Всем тем, кому тяжело:не отчаивайтесь - вы не одни в этом мире, и только мы сами вольны решать и вершить свою судьбу, в рамках дозволенного свыше Ветер за окном шумел и неистовствовал – он то затихал, то грохотал внезапными порывами, наводящими страх – играл тенями деревьев и фонарных столбов на земле, раскачивал свет фонарей – их отблески метались от дома к дому, от окна к окну. Она стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу, по которому также, как и по щекам стекали капли влаги, а за дверью, то на кухне, то совсем близко, в соседней комнате, кричал что-то пьяный отец – кричал на мать, на сестру, мать кричала в ответ, он злился еще больше, и плакала, плакала сестра и она сама... Светлый, Христовый праздник Рождения, а в доме опять свара после отцовского дня рождения. Впрочем, что день рождения, что любой другой праздник – значения не имеет, меняются лишь праздники и даты, все остальное остается как прежде – вечер бесплодного ожидания (может, на работе задержали?), появление его в дверях, слащяво-приторный голос «Здра-а-авствуйте» и опять та же тьма, тоска и безысходность, безвыходность вот уже много лет. И ничего не сделать, и не забыть прошлых обид, и уже не знаешь, умеешь ли прощать и забывать, искренне радоваться и безбоязненно веселиться, и вспоминаются страшные дни детства – пощёчина, вода на голову, швабра в лицо, швырок головой об дверь, и сопутствуя всему этому учеба, контрольные, задания, многочисленные кружки, и все это надо сделать хорошо, и все это вперемешку со скандалами и занудным голосом, читающим «лекцию» над ухом, а завтра контрольная....черная безнадежность, желание со всем покончить разом. И останавливают от последнего шага только две вещи – никому не позволю ломать свою жизнь, потому что живу для себя, и мне еще предстоит многое сделать для других, в будущем, и никому не позволено командовать мной. Да еще церковный закон - самоубийство грех... Это все сдерживает...пока. По столу за дверью удар кулаком, и сердце замирает на секунду, в животе словно что-то зависает и холодит, ветер взвывает с новой силой, и опять слышится захлебывающийся отчаянный голос мамы и всхлипы сестры, и ничего, ничего, ничего нельзя сделать, ничего. А завтра опять день. |