W Проход по "чайникам" Подола – вокруг кипит чужая жизнь, но вкус таблетки валидола внушает сердцу: "Не боись!" Опять прибудут печенеги варягам сказки ворковать, но без особой, впрочем, неги начнут их души отнимать… Здесь вязь славянского колора всем -ять да -в мать вбивает в толк, и грустный идыш очень скоро сбежит в прибрежных снов песок… И в Торе строчки не найдётся, чтобы оплакать и простить. Одно, как видно, остаётся: забыть и больше не грустить… И разночинные румыны не станут здесь о том кричать, что сопредельные грузины их не желают величать! Лотков мздоимные поклоны давно ославили Подол – урвали урки и пижоны, и фининспекторский ОМОН. "Татарам дарам дам!" – не будет кричать отчаянно кинто, вина он выпит и забудет, что и узбек – не конь в пальто. И продаёт он не уздечки – "туркменский дынь", калманный дым… Качки бригадные колечком оцепят рынок – брать калым. И дядька Кац хмельно обвяжет Маруське хусткой кренделя, и будет ночь темна как сажа, и будет пьянка до утра… И так до вечности продлиться: Подол – столичный Вавилон, хоть этночистый Киев тщиться воскреснуть нацией из сёл. От "кыш манды" до "габарджоба" – "шалом", "привет" и "гутен таг!", но украинцев бьёт с ознобом – всё им не этак, и не так. Румын умчится в заграницы, кинто – на Терек, я – в Эйлат, а над Подолом будет крыться отпетый наш прощальный мат. Ну, не "прощание славянки", не получилось, выбачай, пока в музеях спят тачанки, а турки пьют цейлонский чай… Пребудут негры и афганцы, смешенье рас взорвёт Подол и вспыхнут вновь протуберанцы неукраинских говоров! Изъять Подол нельзя, ребятки, он перемял немало тех, кто плёл про новые порядки, а что имеем? Смех и грех… И в землю врыли Киев-стольный, и плиты втиснули в асфальт, а он как был, так есть – фривольный трехсот народов сервелат! |