У Сатаны

Нет вины.

 

Загадочные пришельцы

 

Я мирно сижу в тюрьме и никого не трогаю.

Вдруг моя камера начала наполняться людьми.

 

Моя камера… Вчера меня пересадили сюда из другой камеры. Пришел конвоир и сказал:

- Чижиков! С вещами – на выход!

Я взял свой чёрный матрац, завернул в него синюю подушку (так здесь положено), взял чёрный шелестящий полиэтиленовый пакет с пожитками (бельё, мыло, бритва, зубная щётка) и пошёл.

Коридоры были перегорожены чёрными железными решётками, возле каждой из них два часовых – с обеих сторон. Решётки – это, по сути – двери, только такие, за которыми не спрячешься. Мы останавливались возле каждой и ждали пока её откроют. Шли долго.

Вдруг мой конвоир сказал:

- Вещи нА пол! Руки зА спину! Вперёд!

Метров через двадцать новая команда:

- Стоять! Направо! Пошёл!

Мы подошли к массивной двери с маленьким зарешёченным окошком. Возле двери стоял часовой. Дверь открыли, и я оказался здесь. Сам.

Моя новая камера не похожа на одиночную, потому что очень большая. Гораздо больше той, из которой меня привели. Хотя та была рассчитана на двадцать мест (а сидело в ней нас больше сотни). В той камере возле двух стен – справа и слева от входа – стояли привинченные к полу двухъярусные нары. Каждое такое сооружение теоретически рассчитано на десять спальных мест. Хотя нары смело можно назвать трёхъярусными, потому что на полу под ними тоже спали люди. Спали они и в коридорчике, который образовался между нарами. Коридорчик заканчивался стенкой с маленьким решётчатым окном. Оно было под самым потолком. Стёкла за решётками грязные. Если один человек сядет на плечи другого – он может заглянуть в окно. Увидит стену в полметра толщиной. На другом конце окна ещё одна решётка и матовое стекло за ней. Больше ничего не видно. Хотя решётки на окне – явное излишество – туда и без них не сможет пролезть голова человека.

Напротив окна – массивная железная дверь. На ней, в свою очередь, два маленьких окошка, которые почти всегда были заперты снаружи. Одно окошко квадратное, перед ним полочка. Раз в день оно открывалось. На полочку, клали кусок серого хлеба и ставили алюминиевую миску редкого супа. Она была такая горячая, что я два раза обжёг руки, пока не догадался брать миску через носовой платок. Так нас кормили. Причем те люди, которые несколько часов возились с нашим обедом по ту сторону двери, были тоже заключённые, но уже получившие срок. Просто вместо отправки на зону их оставили для работы в нашей тюрьме, в тюрьме предварительного заключения – в предвариловке.

Второе окошко – круглое. Это даже не окошко, а большой глазок. С наружной стороны он закрывался металлической пластиной. Когда-то давно этот глазок служил надзирателю. Сейчас он практически бездействовал. Работали видеокамеры внутреннего слежения.

Нары начинались не возле самой двери, а чуть подальше. Между нарами и входом оставалось небольшое пространство. Если стать спиной к двери, то справа был умывальник. За ним – цементная ступенька с углублением. Это – унитаз. Со стороны нар он был отгорожен бетонной стенкой, высотой примерно в метр.

Раньше, когда я знал о тюрьмах лишь из книг, думал, что унитаз называется «парашей». Здесь его называли по-другому. Его называли «очко».

Напротив унитаза, в другом углу – небольшой стол и две лавки, обитые жестью и привинченные к цементному полу.

Моя новая камера устроена по-другому. Только умывальник и туалет здесь такие же, как и в старой. Они находятся справа от двери. А сразу за метровой стенкой, отгораживающей туалет, располагается стол и две лавки по обоим его бокам. Они похожи на те, что и в предыдущей камере, но очень длинные, тянутся почти вдоль всей стены. Стол и лавки напомнили мне мою недавнюю жизнь. (Боже! Как же это было давно и нереально!). За таким же длинным столом я собирал своих сотрудников на совещания. Только стол тот был из полированного дуба, вместо лавок стояли стулья, а в торце моё вращающееся кресло.

Но я должен вернуться из мира воспоминаний в свою камеру. В стене, возле которой стоит стол, выбиты три небольшие окошка. А напротив них – бетонная ступенька, она занимает четверть помещения и примыкает к противоположной стене. Высота её – полметра. Сверху настланы доски, выкрашенные красной половой краской. Это сооружение предназначено для сна.

Мою камеру, наверное, оборудовали уже после появления видеотехники внутреннего слежения – окошко в двери не может дать полного обзора. Хотя предназначение этого помещения для меня остаётся загадкой.

Я почти всю ночь просидел на досках. Пытался спать, но было очень холодно. Матраца и подушки мне не дали. Пытался ходить, но быстро уставал.

 

И вот наутро моя камера начала наполняться людьми. Все они были в сером. Появлялись один за другим. Мне казалось, что они приходят со всех сторон, что они не пользуются дверью. Во всяком случае, я не видел, что бы её хоть раз открыли. Наверное, у меня начались галлюцинации.

 

Кто эти люди? Зачем они здесь? Может это подсадные утки? Но зачем же их так много, этих уток? Может они пришли меня бить? Но для этого вполне достаточно двух охранников. Даже одного. Я никогда не был физически сильным. Вчера, например, меня вполне успешно побили два надзирателя, которым помогал мой следователь. Меня повалили на пол. Руки позади защёлкнули в наручники. Один сел мне на спину и обкрутил моё горло своей чёрной дубинкой (оказывается, эта штука прекрасно изгибается – я не знал). Другой надзиратель держал мою голову в поднятом состоянии и давил пальцами в глаза, да так сильно, что я видел белые искорки. Немного подушив меня, они стали бить ногами. Сейчас я чувствую, как при ходьбе колышутся мои почки. Очень больно.

Кстати, били меня здесь не впервые. Позавчера, например… Да что тут говорить. Теперь мне кажется, что многие потенциальные садисты специально устраиваются работать в тюрьмы. Может, порой неосознанно, повинуясь влечению больного подсознания. Здесь они могут утолить свои страсти по полной программе и вполне законно. Зачем рисковать, подкарауливая по ночам одинокие жертвы? Иди работать в тюрьму! Здесь тебе даже деньги за садизм платить будут.

Особенно меня доставали моральные садисты. Есть категория ничтожных людей, которые «возвышаются» сами, только унижая других. И чем выше стояли эти другие, тем большее удовольствие получает садист. Он как бы говорит себе: «Какой я теперь крутой – круче той шишки, перед которой вчера в грязи валялся». Когда они узнали, что у них сидит мэр города (может я теперь уже БЫВШИЙ мэр?), их радости не было предела. На самом первом допросе один из таких, юнец лет двадцати двух, долго, молча, с осознанием собственной значимости смотрел мне в глаза и наконец величаво изрёк:

- А ты знаешь, что я здесь с тобой могу сделать всё что угодно?

- Знаю – спокойно ответил я и взглянул прямо в его зрачки. Садист явно не ожидал такой реакции. Он сразу стушевался и ушёл из кабинета. Во время того допроса меня даже не стали бить. Но это был всего лишь первый допрос…

Почему-то перед посадкой в тюрьму я ожидал неприятностей не столько от тюремщиков, столько от сокамерников, таких же заключённых, как и я. Я много читал, как зэки издеваются друг над другом. Но со мной такого пока не было. Может, не с теми сидел?

В камеру я попал поздно вечером. От её многолюдности и спёртого воздуха мне сделалось дурно. Я робко вошёл, держа в руках матрац и ожидая самого худшего. Но всё обошлось. Мне просто указали свободное место на полу и сказали:

- Располагайся здесь.

Я молча лёг. После всего пережитого я ни с кем не мог говорить, и меня не беспокоили. Более того, на следующий день я услышал примечательный разговор. Один заключённый, по виду простой работяга, вклинился в общую беседу со словами:

- Мужики! Да что там мы! Тут где-то с нами мэр города сидит!

- Так вот же он – сказал кто-то, указывая на меня.

Работяга внимательно поглядел мне в лицо и недоверчиво произнёс:

- Да нет же вам! Я не про кликуху «мэр» говорю. Я говорю, тут где-то мэр сидит в нашей тюрьме – НАСТОЯЩИЙ!

Надо сказать, что при задержании меня сильно побили. Наутро лицо вспухло, и я стал похож на алкоголика с многолетним стажем. Хотя я вообще-то не пью.

- Да он это, он – сказал какой-то дед – Афанасич, это вы?

- Я…

- Извините! – пробормотал работяга – я думал… Ну не похожи вы на мэра… Сейчас не похожи…

После этого разговора все в камере стали ко мне обращаться на «вы». Тут кое-что слышали о моих делах. Меня даже при первой возможности попытались переселить с пола на нары. Но я отказался.

После того как я возвращался с очередного допроса, сокамерники давали мне йод или зелёнку. Давали нюхать нашатырь, когда мне становилось плохо. Конечно, всё это при необходимости предлагалось не только мне, но, по-моему, из всей нашей камеры, лишь одного меня били с завидной регулярностью.

Ещё меня здесь уважали за умение крутить самокрутки. С куревом тут был напряг. Обычно одну сигарету (без фильтра) курили несколько человек. Мы пускали её по кругу. Когда бычок становился таким коротким, что его невозможно было держать в руках, – он накалывался на иголку. Гасили окурок только тогда, когда он начинал жечь губы. Вот из этих-то недокурков я и делал самокрутки. У меня выходили самые тонкие и элегантные. Искусству самокруток я научился в армии.

 

Между тем серые люди всё прибывали и прибывали. Они не были похожи ни на зэков, ни на тюремщиков. Они вообще ни на кого не были похожи. Хотя мне казалось, что я их где-то видел, но я не мог вспомнить где. Каждый вновь прибывший почтительно приближался ко мне и, поклонившись, говорил:

- Здравствуйте, бес Мариан!

Или:

- Добрый день, бес Мариан!

