Она шла степенно по парку, и пинала своею изящной ножкой опавшие с деревьев золотистые листья. Ветер слегка разметал её вьющиеся черные волосы так, что казалось, она только что спустилась с небес, что бы спасти наш мир от той гнетущей черноты, безумия, что поглотило нас, за долгие годы. Яркие красные губы, растянулись в легкой и непринужденной улыбке, и видно было сразу, что её не обуревают мрачные мысли, ей до них и дело то нет никакого, она открыта лишь счастья созерцания, которого мы, к глубочайшему моему сожалению, разучились воспринимать. Мы все запутались в проводах, мониторах, пальцы наши погрязли в кнопках, глаза исчезли в телевидении, в ушах забито радио, мы сковали себя настолько, что просто перестали замечать листья. А она нет. Все наши путы, её ни капли не волнуют, она считает ниже своего достоинства уделять время телевидению, и прочим формам зомбификации. В руках у неё зонт, и хоть и моросит мелкий дождь, она не открывает его, она предана дождю. Ей всегда казалось, что она понимает природу на столько, что живет с ней в гармонии, она слышит, как дождь ей поет и рассказывает о своих странствиях, она слышит, как ветер ей шепчет о том, где ей следует побывать, и какие красивые места ей обязательно следует посетить, она слушает, как листья рассказывают о том, сколько мрачных лиц они увидели в парке за эту весну и лето. Все это она впитывает в себя, словно губка, но на лице не появляется ни тени переживаний за чью-либо судьбу. Словно все слова она тут же складывает в некую шкатулку и прячет где-то глубоко в сердце, и быть может, настанет тот день, когда она извлечет наружу эту самую шкатулку, и растеребит свою память и будет листать воспоминания, словно старые забытые фотографии, или быть может с кем-нибудь поделится теми судьбами, которые так бережно хранятся у неё в шкатулке. Когда она проходит по тропинке мимо кого-то, то люди всегда оборачиваются, и несколько секунд смотрят ей в след, но никто из них даже не пытался остановить её и заговорить с ней. Никто! То ли из-за какого-то необъяснимого страха, то ли может быть ни кто не хочет мешать её счастливой непринужденности, то ли они и впрямь понимают всю глупость этого действия. А ей и впрямь нравится обращать на себя внимание, она всегда знала о своей природной эффектности, но в то же время, она не хотела, что бы кто-то ворвался в её мирок, и не дай бог, еще и перевернет его, или разбросает свои вещи. Поэтому она так и не научилась строить свои отношения с людьми, просто из-за того, что она не видела в этом необходимости, из-за того, что люди, которые встречались на её жизненном пути казались ей глупцами и невежами, и зачастую вызывали у неё смех, и никогда раздражения. Она даже не воспринимала такого понятия, как раздражение, или плохое настроение, которое бы так могло её поглотить. Нет, такого ни когда с ней не случалось. За то с ней зачастую случались другие необычайные волшебства, во время прогулок по парку, на плечо ей часто садились птицы, невесть откуда взявшиеся. И подолгу сидели, и о чем-то чирикали ей на ухо, и она шла, улыбаясь и вслушивалась в те дивные истории, которые ей рассказывали птицы. Иногда в парке она встречала кроликов, которые вылезали из своих нор, дабы почтить её своим вниманием, она тогда присаживалась на корточки и долго смотрела на них, словно глазами запоминая их маленькие серые фигурки. Так было и сегодня, дождь почти прекратился, и из-за кустов выскочил кролик. Она тут же остановилась, и слегка кивнула ему головой, словно они были старыми приятелями. И наверняка так и было. Она всегда запоминала детали, и всегда их искала, что бы потом легко идентифицировать и воспроизвести информацию в своей памяти. Поэтому она могла с легкостью различать кроликов и прочих животных, и сопоставлять их истории. Она не много постояла, и двинулась дальше к выходу из парка. И через какое-то мгновение она снова исчезнет в трамвае, займет свое любимое место у окна, и покатит прочь от нас. И мы снова и снова будем ждать её, и быть может она поделится с нами секретом своей легкой ненавящевой улыбки, которую так и не отважился нарисовать ни один художник города.