Давным-давно, в незапамятные времена птицы были одного цвета. А именно – никакого. Не раскрашены ещё были. Не дали им цветов и летали они некрасивые и невзрачные. Сложно было отличить синиц от попугаев, сорок от соек. Птицы порхали с ветку на ветку, молчаливо и грустно оглядывая друг-друга. Молчали они, ведь голоса у них тоже не было, пение у каждой птицы своё, как раскраска. В лесах вечно стояла унылая тишина, изредка нарушаемая шёпотом встревоженных ветром листков.

Но однажды в леса, где жили все-все птицы в мире, залетела особая птица. Звали её павлин. Птица эта умывалась утреней дождевой водой, в которой отражалось молодое солнце, она жила среди мягких облаков, среди радуг. Перья павлина вобрали в себя всё великолепие неба – рдение закатов, трепетные переливы звёзд, жгучую желтизну грозовых зарниц, спокойную бирюзу чистого небосвода. В перьях павлина сверкали радуги и мерцали луны.

Павлин долго жил в безбрежном мире, где правят могучие ветра и живут солнечные зайчики. Его крылья отяжелели от собранных красок. Павлин устал тащить на себе эту тяжесть и когда внизу раскинулся зелёный ковёр деревьев, он с радостью и облегчением устремился к Высокому Дубу и, легко взмахнув яркими крыльями, сел на верхней ветке.

Всполошились птицы. Что это было? Кусочек солнца на землю упал ли, страшная молния сверкнула? Самые нелепые слухи разнеслись среди пернатых жителей лесов. Срочно собрались они на совет в ветвях Ивы.

Никогда свет не видывал, и не увидит, наверное, никогда, такое количество птиц! Ветки, точно под весом спелых плодов, нагибались к самой земле, принимая стаи пернатых. Если бы они умели петь, оглохли бы они от своих голосов.

Собрание открыл ястреб – самая умная птица на всём свете. Тогда ястреб ещё не знал, что он ястреб, но то, что он был умён, было ясно как день. Возможно кое-кто считает умным филина или сову, однако как можно набраться ума, ничего не видя, закрыв глаза днём в сонной неге, и открывая их только под ночь, в кромешной тьме. Нет, только тот поймёт больше, кто летает выше всех, кто с ветрами знаком, кто дышал холодным воздухом поднебесных высот и видел пьянящую даль.

Сверкнул ястреб жёлтым глазом, оглядывая птиц. Он широко развёл крыльями и взглянул в сторону Дуба. Значило это:«Нужно всё же узнать, что там случилось». Потом он взлетел невысоко, описал полукруг в воздухе и, затрепетав над землёй крыльями, сел. Этим он сказал: «Лететь должен я, это понятно». Никто не спорил. Храброе сердце было у ястреба, и твёрдо было его убеждение. Боялись другие птицы лететь Высокому Дубу. А вдруг там опасность? Вдруг в леса пришло невиданное чудовище?

Ястреб величественно взмыл в воздух и направился к Дубу. Он быстро летел, и всё хуже был виден, пока не превратился в чёрную точку, и не исчез в синеве. Птицы с волнением проводили его взглядом. Каждого мучил вопрос: что ждёт каждого? Но долго ждать не пришлось – буквально сразу ястреб вернулся.

Ястреб принёс добрые вести. Павлин сказал, что подарит каждому немного своих красок, никто не уйдёт обиженным. Он подарит голос каждой птице, и зелёная лесная полутьма отныне обретёт свой голос, наполнится весёлыми трелями, уныние уйдёт навсегда из лесов.

Обрадовались птицы, засуетились. Заспорил, как девочки-модницы перед днём грандиозных покупок. Ястреб, дабы не было давки, установил строгую очерёдность, в которой каждая птица должна была явиться к павлину. Себе он установил последнее место в очереди.

И вспыхнули перья птиц, ожили красками. Послышались в лесу трели и переливы птичьего пения. Кому павлин давал волшебной красоты голос, кому яркую расцветку. Делом птицы было выбрать, чего она хочет, остальное делал павлин. Соловьи, дрозды выбрав невзрачную внешность, получили славу прекрасных певцов. Крикливые попугаи и белобокие вороны предпочли красоту перьев голосу.

Не хватило на всех птиц радуг, молний, закатов и расцветов с крыльев одного единственного павлина. Ленивые вороны и легкомысленные страусы проглядели прибытие павлина, и остались невзрачными, получили некрасивый голос.