Я ко многому привык в тюрьме. Я был внутренне готов к любой провокации. Если их очередная затея начинается с того, что меня называют бесом – ничего удивительного здесь нет. Тюремщики и не на такое способны.

Я терпеливо отвечал каждому:

- Здравствуйте. Но я не бес Мариан. Я – Иван Афанасьевич Чижиков.

Или:

- Добрый день. Но я не бес Мариан. Меня зовут – Иван Чижиков.

После этого мой очередной собеседник понимающе улыбался, ещё раз почтительно кланялся, и направлялся в другой конец камеры – туда, где находился туалет. Вскоре пришельцев собралось около семидесяти. Они столпились в углу диагонально противоположном моему. Нерешительно топтались и тихо перешёптывались. Впрочем, не очень тихо. Я мог слышать отдельные слова и фразы.

- А может, он и вправду забыл? – говорил вполголоса один.

- Да нет. Не может быть. Старик всегда был очень хитрым. Он проверяет нас, – отвечал другой, украдкой поглядывая на меня.

- Ну что же делать? Старик упрямо не идёт на контакт, – шептал третий.

Насчёт упрямства они были правы. Я очень упрямый. Если верить родителям – с момента появления на свет. Упрямство – моё главное достоинство и мой фатальный недостаток. В своей жизни я имел много неприятностей из-за этого качества. Но с другой стороны – если я чувствую, что прав – до конца буду стоять на своём…

Но вот почему они называют меня стариком? Да – я не молод, но и не стар – среднего возраста. Не мог же я так сильно сдать за месяц, проведённый в тюрьме? Буквально сегодня утром я смотрел на себя в осколок зеркала над умывальником – не такой уж я и старик. Среди них есть субъекты куда постарше меня – три-четыре белобородых дедугана, а кроме них – пара десятков человек, которым на вид далеко за пятьдесят.

 

Как меня избрали мэром, и что из этого вышло

 

Мне сорок шесть лет. Я Иван Афанасьевич Чижиков. Мэр (возможно уже бывший) райцентра – города Латугино. Но я не мэр по призванию. Мэром я стал буквально полгода назад. Я – учитель. Двадцать один год проработал учителем физики и математики в латугинской СШ №1 (всего в нашем городе две средних школы №1 и №2).

Я очень люблю свою работу и, когда пошёл на выборы, то решил, что со школой расстаюсь лишь на четыре года. Наведу порядок в городе и снова вернусь в школу к своим ученикам… Видать, не судьба.

Школа стала причиной того, что меня бросила жена, моя бывшая однокурсница – на три года моложе. Восемь лет назад она забрала ребёнка и ушла к директору овощебазы. До того она буквально все уши мне прожужжала, требуя, чтобы я оставил школу и шёл в бизнес.

- И чего ты уцепился за эту школу!? Тебе что – там мёдом намазано? Работаешь целыми днями, а денег в семью ни копейки не приносишь. Вон Гулученки, с нами вместе учились – Виталик пошёл на рынок торговать. Фирму открыл! Машину купил, жене пальто кожаное! Мне с Ленкой встречаться уже стыдно! Хожу как оборванка! Одним людям нормальные мужья попадаются, другим – идиоты! А вон Костя – двоечником был. Дачу купил! Два магазина имеет, три машины! А ты сидишь, как пень упрямый в своей школе! И куда мои глаза глядели, когда я за тебя замуж шла? Ид-диота кусок! – такие речи мне приходилось выслушивать каждый день.

Насчёт упрямства – тут она права. Я очень упрямый и с этим ничего не поделаешь. Я взял две ставки в школе. Подрабатывал ночным сторожем. Но денег всё равно не хватало (не столько мне, сколько жене). На все призывы супруги уходить в коммерцию я неизменно отвечал:

- Мне очень жаль, что здесь так мало платят. Но из школы я не уйду. Я на это учился, и я люблю своё дело.

Тем более, мужчина и так практически ушел из современной школы. Остались лишь военруки, трудовики и физруки. А преподавателей других предметов – «раз-два и обчёлся». А ведь в дореволюционных гимназиях преподавательский состав комплектовался из мужчин… Нет, я конечно не против женщин в школе! Я – за! Просто я считаю, что нормальная школа должна отражать ситуацию в нормальной семье. То есть, мужчины и женщины должны быть в ней представлены в равных пропорциях. Иначе в воспитании получается перекос в ту или иную сторону. Об этом я писал в педагогических газетах и журналах…

Да, я много печатался. Нельзя сказать, что я замкнулся, как улитка, в своих школьных делах. Меня печатали во многих изданиях, за исключением нашей городской газеты.

О безобразиях властей города Латугино я писал в областную газету. В местной же на упоминание моего имени был дан негласный запрет старым мэром, моим предшественником. Запрет был снят лишь во время избирательной кампании, когда на меня обрушились тонны грязи в городской газете, в эфире местного радио и телевидения. Но в городе меня все очень хорошо знали и выдумкам моих противников не верили. Ещё бы! - город у нас очень маленький – всего семнадцать тысяч жителей. За два десятилетия я успел переучить детей доброй половины латугинцев. Более того, многие мои избиратели были в прошлом моими учениками и я учил уже ИХ детей. А дети меня очень любили.

В конце концов, у властей остался лишь один аргумент против меня – моя некомпетентность в сфере управления. «Учитель должен заниматься своим делом – учить детей, – говорили они на предвыборных встречах, – мы ничего не имеем против того, что Чижиков хороший учитель. Как педагога его все знают. Но он никогда ничем не руководил! Посмотрите его биографию: год работал слесарем на заводе, два года прослужил в армии, пять лет был студентом и двадцать один год учительствовал. Да такой городское хозяйство вмиг развалит!» Надо сказать, что эти аргументы смущали не столько моих избирателей, сколько меня. Да, действительно, если не считать работы классным руководителем в школе, я ничем не руководил.

Разве что в армии командовал отделением. Правда, моё отделение было на хорошем счету у начальства и подчинённые меня любили. Все молодые просились в отделение сержанта Чижикова. Я у себя не допускал никакой дедовщины, никаких издевательств над людьми… Но сколько воды утекло с той поры!

Хотя, если честно, когда ввязался в избирательную компанию, – я не верил в победу. Просто решил воспользоваться случаем, чтобы открыть людям глаза на безобразия городских руководителей. Я не верил в то, что мои противники, имея в своём распоряжении админресурс и деньги, допустят меня к власти. Я был очень удивлён такому исходу выборов. Наверное, я выиграл потому, что успел поговорить почти с каждым избирателем. В больших городах, где это физически невозможно – учитель Чижиков в наше время мэром не станет.

Что касается некомпетентности, то, к моему удивлению, все окружающие в один голос заявили, что я прирождённый управленец (и откуда это у меня?). Порядок в городе я навёл буквально за два месяца. Я ничего нового не выдумывал, просто поставил всё с головы на ноги.

 

Дело в том, что старое руководство работало не для города, а для себя, и здесь они проявили незаурядную изобретательность и компетентность. Я в этом убедился, как только поднял договора, заключённые моими предшественниками с различными коммерческими структурами. Причем они сами были владельцами многих из этих фирм, а с остальных брали большой «откат», то есть взятку.

Так, когда ещё работал учителем, я удивлялся, почему здание нашей мэрии постоянно ремонтируется. Только закончили один ремонт – начинают новый. То же и с другими зданиями, находящимися в коммунальной собственности. Причём ремонтируются лишь те объекты, где используется дорогостоящий материал. Хрущёвками никто не занимается.

Разгадка сего феномена оказалась простой.

В первый же день, после того, как я занял кресло мэра, ко мне пришёл подрядчик. Он напомнил, что ремонт здания мэрии не закончен и предложил заключить с его фирмой договор на завершение ремонта. При этом мой собеседник был прекрасно осведомлён обо всех суммах, которые находились у нас на счету. Он сказал, что из пятисот тысяч коммунальных денег, переведённых его фирме, мне вернут сто тысяч (это то и называется «откатом»), либо дадут квартиру в областном центре – на выбор. Я выгнал подрядчика. Но после него ко мне на приём приходили ёще пять таких.

Другой пример. Наш бывший мэр был совладельцем ООО «Телерадиокомпания «ЛАТУГА-ТВ». Мэрия заключила с телерадиокомпанией договор на освещение своей работы в передаче «Ми та влада». Это освещение происходило следующим образом. Раз в неделю в кабинет мэра заявлялись репортёр с оператором. Мэр битый час разглагольствовал о том, как он упорно трудится на благо города. Это всё транслировалось по кабельным сетям, принадлежащим телерадиокомпании. Мэрия перечисляла за сию работу на счёт ООО сто тысяч в месяц. Притом, что месячные расходы «ЛАТУГА-ТВ» (там было всего девять сотрудников) не превышали тридцати тысяч. Я узнал об этом, когда провёл ревизию ООО после возбуждения уголовного дела по факту нецелевого использования коммунальных средств. К тому же «ЛАТУГА-ТВ» неплохо зарабатывала на абонплате, ретранслируя популярные телеканалы – четыре тысячи абонентов, каждый из которых платит по десятке. Плюс где-то пять тысяч отбивалось на рекламе. То есть, чистая прибыль ООО составляла сто пятнадцать тысяч, которые оседали в широких карманах моего предшественника.

