что тот

Их вытащит отсюда – до двери

Ночлега – в уличный пролет…

 

в автобусе

 

Размеренно, все зная наперед,

Садятся в гроб с глазами ясновидцев.

Пока кондуктор, как со дна всплывет.

Нащупывают мелочь, чтоб не сбиться,

 

Взгляд прячут в пол и медленно в ладонь

Отсчитывают нужные монеты.

И все молчат, но только тронь,

Как хлынет плач из трафаретов.

 

 

кремль

 

То ли от стен сознанье правоты,

А то от колокольных зыбей…

Куда укрыться, если ты

Лбом прислонился к мертвой глыбе.

 

И хрупкой сущностью своей

Вдруг постигаешь, сколь неравен

Твой натиск здесь, и тем верней

Шаг отступления раздавит…

 

в кафе

 

С фигуркой женщины твой столик.

На нем дымится кофе растворимый…

За занавеской – луковица столь не-

Вместима в сердце, сколько объяснима

 

Заглавьем храма. Мысленный поток

Уводит в сторону, и кажутся нелепым

Затертая тетрадь, обилье строк

И с колокольни снятый фотослепок.

 

7 сентября

 

 

по набережной

 

Незваным гостем входишь в дом

И задержаться здесь неволен.

Хозяин с каменным лицом

Твоей прикуривает болью.

 

Он облака с речною тиной

Разводит, чтоб не обожгла,

И в кружки льет, как на холстину,

Свинцовые колокола!

 

двор

 

Столб на манер гвоздя

Торчит под шляпкой света.

Двор – в стороне гудя

Листвой, полураздетый –

 

Полухмельной, стучась

В тебя, вопит и стонет:

«Впусти хотя б на час!

Хотя бы на ладони»

 

 

поезд на Москву

 

Рывок из-за спины

Дневного мордобоя,

Мимо ларька, стены…

С разбитою губою

 

Титаником твоим,

Весь в нервах – перекошенный,

Как будто смыли грим

С неузнанного прошлого...

 

 

13 октября

 

 

31 июля

 

Смерть отсюда приметнее нежели

Акушера персты, профиль скальпеля…

Где до слез потрясающей нежностью

Разрешается сумрак оскаленный!

 

Где тебя не по имени-отчеству,

Отворяя боль – из невесомости,

Но за волосы в ночь развороченной

Кровоточиной света и совести

 

Отнимают от матери-иволги,

Обессиленной что-либо вымолвить…

Тащат – долго ли, грубо ли, криво ли!

И обратной дороги не вымолить.

 

Эта ночь заговорена, крестная.

Только двинешься ей на попятную –

С Днем рождения, смерть необъездная!

С Днем зачатия, скорбь необхватная!

 

 

"РАДОНИЦА"

 

Посвящается Лине Корниловне Табашниковой

 

 

 

«Хотя бы в последний мой смертный час,

 

Назначь мне свиданье у синих глаз»

 

М. Петровых

 

1

 

 

 

Зелень древесной плоти

 

Заключает с крылом пари,

 

Что, приблизившись к позолоте

 

Купола, воспарит

 

 

 

Выше! Маслина кровли

 

Окунулась в лиловый сумрак.

 

Все оттенки отбросив кроме

 

Бархата, тот рисунок

 

 

 

Служит единственным ориентиром

 

Душе, свое позабывшей имя.

 

В четырех плоскостях мира,

 

Пренебрегая ими,

 

 

 

Она неизбежно к пятой

 

Тяготеет, прозрев, и скоро

 

Чума оставляет, пятясь

 

От нее, разоренный город.

 

 

 

31 октября

 

 

 

С посвящением Илье Тюрину

 

ВСТРЕЧА

 

 

Затертый до дыр пейзаж.

Где волны, что эхом крик,

Песчинкой насытясь, наш

Оставили материк

Не тронутым. Точно в ней

Будущий разглядев

Берег за много дней

Отсюда, за много древ…

 

Птенчиком, наповал

Сшибленным из гнезда.