Прошёл день, и каждая птица побывала у павлина…

Прилетел и ястреб к Высокому Дубу. Павлин с уважением взглянул на гордую птицу. «Ты первый не испугался встретиться со мной. Но я не могу тебе ничего дать. Ты и так летаешь высоко, ты живёшь, сознавая красоту открывающейся дали, как я. Ты и так счастлив, мне нечего дать тебе».

Ястреб согласился, крикнув протяжно своим новым голосом. И хотел улететь, когда заметил своим зорким глазом вдали стайку маленьких птичек. Это были воробьи. Они жили дальше всех – за великими холмами - и весть о павлине дошла слишком поздно. Чуть не плача, пичужки бросились к ястребу. «Мы опоздали? Опоздали? Мы не успели узнать! Никто не сказал нам!» - горестно замахали они крыльями. Они с надеждой смотрели на павлина, моля его взглядом.

Павлину было жаль воробьёв. Но если бы он отдал им голос, отдал бы краски, он сам потерял бы силу и не смог бы больше взлететь в высь. Он честно сказал об этом воробьям. Они промолчали. У них не было голоса. Они только грустно закивали.

Павлин извинялся. Воробьи молча прощали его. И тут ястреб сказал: «Ты не дал мне ничего, павлин. Дай им цвет, самый красивый из всех цветов, и дай голос. Так будет справедливо».

Павлин подумал. Павлин был честной птицей. Павлин согласился. И остался на земле обычной птицей.

А воробьи стали самыми прекрасными птицами в мире. Ярче чистого озера, прозрачнее весеннего неба. Представьте, всего-то воробьи, а какие красивые?

Шли года, неслись без оглядки, как быстрая горная река, и в лесах появились люди. Люди – ненасытные существа, которые готовы убить красоту ради того, чтобы иметь её чучело в своей домашней коллекции. Люди – ненасытные существа, готовые убить из радости убийства. Люди с луками, люди с сетками, люди с ружьями.

Всем птицам стало худо. Их убивали из удовольствия, на спор, ради денег. Но особо тяжко приходилось воробьям.

Если попугаи скрывались в зелени джунглей, соловей и дрозд растворялись в сплетенье веток, то воробьи не могли скрыться. Синие перья, мягко светящиеся в темноте ценились людьми дорого, и были легко заметны. Сотнями били люди воробьёв. Сотнями ловили за их прекрасное пение. В неволе певчие птички болели и гибли

Ещё хуже было то, что мясо воробьёв ценилось как лечебное, хотя на самом деле оно ничем не отличалось от мяса других птиц. Люди, озлобленные болезнями, снедаемые жадностью переводили воробьиный род.

Совсем немного воробьёв стало в мире. Раньше в каждом лесу жили сотни этих птиц. С их пением хорошо было идти по тропинке, они были одним из леса голосов. А теперь стало одиноко и грустно без славных пташек.

Кто знает, может, и перевёлся бы род воробьиный, не вспомнил бы его никто. Но появился на свет умный воробей, который придумал спасение. Хитрую хитрость.

Шёл охотник через лес. Он охотился на воробьев. У него было уже девяносто девять чучел и он хотел убить сотую птицу. Но как назло за этот день не попалось ни одного воробья. И на следующий день, и на следующий.

Зато люди заговорили про невзрачную серую птичку, которую никто никогда не видел. А настоящие воробьи исчезли куда-то. Не было слышно более их пения, исчезли перья птиц. Забыли воробьёв… Ну не совсем, в их честь назвали невзрачных серых птиц. Зачем звучному имени пропадать.

Что же случилось на самом деле? Прилетел хитрый воробей к старому воробью, который знаком был ещё с павлином. Сказал хитрый воробей старику: «Мы слишком видны. За это и страдаем. Надо припорошить крылышки пылью. Тогда мы станем серыми. Надо тише петь, или лучше вообще чирикать, как синицы». Подумал старик. И решил, что толково придумано…

Вот с тех пор и купаются в пыли воробьи перед дождём – усердно трутся, чтобы поглубже въелась серость в перья, чтобы дождём не смыло маскировку им на погибель.

Но настанет день, когда люди начнут жить в мире с собой и с птицами. Решаться воробьи смыть пыль, сверкнут небесной синевой, и польётся их песня. Песня, дарованная павлином.