Ещё пример. Бывший мэр вместе с женой и замом создали ООО «ЛАТУГА-ИНТЕЛЛЕКТ-СЕРВИС-БРОК-БИЗНЕС-ИМПЕРИ АЛ-ЛТД». В штате этого ООО числилось всего два человека – директор (зять мэра) и бухгалтер. Но при этом «ЛАТУГА-ИНТЕЛЛЕКТ» отличалась необыкновенно бурной деятельностью. Мэрия постоянно делала заказы на проведение различных телефонных опросов жителей Латугино, на создание формы бланка для мэрских документов, на составление оптимального графика приёма граждан, на разработку порядка ведения внутренней документации… За сии труды мэрия щедро расплачивалась с ООО «ЛАТУГА-ИНТЕЛЛЕКТ-СЕРВИС-БРОК-БИЗНЕС-ИМПЕРИ АЛ-ЛТД» – от пяти до ста тысяч за каждый заказ. Причём «работа» ООО не отличалась особой оригинальностью, скажем, анкета для опроса латугинских старшеклассников была без единого изменения «передрана» с одного интернет-сайта. А составил и разместил её на сайте я, когда два года назад проводил анкетирование своих выпускников. За «создание» этой анкеты ООО получило от мэрии сорок тысяч. Видел я и другие отчёты – как правило, все умещались на одну страничку. Например, телефонный опрос жителей Латугино (указано, что позвонили тысяче респондентов – а, поди, проверь!) «показал», что латугинцы работой мэра очень довольны. Кроме оценки работы мэра в опросе были отражены и чаянья латугинцев. Оказывается, латугинцы хотят, чтобы у них была холодная и горячая вода, чтобы не отключалось электричество, работали отопление и канализация. Ещё почему-то хотят, чтобы вывозился мусор. За этот отчёт ООО «ЛАТУГА-ИНТЕЛЛЕКТ-СЕРВИС-БРОК-БИЗНЕС-ИМПЕРИ АЛ-ЛТД» получило от мэрии сто тысяч. Проверка показала – расчёт мошенников был в том, что интеллектуальный труд очень сложно поддать объективной финансовой оценке. Как доказать, сколько вложено интеллекта в текст, поместившийся на одном листочке бумаги? «Незнакомку» Блока или теорему Пифагора тоже ведь можно поместить на одном листочке.

Естественно, кроме столь «экзотических» я нашёл в договорах заключённых предшественником, массу традиционных злоупотреблений. Скажем, почти все коммунальные закупки, начиная от веников для мэрии и заканчивая дорожноуборочной техникой, проводились через структуры бывшего градоначальника. При этом мэрия порой платила за ту или иную вещь в четыре раза больше её рыночной стоимости.

Нечего говорить, что в первые же дни своего пребывания на посту мэра я расторг все незаконные договора. Городская казна резко пополнилась. На территории Латугино находится несколько рентабельных предприятий, их отчислений было вполне достаточно для выполнения всех стоящих перед нами задач.

Мой предшественник постоянно жаловался на финансовые трудности. Я показал, что когда деньги не разворовывают, финансовых проблем нет. Мы восстановили освещение улиц, вывезли залежалый мусор, починили водопровод и кочегарку.

Нельзя сказать, что старые власти сдались без боя. Мне приходили письма с угрозами, раздавались зловещие телефонные звонки… Но вскоре всё успокоилось.

 

Проблемы начались позже.

На мою беду, наш город располагался всего в двадцати километрах от областного центра, к которому примыкала прекрасная лесопарковая зона с естественными озёрами. Эти природные богатства находились во владении Латугино. Лесопарковую зону рассекала широкая шоссейная дорога. Трасса соединяла наш город со столицей области. Вдоль дороги возвышались недавно построенные двух-трёхэтажные особняки областной элиты. Как раз к завершению правления моего предшественника, застройка приблизилась к границам нашей территории. И я с изумлением узнал, что лесопарковая зона уже отдана для нового строительства. В некоторых местах даже начали вырубать лес и завезли технику.

Конечно, я сразу же решил прекратить это безобразие. К счастью, постановления о выделении земли принимались в спешке, в них было много юридических несуразностей, и мне удалось их аннулировать.

Вот тут-то началась настоящая война.

Вначале со мной вежливо разговаривало районное и областное руководство. Меня поочерёдно вызывали к себе глава нашей райгосадминистрации, губернатор области и его замы. Все они в один голос доказывали, каким благом для города обернётся застройка лесопарковой зоны. Я без труда опроверг их аргументы. Затем мне предложили щедрые бюджетные дотации в обмен на вожделённую застройку. Я сказал, что нам и коммунальных поступлений достаточно.

Потом пошли звонки и письма с угрозами – я не реагировал.

А потом мне предложили взятку. Ну, о-о-очень большие, особенно по нашим латугинским меркам, деньги. Я отказался.

Через несколько дней мне предложили новую взятку – в три раза больше прежней. Я отказался…

А потом меня побили прямо в рабочем кабинете. Туда ворвалось с десяток стриженых молодчиков в чёрных костюмах. С моей секретаршей Машей при этом случилась истерика, и после бойни помощь пришлось оказывать не столько мне, сколько ей. Видать, перед бандитами пока не ставили задачу избить меня по-серьезному. Это было лишь показательное выступление – эдакая демонстрация силы.

Ещё через несколько дней мне сделали ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ. Тот, кто делал это предупреждение, не ругался матерными словами и не сыпал угрозами, как те десять молодчиков в кабинете. Этот говорил исключительно вежливо.

Вначале мне предложили ещё одну взятку – в три раза больше той, что сулили в последний раз. Предлагали не напрямую, как прежде. Предлагали красиво.

- Вы так много сделали для города. Наверное, для жителей Латугино не лишним будет благотворительный взнос наличными.

Кроме того, мне предложили стать владельцем особняка в той самой лесопарковой зоне. Также мне было заявлено, что если мне надоело работать мэром райцентра, то я уже давно заслужил повышение. Меня хоть сейчас могут назначить замом губернатора или министра образования – на выбор. Причём в дальнейшем я могу стать даже депутатом парламента.

И ещё мне предложили идти в команду.

- Вы классный мужик – стойкий. Такие нам нужны. Давайте работать вместе. Нам будет очень жаль вас потерять.

Я отказался.

 

Кроме прямого оказывали и косвенное давление через жену и сотрудников.

Жена вернулась ко мне сразу же после выборов, когда ещё не был известен официальный результат. Ровно через двадцать минут (время необходимое для того, чтобы добежать от дома директора овощебазы к моему) после того, как районное радио объявило ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ итоги голосования, раздался звонок в дверь. На пороге стояла моя бывшая супруга, сияя великолепной улыбкой золотых зубов. Она поздравила меня (от всего сердца!) с победой, и сразу же прошмыгнулась по комнатам.

- Так у тебя никого нет… один живёшь! – с облегчением сказала она.

После чего заявила, что все эти годы она любила только меня одного, и вот, наконец, она поняла, что без меня не может… И осталась у меня жить. Впрочем, вещи свои перевезла лишь через две недели – после того, как я официально вступил в должность.

Сын тоже приезжал. Я его три года не видел. Он сейчас живёт в столице, бизнесом занимается. Сын предложил мне купить шифер у его фирмы. Я с радостью согласился. Мне как раз нужен был шифер для того, чтобы перекрыть крыши хрущёвок-пятиэтажек. Их почти двадцать лет не ремонтировали. В городской казне уже были для этого средства, и я решил, что «убью двух зайцев сразу» – и крыши починю, и сыну помогу. Меня много лет мучила мысль, что контакт с ним не получается. Мы живём как бы в разных мирах. Говорим как бы на разных языках.

Контакта не получилось и на этот раз. Шифер, который предложила фирма сына, оказался почти в два раза дороже того, что я мог закупить в областном центре. Я решил не транжирить городских денег и отказался от сделки.

- Эх, папа-папа, тебе уже почти пятьдесят, а жить ты так и не научился, – сказал мне сын и укатил в столицу.

Когда началась война за лесопарковую зону, то самым горячим адвокатом её застройки стала моя жена. Она была детально ознакомлена со всеми заманчивыми предложениями, которые мне поступали (при том, что я ей ни об одной предлагаемой взятке не рассказывал). Мои аргументы на неё не действовали. Я ей говорю, например, о том, что жителям города, и ей в том числе, без лесопарковой зоны даже погулять негде будет. В ответ слышу:

- А я не собираюсь всю жизнь сидеть в этой дыре.

Чем сильнее разгоралась война на фронтах, тем сильнее были удары с тыла, которые наносила мне моя половина.

- Я отдала тебе лучшие годы! Вернулась! Думала, ты образумился! Думала, ты человеком стал! А ты, как был дураком, так и остался! Вон мэр Конопляновки – купил квартиру в столице, дачу на берегу моря, трехэтажный особняк себе выстроил! Магазины у него! Фирмы кругом! А мы, как были нищими, так из нищеты и не вылазим! У всех жен мужья мэры, как мэры, только у меня одной – идиот! Ты хоть бы не обо мне – ты хоть бы о сыне подумал! Дитя из последних сил выбивается, копеечку зарабатывает! А ты… Вон мэр Георгиевска сына своего председателем правления банка сделал. Мэр Ореховска – депутатом Парламента! А ты? Ты шифер у родного сына купить побоялся! Ид-диота кусок!

Впрочем, когда мои дела стали совсем плохи, жена снова ушла к директору овощебазы. И слава Богу!

 

Моим сотрудникам тоже начали поступать угрозы. Дружная команда людей, которых я привлёк к управлению городом, сразу как-то сникла. А ведь они с таким энтузиазмом взялись за дело! Теперь в мэрии вместо оживлённого шума, деловых споров и беготни, воцарилась гробовая тишина. Как в могиле.

Мой заместитель говорил мне:

- Афанасич! Ну, не лезь на рожон. Ты же видишь – за ними – сила! Тебе их не побороть! Не удержать нам этой чёртовой лесопарковой зоны. Но у нас и без неё работы много. Возьми дотации из бюджета – новый детсадик построим. Люди тебе спасибо скажут. Все и так знают, что не ты эти леса отдал. Все люди за тебя! Но что они могут сделать? Отступи…

Естественно, отступать я не стал. Я упрямый. Сотрудники, один за другим, начали приносить заявления на увольнение. При этом, они старались не смотреть мне в глаза и виновато оправдывались… семья… дети. Я отпускал всех. И не обижался. Я их прекрасно понимаю. В конце концов, из восемнадцати сотрудников аппарата со мной осталась одна секретарша Маша.

Но однажды утром, придя на работу, я услышал, как она плачет за своим столиком в приёмной. Я всё понял. Увидев меня, Маша начала поспешно вытирать слёзы кулаками и пыталась беззаботно улыбаться. Получалось это у неё плохо. Я попросил Машу написать заявление на отпуск.