Столько о нас узнал,

Сколько одна звезда

Знает о тех в ночи

Свечках да фонарях.

Только ты не молчи,

Глядя на нас впотьмах!

 

Все стремления к нулю

Сводят вода и дно.

Пастель отдала углю

Финальное полотно.

В сущности, тот же прыжок

Без парашюта, но –

В небо! Хотя, дружок,

Не все ли тебе равно…

____________________

 

Что не отнимет день

В нервах своих тревог:

Песню, обличье, тень,

Молитву, как монолог

Ужаса, вплоть до строч..,

Какие допишем там.

Все забирает ночь.

Что ж остается нам?

 

Взгляд, устремленный вверх –

Немногим крупнее тли –

На ту неземную верфь,

Откуда мы все пришли.

Взгляд в себя без зеркал

С пристальностью Его.

Где замолчав создал

Нечто из ничего.

____________________

 

Это письмо без начал

Без края и величин.

Настолько о нас смолчал,

Насколько родник один,

Из глубины пришед,

Морю отдал, и сам

Стал глубина и свет,

Не покорясь волнам…

 

 

1 сентября – 26 ноября

 

А. Кобенкову

 

Так и встал в дверях, точно памятник.

Ливнем, листьями зацелованный.

Отсекает дни сердце-маятник.

Ночь пришла к тебе за подковами.

И ни чем от нее не открестишься.

Ни упреками, ни поллитрою.

Только жизнь, глядишь, заневеститься!

Под фатою росой политая…

 

На березовых складках первыми

Проступают слезинки-крапинки.

Что-то с хрустом в рубашке прервано,

Отлетело под ноги запонкой.

И метнулись вслед руки-молнии.

Шарим в темени, как в репейнике.

Но один Господь в той намоленной

Тишине сидит, вяжет веники…

 

И так ласково нам: «Что вы, глупые!

Баньку славную приготовил я!»

Легче дух в сенях, пар под куполом…

Рабу Божьему Анатолию.

 

 

10 сентября

 

 

НОВОГОДНИЙ МОТИВ

 

I

 

Новогодний мотив: марш последней недели,

Непрерывный смычок сумасшедшей метели,

Снег с дождем зачеркнул мостовую, и еле

Различимым стал дом

С годом, прожитым в нем.

Торжество акварели!

Где, разбавив вином пустоту и тревогу,

Мы из дома бежим, забывая дорогу...

 

Трезвый мусорщик тих, – с неподдельной заботой,

Что подснежник, сгребает с земли нечистоты,

Тучный дворник метет невесомое что-то,

Вызвав к яви от сна

Мутный светоч окна

В день последней субботы…

Символический плен – тот же ценник на елке

Упраздняет мечту, ностальгию и толки…

 

Как рабыню, ее выкупаешь для старых

Впечатлений, забав, или больше для пары –

Вместо женщины, друга, высокого дара,

Диалога, объятий,

Чтобы только не спятить

Под бренчанье гитары

Одному… ты, к себе прижимая больную,

Облетевшую хвою, тот праздник минуешь.

 

30 декабря

 

 

II

 

Расстоянье растет каждый год непрестанно:

Мир скорее лишь тень от лампады Лианы,

Александра, Эмилии, Виктора, Анны.

Имена их, юдоль,

Повтори как пароль

В этот мир безымянный!

Как синоним любви, окликая руины –

Сашу, Витеньку, Милочку, Аннушку, Лину…

 

В эту полночь и день, что остались от года,

Воскресенье влачит без просвета и брода

Скорбь и память о них, чтоб проститься у входа

В новый дом или стих,

Но без тех – пятерых.

На краю небосвода

Они нынче, как мы, над столом поднимая

Золотые фужеры, зовут, поминают…

 

Как же всем объяснить – сыновьям и вдове,

Сироте и отцу… что, всегда в большинстве

Остается любовь – в непрерывном родстве

С неизбывной бедой?

И идут чередой

С той бедой во главе

Оборвавшие пленку последние кадры:

Анны, Викторы, Лины… Эмилии, Александры…

 

 

31 декабря