- Не напишу, – сказала она, – я буду с тобой до конца.

(На людях мы с ней на «вы», а когда остаёмся одни, переходим на «ты»).

- Тогда я напишу сам.

Я был готов к тому, что она откажется. Маша тоже очень упрямый человек.

Я напечатал на машинке её заявление. Подделал подпись (задолго до того, как стал мэром, я нАспор научился подделывать её подпись, да так, что она сама отличить не могла). После чего написал на заявлении резолюцию: «Не возражаю. Чижиков». Напечатал соответствующий приказ и подписал его. Затем я буквально на руках вынес Машу из здания мэрии и закрыл задвижку. Возвращаясь в свой кабинет, я слышал, как она тарабанит кулаками в дверь и просит открыть.

Я запер кабинет. Настала неестественная тишина. Все телефоны молчали. Лишь гулко тикали часы на стенке. Я остался один.

 

Арест и ночь в «обезьяннике»

 

Вечером того же дня меня арестовали. Дверь выбили и ко мне ворвались десять человек в форме, следователь и два понятых в штатском. Мне предъявили обвинения в том, что я незаконно храню наркотики, огнестрельное и холодное оружие. При задержании устроили показательный погром – поломали мебель, телефоны и разбили мне лицо. На этом основании они добавили ко всем своим обвинениям ещё одно – «сопротивление сотрудникам милиции».

Когда меня в наручниках выводили из здания, я в последний раз увидел свою секретаршу Машу. Она по-прежнему была здесь. Заметив, что меня заталкивают в автомобиль, Маша с кулаками бросилась на милиционеров. Её оттолкнули, и она упала в лужу. Я смотрел из-за решётки на то, как она поднимается, как машет мне рукой и что-то кричит. Мне показалось, я услышал ЧТО. Она кричала: «Держись!». Это вполне в её характере.

 

В милицейских автомобилях есть небольшое отделение для арестованных. Попадают в него с заднего конца через зарешёченные дверцы. Эта минитюрьма отгорожена от салона стеклом с решётками. В ней есть два сиденья, стоящих напротив. На одном из них сидел какой-то парень. Когда милицейские машины (их было три) отъехали на безопасное от агрессивной Маши расстояние – меня сковали с этим парнем наручниками. Мы сидели с ним лицом к лицу, моя правая рука была прикована к его левой. От моего визави сильно пахло спиртным, и он был очень возбуждён.

- Меня только что с бабы сняли! Такая классная тёлка была! Жаль, не успел дотрахать! Третья ходка! – почти кричал он.

По восторженному тону, с каким он описывал свой арест, я понял – это один из тех людей, которые позиционируют себя бандитами. Хотя по его детской, наивной физиономии было видно – никакой он не бандит. Но вместе с тем парень явно избрал для себя карьеру вора. Мечтает стать вором в законе.

- Ты Бассараба знаешь? – спрашивал он.

- Нет.

- А Доброслава?

- Тоже нет.

- Фи…

На том основании, что я не знаю Бассараба с Доброславом, парень почувствовал себя гораздо «круче» чем я.

- За что взяли? – спросил он, теперь уже начальственным тоном.

- Хранение наркотиков, огнестрельного и холодного оружия, сопротивление сотрудникам милиции – механически пробубнил я.

- Ааа… Это сурьёзно – теперь уже мой собеседник считал, что я «круче» чем он.

Я понял это по голосу. В его голосе чувствовалось заискивание, связанное с неподдельным уважением. Видать, для «крутизны» в воровском мире важно не только знать Бассараба с Доброславом. Важно иметь и серьёзную статью обвинения.

 

Нас повезли в «обезьянник». Так называются застенки, имеющиеся при каждом районом отделе внутренних дел. Ещё их называют камерами предварительного задержания. Только повезли нас не в «обезьянник» нашего Латугинского РОВД, а в «обезьянник» одного из РОВД областного центра. Столица нашей области включает в себя три городских района и в каждом из них – свой райотдел милиции.

 

В любом стандартном РОВД имеется, как минимум, две камеры: одна большая – для мужчин, другая поменьше – для женщин. Изнутри «обезьянник» чем-то напоминает ту камеру, где я сейчас сижу, только намного меньше. Одна из четырёх стен отсутствует. Но это не означает, что выход свободен. Толстые железные прутья отгораживают «обезьянник» от внешнего мира и делают его и вправду похожим на клетку в зоопарке. Остальные три стены глухие, без единого окна. Возле той, что напротив решётки – бетонная ступенька, покрытая досками. Она похожа на ту, что служит мне сейчас сиденьем. Вот и всё. Туалета здесь нет. Чтобы сходить по нужде, надо звать конвоиров, которые являлись с таким заспанным и злобным видом, что «нуждающийся» сразу же жалел о том, что их позвал.

Тому, кто хочет стать писателем, психологом, философом или просто разобраться в тонкостях человеческой души, надо хоть одну ночь провести в «обезьяннике». Но не в качестве постороннего наблюдателя. Посторонний наблюдатель мало что поймёт. Побывать там надо в качестве участника этого действа – такого же, как и все здесь сидящие. Когда ты только что расстался со свободой, когда впереди неизвестность, когда грозит долгий срок заключения – всё воспринимается гораздо острее.

В «обезьяннике» – парад ничем не прикрытых человеческих страстей в их первозданном виде. Дно общества, выставленное во всей своей красе. Сколько там типажей, которые так и просятся на страницы книг…

В РОВД нас завели вместе с попутчиком. Мы были по-прежнему неразлучными, скованными одними наручниками. Одними на двоих. Мы прошли мимо застеклённого поста дежурного, толстые двери раздвинулись и нас повели в камеру.

В «обезьяннике» в мужском отделении уже находились задержанные. Кое-кто примостился на бетонной ступеньке, остальные ходили взад-вперёд. С нас сняли наручники, и мы наконец-то смогли разойтись.

Первым, на ком остановился мой взгляд, был человек с остекленевшими глазами и невероятно красным лицом. Я не знал, что такие лица встречаются в природе. Краснолицый полностью изолировался от внешнего мира, находился в каком-то алкогольном или наркотическом трансе.

Чуть подальше сидел мужик. Он то закрывал лицо руками и раскачивался всем корпусом вверх-вниз, то отнимал руки и обводил камеру мутным взглядом. Мужик стонал:

- О Боже! Нюсинька! Что я наделал! Боже! Нюся! Нюсинька моя! Прости меня! Как же я теперь!? Нюсичка! Спаси меня, Нюсичка! Как мне теперь жить без тебя!? Как без тебя… Как?

- Жену сегодня топором зарубал в пьяном угаре, – сказал кто-то, – очухивается сидит теперь. Да-а, большой срок мужику светит.

- Нюся! Нюсичка!!!

Другой угол резко опустел. В нём блевал какой-то парень – абсолютно невменяемый. Стали звать конвоиров. Те не пришли. Правда, минут через двадцать появились. Парня сводили в умывальник. Блевотина в углу осталась.

Три футбольных фана из соседнего областного центра горячо спорили с каким-то пьянчужкой. Его задержали за то, что помочился в неустановленном месте, а денег откупиться от милиции не было – все пропил. Говорили о футболе. Пьянчужка, видать, был болельщиком только телевизионным. Вряд ли он когда-либо ездил за своей любимой командой из города в город. Видно было, что футбол для него не смысл жизни, а лишь тема для разговоров за пивом или домино. Поэтому он уже жалел, что ввязался в беседу, во время которой ему дважды грозились «дать по морде». Увидев, что дело приняло такой крутой оборот, горе-болельщик сразу притих, взял примирительную ноту и уже во всём соглашался с фанами. Ещё бы – парней задержали прямо на стадионе. Когда проиграла их команда, они выскочили на поле и в знак протеста… Как бы это помягче сказать… А! – вот на помощь мне придёт один из моих сокамерников – громила, весь в синяках, задержан за драку на свадьбе сестры. Он жениха так изувечил, что того скорая прямо со свадьбы забрала.

- Они выскочили на поле и там насрали! – говорил громила. – И как это у них так получилось? ОДНОВРЕМЕННО! Я бывает, по часу на очке сижу пока…

- Наверно от сильной тоски, – выручил громилу какой-то жуликоватого вида очкарик.

- Во-во и я говорю, что от тоски, – согласился громила.

Возле самой решётки стояли два культурного вида шулера и вели интеллектуальную беседу:

- Ты знаешь, – женщины они от денег заводятся. Как мокрицы от сырости. Сам сколько раз проверял. Сидишь без денег – ни одна сучка не позвонит. Только что-нибудь выгорит, только появляется бабло – все подружки тут как тут. Недавно я срубил тридцать тысяч – от подружек отбоя нет, по двадцать звонков в день. Закончились деньги – все мои подружки испарились.

- И у меня всё точно так. Я об этом думал, только выразить не мог. Твоё определение – «женщины от денег заводятся» – надо во все учебники помещать. Я обычно на бабу с бутылкой шампанского выхожу. И всё никак не мог понять, почему так бывает – раз с добычей вернёшься, другой раз порожним. Теперь вспомнил – не получалось снять бабу только тогда, когда кроме той бутылки ничего и не было. А стоит зазвенеть копейке в кармане – все бабы тут как тут.

- И самое главное, – продолжал знаток поведения женщин, – они деньги чуют на глубинном уровне. Я когда начал этот вопрос исследовать, решил эксперимент провести. Ты же знаешь, работаю я один, без напарников, и ни одна душа в мире не ведает, при деньгах я или нет. Так выгорел мне как то раз хороший зароботок и я решил не говорить никому, как вроде по-прежнему без денег. И что ты думаешь?… Через день все мои подружки стали любить меня снова. Вернулись ВСЕ. Так что чует баба бабки – это у неё не отнять… Раньше, когда я был молодым, я думал не о причине, а о следствии – о том, как бы мне завести подругу жизни, или хотя бы любовницу. Сейчас я думаю о первопричине. Если мне нужна подруга жизни или любовница – я думаю, как найти денег. А появятся деньги – подруги жизни сами валом повалят, друг дружку будут отпихивать, драться между собой будут за тебя. Уйдут деньги – тишина, все подруги исчезают – днём с огнём не сыщешь. Я сейчас, когда от баб хочу отдохнуть, просто перестаю на время деньгами заниматься. Покой и тишина.

Тем временем тот парень, с которым я сюда приехал, и ещё один из блатных называли друг другу имена знакомых авторитетов. Вскоре очередь дошла до Лешего, и тут мой бывший попутчик был посрамлён. Оказывается, Лешего он не знал (Фи! Какой позор!). Оказалось, что его собеседник круче! Как только положение каждого в воровском табеле о рангах было выяснено, оба блатных – начальник и (теперь уже) подчинённый – пошли играть в карты. Расчищая территорию, они согнали со спальных мест двух ханыг, которые судя по всему видели уже девятый сон (наверное, бывалые).

Блатные играли с таким самодовольным видом, как будто подчёркивали, что именно они хозяева камеры. Никто особо не возражал.

Тем более, что некоторые из задержанных были в состоянии шока. Это, в основном, касалось тех, кто выглядел более-менее прилично, кто оказался здесь впервые. Этих людей ещё не интересовала тюремная иерархия. Их мысли были не здесь – они оставались ещё там, на воле. Они ещё не могли привыкнуть к тому, что тюрьма теперь и есть их единственный дом. Что их РЕАЛЬНОСТЬ отныне – здесь, а свобода, близкие люди, любимая работа – все, чем они жили раньше – отныне лишь далёкий, почти немыслимый сон… А зря. Заторможенность, отрешённость, неуверенное поведение в первые дни могут дорого стоить потом на зоне. Порой даже потенциально сильные люди, находясь в состоянии психологического шока, не могут защититься от наездов «бывалых», даже когда эти «бывалые» потенциально слабее. За подобное поведение в НАЧАЛЕ срока, приходится потом расплачиваться низким местом в тюремной иерархии. Расплачиваться долгие годы.

Впрочем, торжество блатных продолжалось недолго. Вскоре в камеру привели какого-то рэкетира в кожаной куртке, в золотых перстнях и цепях (надо же! Не сняли во время задержания! Наверно, выходить отсюда будет при помощи этого золота!). Рэкетир был под два метра ростом. Он уверенно прошёл сквозь толпу узников к ближайшему спальному месту. На беду картёжников ближайшим, оказалось то место, где они сидели.

Рэкетир был, видать, бандитом новой закваски. Он не знал воровских традиций, не преклонялся перед блатными авторитетами, перед ворами в законе. Он преклонялся только перед силой. Небрежным движением руки, он буквально сбросил обоих игроков на пол и собирался лечь на освободившееся место. Блатной «начальник», естественно, не мог допустить такого посрамления своего авторитета и кинулся в драку. В ответ получил один-единственный удар в челюсть и повалился на пол. Очухался минуты через две… Рэкетир, как ни в чём ни бывало, завалился на доски и тут же заснул. Кто-то зашептал:

- Это Белый – был чемпионом по боксу среди юношей. Закончил физвосп пединститута. Год проработал тренером. А потом ушёл в рэкет. Тренерам сейчас платят мало.

 

Между тем соседнюю камеру тоже начали заселять. По коридору мимо нашей решётки вели женщину. Возраст её было трудно определить. С одной стороны, видно, что не старуха. Вряд ли больше сорока. С другой стороны – она была совершенно изношенной, как будто каждый прожитый год давался ей за два, а то и за три года. Лицо испитое, опухшее, всё в морщинах, синяках, зато размалёвано яркой попугаистой косметикой. Засаленные, почти седые волосы пучками торчали в разные стороны. Два передних зуба выбиты. Одета неряшливо, вся в грязи, зато в невероятно короткой юбке. Юбка такой длины, надетая на молодую девушку, смотрелась бы очень эротично. ЭТА женщина в такой юбке выглядела омерзительно. Её обнажённые ноги, со вздутыми венами, все в лишаях, со следами шрамов и ожогов, производили отталкивающее впечатление. Зато сама обладательница ног казалась очень довольной. Судя по всему, она была рада своему задержанию – эту ночь она проведёт не где-нибудь в заблёванном подъезде. Спать сегодня ей придётся на свежевыкрашенных досках «обезьянника». Ну, чем не Рио-де-Жанейро!

- Мальчики! Я вас всех люблю! – закричала женщина пьяным осипшим голосом, проходя мимо нашей камеры.

- На хрен ты нам всралась со своей любовью, – прозвучало в ответ.

- У-у… Какие вы грубые, – кокетливо засюсюкала любвеобильная особа уже из соседней клетки «обезьянника».

Вскоре она захрапела.

Наша камера тоже продолжала наполняться, и скоро расхаживать по ней стало весьма затруднительно. Новоприбывший контингент был того же сорта, что и старый. Разве что привели одного наркомана, такого худого и синего, что смотреть страшно. Всё его тело было в ужасных гноящихся ранах.

Тем временем в женскую камеру снова прибыло пополнение.

Я стоял возле решётки и видел, как по коридору несут на руках девочку лет пятнадцати. Её белая прозрачная кофточка была надета навыворот и не застёгнута. Коротенькая юбочка представляла собой, по сути, белое полотенце с тремя пуговицами на одной стороне, и тремя петельками на другой. Юбка была застёгнута на одну пуговицу и сползла на спину. Трусов на девочке не было. Девочка была обута в одну туфельку, которая еле держалась на маленькой ножке, вот-вот слетит. Вторую туфлю, наверное, потеряли где-то по дороге. Было видно, что девочку одевали чужие руки. Одевали в большой спешке. Девочку тошнило. Рвота текла по её упругим обнажённым грудям и по изящному животику.

Следом вели двух симпатичных девушек. Одна из них была в облегающих джинсах, другая – в чёрной короткой юбке. Одеты вызывающе. Проститутки.

Какое-то время в женской камере было тихо. Разве что слышался храп первой сиделицы. Но вскоре весь коридор огласился дикими визгами. Этот гвалт учинили две проститутки.

- Ваа! Ваа! Отсадите от нас эту шлюху вокзальную! По ней вши лазят! С неё блохи прыгают! Ааа!!!

Они визжали так громко, что заспанные конвоиры примчались через несколько секунд. Один остался успокаивать девушек, другой побежал советоваться к начальству.

Вскоре старожилку выгнали. Уходила она неохотно, по дороге поливала матами-перематами своих бывших сокамерниц.

- Ах, вы бляди! Десять лет назад я куда круче вас была! Из ресторанов не вылазила! Сам Князь меня заказывал. Слышите, вы, сучки недорезанные! Сам Князь! Авторитет! Все ваши лешие и бассарабы шестёрками у него бегали…

Чуть позже приехала «Скорая» и женская половина «обезьянника» утратила ещё одну узницу. Пятнадцатилетнюю девочку увезли с диагнозом: «острое алкогольное отравление»…

 

А потом произошло одно занимательное событие.

Внезапно в стане милиционеров начался ужасный переполох. Они бегали по коридору, метушились, звонили куда-то. Затем ворвались в женскую камеру и вывели оттуда двух оставшихся девушек. Проституток отвели в самый дальний конец коридора. К стенке. Притащили туда три стула – два для девушек, один для охранника.

Вскоре я узнал причину переполоха. Ею оказалась моя собственная персона. В освободившуюся камеру посадили меня… Одного.

Впрочем, отсюда было прекрасно слышно, что делается в камере соседей. От нечего делать, я подошёл к самой решетке и прислушивался к тому, что происходит в мужской части.

Вначале все молчали. Потом разом заговорили, почему-то шёпотом. Судя по тому, что я услышал, было ясно – мой рейтинг здесь неимоверно вырос.

- А кто это?

- За что его? За что он сидит?

- За убийство взяли?

- Может, это международный киллер?

- Может, авторитет или магнат какой?

- Первый раз вижу, чтобы в обезьяннике кому-то отдельную камеру выделяли. Видать, крутой авторитет!

Тут настал, наконец, звёздный час того парня, с которым мы приехали сюда, скованные наручниками.

- Я!…Я!… Я ехал с ним! – захлёбывался от восторга мой былой попутчик. – Я сразу понял – сурьёзный авторитет. Пахан! А может быть, бугор! По нём сразу видно – вор в законе. Крутой мужик… Слова лишнего не скажет. Сразу видно – зэк со стажем. Видать не один год зону топал. Наверно, ещё при Сталине сидел – на Колыме! Лицо такое сурьёзное, мужик солидный. А офис у него какой! Его в офисе брали… Когда мы подъехали, темнело уже. Я не разглядел, что там написано. Табличка такая синенькая была. Но по офису видно – крутая фирма у мужика! Офис у него двухэтажный! На площади стоит. Вокруг ёлочки растут! Менты этот офис штурмом брали. Двери выбивали. Так он там с ними внутри ещё два часа бился. А шмара у него какая! Крутая шмара! Шмара эта как раз на стрёме стояла… Так вот, как подъехали мы к офису, а там эта шмара на шухере стоит. Какая шмара! Всем шмарам шмара!

Дальше шло описание Маши. При всей внешней привлекательности моей секретарши, описание было, на мой взгляд, несколько преувеличенным. Даже для неё. Мне кажется, Маша выглядит чуточку поскромнее.

- Ноги у неё – от ушей растут! Сиськи – во! Попка – ух! А мордашка у неё – НУ ЭТО ВСЁ!!! – отпад! Когда она завидела мусоров, как завизжит, как кинется на них! Крутая шмара! Надёжная! Я и не знал, что бабы могут так яростно драться. Всем ментам морды порасцарапывала. Вот это шмара!

Дальше парень так увлёкся своим рассказом, что совсем заврался. Из его слов выходило, что мы с ним чуть ли не вместе на дело шли, когда нас взяли. Он так часто повторял «меня с бабы сняли», что я думаю, его и впрямь задержали во время свидания с девушкой, раз это произвело на него такое сильное впечатление. Но теперь, судя по его рассказу, получалось, что нас чуть ли не вместе с ним «с бабы сняли». Надо полагать с двух «баб». Каждого со своей. Свою он почему-то называл термином «тёлка», мою – «шмара», а один раз назвал «биксой». Почему так – я не понял. Зато мою он ставил на порядок выше. В конце концов, рассказ парня приобрёл законченную форму. Видать, он долго ещё будет его повторять на всех блатных тусовках. Вкратце всё выглядело так: мы с ним вместе сходили на дело, потом пошли к бабам оттянуться и там нас взяли. Как это всё будет согласовываться с его первой версией о моём крутом офисе (за который он принял здание мэрии), я не знаю. Но теперь к двум авторитетам, фигурирующим в его речах, добавится ещё один. Какую кличку можно дать мне? Самым логичным было бы – «Мэр».

- Ты Бассараба знаешь?

- Нет.

- А Доброслава?

- Тоже нет.

- А Мэра?

- …

- Что и Мэра не знаешь?! Фи…

 

Под утро проституткам дали швабры и послали их мыть коридор. Они где-то раздобыли пачку сигарет. Половину забрали себе. Вторую половину разделили на две части.

- Держите, мальчики!

И в мужскую камеру, к великой радости узников, передали пять сигарет. А сигареты в таких ситуациях очень нужны. При том сильном нервном стрессе, которому подвергаются задержанные, курево заканчивается быстро. У каждого новичка, первым делом, спрашивают о сигаретах. Но, обычно люди попадают туда в таком состоянии, что не только сигарет – штанов у некоторых нету.

Потом проститутки подошли к моей камере.

- Вы возьмёте у НАС сигареты?

- Отчего же не взять? Возьму.

Образ проституток в нашем информационном пространстве подан неверно. Он сформирован журналистами и литераторами, которые никогда не имели дела с РЕАЛЬНЫМИ представительницами этой древнейшей профессии. В воображении таких писак проститутка – это вульгарная, уверенная в себе девица с грубыми манерами. Безусловно, и такие тоже встречаются среди этой категории людей. Но их очень мало. На самом деле проститутки, в массе своей, полностью отражают все типажи женского характера, все формы женского поведения. Отражают в тех же пропорциях. То есть, среди проституток столько же в процентном отношении стерв, милашек, хозяюшек, сколько и среди женщин, не выставляющих своё тело на продажу. Среди проституток есть как уверенные в себе, раскрепощенные женщины, так и скромные, застенчивые; как грубиянки и хамки, так и добрые, ласковые, нежные девушки; как абсолютные тупицы, так и интеллектуалки. Встречаются женщины с мещанскими устремлениями, но есть и настоящие поэтессы. Есть очень сексуальные девушки, которые просят заняться с ними сексом ещё раз «на посошок», когда уже время истекло; а есть фригидные, которые только притворяются, что им нравится акт, а сами лежат и думают «скорей бы всё это закончилось».

Те две девушки, которые подошли ко мне, принимали меня, как и все здесь сидящие, за какого-то крутого авторитета. В их желании познакомиться со мной чувствовался меркантильный интерес. Они видели во мне потенциального клиента. Щедрого клиента. Поэтому разговаривать со мной начали «по-проституточному», то есть так, как говорят киношные проститутки. Выходило у них это плохо – коряво и неестественно. Поэтому я сказал:

- Девушки, а может вам легче по простому, по человечески разговаривать?

- Да, легче, – тут же согласились они.

- Как вас зовут?

- Я – Альбина, она – Алина, – отозвалась та из них, что побойчее.

- Альбина и Алина – это ваши настоящие имена? Ваши родители, должно быть, мои ровесники, а в наше время девочек так не называли.

- Альбина и Алина – это наши сценические имена, – сказала Альбина. – На самом деле я – Лена, а она – Наташа. Та, которую скорая увезла, тоже Наташа, но для клиентов она – Анжела.

- Какая у вас конспирация!

Я разглядывал девушек и увидел на них какие-то шрамы, у одной на шее, у другой на лице.

- Вы не смотрите, что мы такие покусанные, это скоро пройдёт, – торопливо заверила меня Лена (Альбина). – Нас менты покусали на субботнике.

- Где-где?

- На субботнике, так называются отработки. Раз в неделю мы бесплатно даём милиционерам, что бы они нас не трогали. На прошлом субботнике менты напились до чёртиков, вообразили, что они волки и искусали всех девочек.

Я обратил внимание на то, что себя проститутки неизменно называют девочками.

- А сами вы откуда? Местные? Как родители смотрят на ваши занятия?

- Родители наши ничего не знают, – отозвалась Лена.

Она принадлежала к числу тех женщин, которых называют «болтушками». Языком работала не переставая. А вот её подруга была на редкость молчаливой девушкой.

- Родители наши ничего не знают. Я – из села, работы там нет. Мама и папа в колхозе работали. Сейчас колхоз развалился, они огород держат и курей разводят. Я им говорю, когда бываю дома, что, устроилась работать ночным диспетчером в таксопарк. Я и правда там отработала месяц. А Наташа – из города, пятьдесят километров отсюда. У неё папа с мамой на заводе работают, только им денег не платят. Лишь мама той, другой Наташи, которая Анжела, обо всём знает. Она Наташку продала в ливанский бордель, когда той десять лет было. Три года назад Наташа оттуда сбежала, её моряк вывез на сухогрузе. Наташка, хоть малолетка, зато как сосёт! Донедавна она на пару с матерью работала. По крутому спецзаказу – групповой секс с мамой и дочкой одновременно – «мама и дочка» называется. Сейчас таким кое-кто занимается, но они не настоящие мама и дочка. Просто берутся две девочки – одна совсем молоденькая, другая постарше – и разыгрывают из себя маму и дочку. В нашем городе только эта пара была настоящая – Наташа и её мать. Но мамка её последний год пить много стала. Сильно сдала. Её уже никто не берёт из нормальных людей… На вокзал скоро пойдёт. Вокзальной шлюхой. Или на трассу мёрзнуть – трассовичкой. Наташка сейчас себе новую «маму» ищет – из девочек, что постарше, но ещё симпатичная. Только надо найти, чтоб похожие были, а то клиенты быстро раскусят подмену.

Я стоял возле самой решётки, взявшись за прутья. Девушки стояли с другой стороны – справа и слева от меня. Я чувствовал, что от Лены пахнет спиртным. Наташа, наверное, совсем не пила. Спиртным от неё не пахло.

- Сейчас, когда нас отпустят, я домой поду, отсыпаться, – затараторила Лена, – а Наташка в универ пойдёт, на занятия…

- Да! Мне сейчас на пары идти! – вспыхнула Наташа, с неожиданной резкостью. – А ты иди отсыпайся! Зато я через десять лет буду учительницей в школе работать, а ты – как та сучка – на вокзале…

- Не-а, – оптимистически заявила Лена, – я сутенёршей буду, буду бордель держать, как мама Валя. Мама Валя сказала, что у меня хорошие данные для карьеры. Сказала, что я скоро на повышение пойду. Буду старшей в группе, буду сама девочек на вызовы возить…

- Мама Валя – одна! А вокзальных шлюх – сотни! МестОв на всех не хватит!

Оказывается, Наташа училась в педуниверситете (бывший пединститут, тот который окончил и я) на естественно-географическом факультете. Специальность – география и биология. Была уже на пятом курсе.

- Мне бы только учёбу закончить, – продолжала она. – Заплатить за неё надо. Десять месяцев осталось. Как только получу диплом на руки – я сразу уйду из ЭТОГО бизнеса!

Слова «из этого бизнеса» она сказала с такой ненавистью, что я понял – уйдет! Непременно уйдёт! И будет вспоминать его, как кошмарный сон.

 

Наступило утро. Милиционеры принесли две пачки сигарет и выводили задержанных по двое – в туалет. Возле туалета всем желающим вручали сигарету и разрешали покурить. Я курил на пару с каким-то мужиком, по виду из рабочих. Мужчина выглядел крайне взволнованным. Он шептал мне:

- Я знаю – вы авторитет. Здесь все говорят. Раз авторитет – скоро на воле будете. Передайте, пожалуйста, моей жене, по адресу Кутузова 14… Мы машину песка крали. Нас с автоматами взяли. Милицейские с автоматами приехали… Передайте жене, пусть всё продаст. Пусть вытащит меня отсюда! Я отработаю. Здесь говорят, чтоб выйти надо минимум пять тысяч. Пусть всё продаст! Только адвоката пусть берёт того, что с судьями в доле. Иначе не отпустят. Передайте, пожалуйста! Я на колени перед вами стану!

Мужик, и вправду, бухнулся на колени…

Тем временем на работу приехало начальство. Всё пришло в движение. Вершили судьбы задержанных.

Некоторых отпускали сразу. Первым отпустили рэкетира. Но уходил он уже без золотой цепи и перстней. Отпустили и проституток. Свадебного громилу забрала сестра. Она с пяти утра сидела под дверью РОВД. Того парня, с которым я приехал, тоже отпустили. Он, наверное, очень расстроился из-за того, что его не взяли в третью ходку. Судя по его детской восторженности, он бредил романтикой уголовного мира… А по мне – и правильно сделали, что не взяли. Я не знаю, за что он сидел два раза. И сидел ли вообще? Но я знаю – он не злой человек. Настоящее зло я чувствую всегда. Сам не знаю почему, но на зло у меня чутьё безошибочное.

Других задержанных – футбольных фанов, телеболельщика, краснолицего пьяницу – повезли к судье. Тем, кто при документах, судья назначит штраф, тем, кто без документов – даст десять-пятнадцать суток исправительных робот.

Остальных – меня, песочного вора, женоубийцу, наркомана и ещё двоих – посадили в фургон и повезли в прокуратуру получать санкцию на арест.

В приёмной прокурора было много людей. Все очень нервничали в ожидании его решения. Шептали:

- У судей принято – как зайдёшь в суд, так и выйдешь. Кто с воли придёт, тому дадут срок условно, кто с тюрьмы – пошлют на зону. Надо просить прокурора, чтоб отпустил на подписку о невыезде, или на поруки.

Но меня не сразу повели к прокурору. Меня завели в один из кабинетов. Там сидел строгий человек в штатском. Тот самый, который предлагал мне идти в команду и депутатство в парламенте.

- Оставьте нас, – чуть слышно произнёс он.

Мой конвойный милиционер отдал честь и удалился. Следом за ним выскользнул человек в форме сотрудника прокуратуры, видать, хозяин кабинета.

Строгий человек предложил мне сесть, при этом он пристально всматривался в моё побитое лицо.

- Как они вас… дебилы.

Он встал и прошёлся по кабинету.

- Чай, кофе, сигареты?

- Кофе и сигареты.

- Пожалуйста… Итак, Иван Афанасьевич, наши условия остаются в силе! Выбирайте – тюрьма, позор… Или… или входите в команду. Подумайте. Ведь на посту замминистра или губернатора вы принесёте людям гораздо больше пользы, чем сидя в тюрьме. Неужели вам не ясно – лесопарковая зона всё равно будет наша. Соглашайтесь, Иван Афанасьевич. Одно ваше «да»… и… И мы отправим вас на лучший курорт… подлечиться.

Тут он лукаво подмигнул мне и с хитрой улыбкой добавил:

- И Машу с вами отправим. Ей тоже нужно здоровье подкрепить. Соглашайтесь!

Я отказался.

- Очень жаль.

Он встал и направился к выходу. Возле самой двери резко обернулся и сказал, чеканя каждое слово:

- Я очень уважаю таких людей.

Дверь захлопнулась. Через секунду вошёл мой конвоир и отвёл меня к прокурору. Тот дал санкцию на арест. Так я оказался в областной тюрьме предварительного заключения. В предвариловке.

 

Инопланетянские покойники и мои тревоги

 

Между тем, серые люди, столпившиеся в углу моей камеры, закончили совещание. Один из них отделился от общей массы и направился ко мне. После низкого поклона он заговорил очень нервно и торопливо.

- Бес Мариан. На Том Свете сейчас такая война идёт! Почти такая же, как две тысячи лет назад. Вы помните, когда Он неожиданно для нас явился во все обитаемые миры в образе разумного существа каждой из планет. Когда среди тёмных сил начался переполох и оттуда череда межпланетных столкновений. Сейчас почти то же самое. Инопланетянские покойники напали на наших. Силы инопланетян превосходят наши в восемь раз. Мы мобилизовали всех покойников ада, путём ядерных взрывов перебросили с Этого на Тот Свет две свежих танковых армии и одну авиадивизию. Нам удалось на время стабилизировать ситуацию. Но силы не равны. Бес Марианн, вы же знаете, если не удержим Тот Свет – на Этом и дня не продержимся. Инопланетяне готовятся к наступлению и на Этом Свете тоже. Их космический флот уже подошёл к Поясу Астероидов. Бес Мариан! Возвращайтесь! Ну, не время сейчас играться! Разобьём инопланетян – заключайте себя вновь в тюрьму человеческого тела, рождайтесь вновь человеком и играйте себе на здоровье. Хоть сто лет. Мы вас тревожить не будем. Но сейчас не время для игр. Бес Мариан! Ну, бес Мариан!!!

- Не понимаю, о чём вы…

Мой собеседник молча поклонился, щёлкнул каблуками, по-военному развернулся и пошёл к остальным.

 

Если этот человек играл, то его можно назвать великим актёром, как и всех его товарищей. Но мне стало казаться, что они не играют. Я чувствовал – за всем этим кроется какая-то тайна. Но какая? Почему они так упорно называют меня бесом? Слово «бес» – самое неподходящее для характеристики моей личности. Сколько я себя помню – всё моё существо, пронизывало какое-то фатальное устремление к добру, к правде и свету. Мне кажется, что я родился с мыслью: «моя задача в этой жизни служить добру – исключительно ему и ничему больше». Из-за этого мне много пришлось страдать. Но я никогда не жалел о выбранном пути. Явившись на свет в атеистической стране, я сам, без чьей-либо помощи, поверил в Бога. У меня была даже мысль о монашеском служении, но я отбросил её как слишком тривиальную. К тому же по молодости лет мне было сложно отказаться от женских ласк, да и курить бросать не хотел. Я пошёл работать в школу, чтобы пробуждать в душах детей стремление к добру, к правде, чтобы открыть перед ними путь к свету.

Да… дети, мои ученики. Здесь в тюрьме я постоянно думаю о вас. Сразу после того, как мне пришлось уйти из школы в мэрию, я часто навещал своих учеников. Приходил к ним каждый день и восторженный гул детских голосов встречал меня ещё на пороге. Когда началась война за лесопарковую зону, я перестал ходить к детям. Я хорошо знал против кого выступил. Знал, что эти люди способны на всё. Возможно, они уже наняли киллера, который, стреляя в меня, попадёт и в детей. Что для таких людей две-три лишние смерти? Им главное заказ выполнить.

В том, что мои опасения насчёт киллера не были беспочвенными я убедился совсем недавно. Уже здесь – в тюрьме – я узнал, что мой предшественник на посту мэра города Латугино был убит. Его нашли повешенным в лесопарковой зоне со следами сильных побоев. Видать, он взял деньги за то, что передал лесопарковую зону, а документы оформил так плохо, что я без труда смог аннулировать решение горсовета. Вот и расплатился бывший мэр за свою жадность и за свою небрежность.

Так, что я был прав, когда прекратил свои походы в школу. Но всё же как я тоскую по пытливым детским глазам.

 

Мне по-прежнему не верится –

Не войду я больше в класс

(Перетрётся, перемелется)

Не увижу ваших глаз.

 

(Извините за банальную рифму,

Но это действительно так,

Глаза у детей открыты

На всё, что у нас не так

И класс состоит из глаз)…

 

Ещё лучше об этом сказал поэт Петро Веретельник:

 

класс – это где-то семьдесят глаз,

самой разной расцветки, в которых

анфас твой всегда перевёрнут, если

не вывернут для обозрения физио-

логии лицевых нервов, когда запол-

няешь всю их роговицу своей свето-

тенью. Всю напрочь до беспробелов….

 

Ещё здесь в тюрьме я тосковал о моей Маше. Как она там без меня?

 

И ещё одна боль не даёт мне покоя. Мой котик – Бусик. Бусиком его назвали за необычайно красивые умные глаза. Они у него, как переливающиеся бусинки. Ещё у него есть шелковистая чёрно-белая шёрстка. Бусик – очаровательный котик. Когда стало ясно, что война за лесопарковую зону добром не кончится, я хотел его выпустить, но всё медлил, рука не поднималась. Раз даже вынес Бусика на улицу. Но он так просил не оставлять его, так жалобно мявкал и тёрся о мои ноги, что я принёс его обратно. Я положил ему много сухарей, чтобы была еда на первое время после того, как меня убьют. Я ведь не знал, что меня посадят, я думал, что меня убьют. В этом случае квартиру обязательно вскроют, и Бусик окажется на свободе. Будет жить как уличный кот. Он котик сильный, разумный – не пропадёт. Знал бы я, что меня посадят – ключ запасной бы Маше отдал. А так… Интересно, сколько дней кошки могут обходиться без пищи? Водичка у него есть – закончится в ведре, из унитаза попьёт, там такая же питьевая вода бежит, как и в кране. А вот что с едой? Вряд ли сухарей ему хватило надолго. Может, он открыл чулан, где лежит мешок с картошкой? Смог ли ты открыть тяжёлую дверь своей маленькой лапкой? Может не смог и умираешь сейчас от голода? Бусинка моя, котичек мой родненький, как ты там? Я воочию представляю, как он часами сидит у окна и ждёт моего возвращения. Так он делал всегда, когда я приходил со школы. А завидев меня в окно, сразу же подбегал к двери и радостно мявкал. Спал он, взгромоздившись на моё одеяло. Я представляю, как он просыпается на пустой кровати, и не найдя хозяина, начинает плакать в темноту ночи:

- Мяу, мяв, мяо, мао, мау, маау…

Что же мне делать? Как мне спасти моего котика?

Ключ отобрали при аресте, то есть, он находился где-то здесь, в тюрьме. Я просил тюремщиков вскрыть мою квартиру и выпустить Бусика. В ответ слышал:

- Подпишешь, что от тебя требуют – выпустим твоего кота. Не только кота – и тебя выпустим.

Тот из тюремщиков, который играл роль моего адвоката (это он принёс мне пакет с туалетными принадлежностями, и на том спасибо) пообещал было вызволить Бусика. Но на следующий день мой «адвокат» без утайки сообщил, что ему запретили это делать. Наверное, тот кто руководит тюремщиками решил использовать заточение Бусика как дополнительный рычаг давления на меня. Но у них ничего не выйдет. Я упрямый.

 

Я замечал, что многих людей, знающих меня поверхностно, сбивает с толку моё умение драться. Не физически, конечно – в моральном плане. Это происходит оттого, что в бытовом поведении я мягкий, робкий, вежливый человек. Многие воспринимают мягкость, как проявлением слабости. И как же они бывают ошарашены, когда их разогнавшийся кулак налетает не на картонную стену, а на каменную.

С самого раннего детства я знал, знал на уровне подсознания: как бы я не сердился, как бы меня не выводили из себя окружающие – ярость и злость из моей души ни в коем случае не должны выйти наружу. В отличие от всех других людей, МНЕ такое не позволено. Моё внутреннее раздражение не должно перелиться в голос или во взгляд. И такого со мной никогда не было. Я никогда не кричал с яростью в голосе и не смотрел на мир со злобой в глазах. Это не значит, что я не кричал совсем и не смотрел на мир сурово. Кричал, конечно, кричал в армии, кричал в школе. И строгим сердитым взглядом не раз восстанавливал дисциплину в армейском подразделении или школьном классе. Я никогда не выглядел ни ханжой, ни святошей – обыкновенный человек, которому ничто человеческое не чуждо. Но кричал я лишь после того, как останавливал ярость, гасил её. Кричал ОБДУМАННО – нарочно повышая голос для решения тех или иных задач. То же и со взглядом. Ярость, злость рождавшиеся в моей душе, никогда не выходили за её пределы посредством голоса, взгляда и даже жеста. Это не всегда легко давалось. Люди так устроены, что им необходимо порой выплёскивать наружу накопившееся в душе раздражение. Такая реакция естественна, она служит для восстановления душевного равновесия. Но я чувствовал, что если Я так сделаю – произойдёт что-то страшное. В конце концов умение подавлять внутренние эмоции развилось у меня до автоматизма.

 

Возвращение Мариана

 

Тем временим серые люди в углу моей камеры вновь начали совещаться. Я слышал отдельные слова и фразы.

- Нет, без Мариана нам не справиться, надо просить старика, чтобы он вернулся.

- Но как достучаться до него?

- Может, доложить ему обстановку, а старик пусть уж сам решает?

- Докладывайте, бес Трак.

После этих слов ко мне подошёл один из незнакомцев и слегка заикаясь произнёс:

- Разрешите доложить оперативно-стратегическую обстановку!

- Какую обстановку?

- Оп-перативно страт-тегическую.

- Ну, докладывайте.

- Из пятидесяти миллиардов покойников Ада – двадцать пять миллиардов мы мобилизовали на фронт. Остальные куют победу в тылу. Из шести миллиардов человек, живущих ныне на Земле, чёрных душ – четыре миллиарда, полмиллиарда ещё не определились, остальные не в нашей власти. На Тот Свет мы планируем перебросить один миллиард. Триста тысяч уже отправлено. Бесу Витту поручено руководить обороной Этого Света. Мы предполагаем, что те люди, которые не в нашей власти на этот раз будут нашими союзниками. Хотя в контакт с ними мы пока ещё не вступали. Люди ничего не знают ни о подходе космического флота инопланетян, ни тем более о боях на Том Свете. Мы боимся паники на Земле. Но ситуация достигла такой критической стадии, что и без нас скоро всё узнают. Поэтому мы подготовили обращение к Правительствам и Народам Мира. Однако такой документ не может быть оглашён без санкции Высшей Власти Ада, то есть, без вашей санкции, бес Мариан. Теперь о бесах. Из пяти миллионов бесов Ада на фронт отправлено четыре миллиона. Остальные куют победу в тылу… Перехожу к докладу обстановки на фронтах. Первый адский фронт (командующий бес Тан) держит оборону в районе Адских Врат. Бесу Тану удалось стабилизировать ситуацию, и мы в ближайшее время не ожидаем на его участке наступления противника. Хотя в районе Земли Забвения противнику удалось продвинуться довольно глубоко, почти к границам Страны Безмолвия. Но вряд ли противник начнёт штурм Ада с Верхнего круга. Второй адский фронт (командующий бес Пин) обороняет подступы к Пеклу. В этом районе противник, по данным нашей разведки, сосредоточил огромные силы. Мы ждём наступления с минуты на минуту. Если наступление начнётся, Пекло удержать не удастся. А с потерей столь важного стратегического объекта, будет серьёзно подорвана система коммуникаций Ада. Третий адский фронт (командующий бес Тик) удерживает подходы к Бездне Бездн. На этом участке пока затишье, но в районе Колодца Мёртвых Душ замечена активизация отдельных частей противника. Возможно, противник планирует через Колодец Мёртвых Душ проникнуть в Нижний Круг Ада и зайти нам в тыл. Теперь о ситуации на Этом Свете. На Этот Свет мы перебросили двести тысяч бесов, воплотив их в людской облик. Бес Витт с санкции Центрального Штаба оставил пояс астероидов и отошёл к орбите Марса. Таким образом, нам удалось достичь большей плотности войск. Первые же столкновения наших космических кораблей с летающими тарелками противника показали, что противник оснащён лучше. Хотя нам удалось уничтожить несколько тарелок, но наши потери гораздо больше. Удалось захватить одну тарелку на Этом Свете. На Том Свете мы также взяли в плен одного инопланетянского беса и две тысячи их мертвецов. Наших пленных захвачено на порядок больше. Анализ внешности пленных показал, что с этой цивилизацией мы уже имели дело. Три тысячи лет назад войска Ада под вашим руководством, бес Мариан, разгромили пришельцев. Но им удалось скрыться в дебрях Вселенной. За три тысячелетия противник обогнал нас, как в техническом развитии цивилизации, так и в численности населения. Доклад окончен. Докладывал начальник оперативно-стратегического управления Центрального Штаба Ада бес Трак.

То, что рассказал докладчик, напомнило мне отрывок из какого-то бредового фантастического романа, и я уже раскрыл рот, чтобы заявить ему об этом, но неожиданно для себя произнёс нечто совершенно другое:

- Вы главное фланги удерживайте. Взаимодействие сил Того и Этого Света у вас поставлено из рук вон плохо. Я вижу, Центральный Штаб совсем устранился от исполнения координирующих функций и передал всё на усмотрение командующих фронтами! Сколько раз повторять – удары на Том и на Этом Свете должны быть скоординированы посекундно – без этого не бывает победы! А войска проведите через шестой параллакс. Третье протяжение.

Излишне говорить, что я ничего не понял из сказанного мной, но ЭТИ поняли. Мои слова произвели на них ошеломляющее впечатление и вызвали бурную деятельность. Куда-то в пустоту полетели команды. Отдавали их разные люди, но отдавали почти одновременно. Они просто прикладывали руку ко рту и говорили так, как будто по телефону.

- Бес Витт, передаю приказ: возьмите три эскадрильи американских лётчиков, выведите их в район шестого параллакса и перебросьте с Этого Света на Тот посредством ядерного взрыва, да не забудьте захватить аннигилятор для переброски техники. Когда сбросите на американцев атомную бомбу, передайте покойных лётчиков в распоряжение беса Тика.

После того, как приказ был продиктован, последовало дополнение, причём человек этот говорил таким тоном, будто раскрывал самую сокровенную тайну:

- Это приказ Мариана… Нет, ещё не вернулся, но приказ уже передал.

В это же время другой бубнил в свой “телефон”:

- Бес Тик – приказ Мариана… Нет, не вернулся, но мы ждём его возвращения с минуты на минуту. Сейчас бес Витт перебросит вам американских лётчиков с техникой. Проинструктируйте их и заведите в тыл противника через третье протяжение шестого параллакса… Вот он, знаменитый удар Мариана! И как мы сами не догадались, что бить надо ИМЕННО через шестой параллакс!

После передачи столь дивных распоряжений в моей камере вновь стало тихо. Серые люди устроили ещё одно совещание, но на этот раз они говорили чуть слышно. Я не разобрал ни слова. Наконец какой-то высокий статный старик отделился от общей массы и зашагал в мою сторону. Шёл медленно и величаво.

- Бес Мариан – торжественно произнёс старик, – во имя нашей тысячелетней дружбы…

Я не дал ему закончить. Борьба за лесопарковую зону, тюремное заключение, вторжение таинственных пришельцев – всё вместе настолько измотало мне психику, что я не заметил, как клокочущая ярость зажглась в моей душе. Я не успел остановить её, и впервые в жизни ярость вырвалась наружу. Она перешла в гортань и, превратившись в вибрацию звуковых волн, заполнила всё пространство камеры. Вне себя от злости, я заорал:

- Молчать!!!

И тут я вспомнил – я, бес Мариан, просто забыл это. А те семьдесят семь бесов, что столпились в углу камеры – моя ближайшая свита. А ещё у меня есть бесчисленная пехота, артиллерия, авиация, подводный и надводный флот, ракетные войска стратегического назначения, ядерные силы и лазерные пушки. Мои космические корабли штурмуют просторы Галактики. Терпеливо дожидаясь моего приказа, висят на орбите могучие армии роботов, которые подчиняются лишь импульсу моего мозга и больше ничему во Вселенной. А ещё у меня есть… Да мало ли что у меня есть… Я – бес Мариан и этим всё сказано.

Едва затих мой крик, как рёв восторга прокатился по камере. Он вырвался из семидесяти семи бесовских глоток.

- Ура!!! Он вернулся! Он с нами! Великий бес с нами! Мы снова непобедимы! С нами бес Мариан!

Десятки тысяч лет я был самым жутким бесом Ада. Участник всех адских войн и походов. Я – старый рубака. Я принадлежу к категории военных бесов. Во всех картинных галереях Ада меня изображают с боевым топором в правой руке и рогатой короной на голове. Несколько тысячелетий назад я стал главнокомандующим вооружённых сил Ада. Я выиграл сотни войн и тысячи битв. Стал самым прославленным адским полководцем. Мой знаменитый двойной бой, бой с живыми и мёртвыми одновременно, вошёл во все учебники военного искусства. Враги трепетали при одном упоминании моего имени. Я был бес-пощаден. Немногие инопланетные армии смогли вырваться из моих стальных объятий и скрыться в дебрях Космоса. Массированным ударом своих войск я сметал армии противника с просторов Вселенной. Их души поглощала гигантская Чёрная Дыра – жуть Мироздания. Чёрная Дыра – место где сходятся Тот и Этот Свет. В Чёрную Дыру я заключал всех – и мёртвых и живых – и до скончания веков им не вырваться оттуда.

Чёрную Дыру я специально подогнал поближе к Солнечной Системе. Точнее, Солнечную Систему я подогнал к Чёрной Дыре, но это не важно – в Космосе всё относительно…

Я – бес Марианн, сопротивление мне бес-полезно и бес-смысленно. Липкий ужас сковывает души мёртвых и живых при моём появлении. Это происходит всегда и везде во Вселенной…

А полторы тысячи лет назад я совершил в Аду государственный переворот – прежнее гражданское руководство было свергнуто, и к власти пришли военные. Установление военной диктатуры было крайне необходимым в то время. Исполнительская дисциплина Ада упала до невозможного. Ад не мог уже нормально функционировать, и трещал по швам. Дело в том, что прежнее гражданское руководство отличалось немыслимым для тружеников Ада либерализмом. Грешники распустились. Назревал бунт бесов. Первым своим эдиктом я перевёл всех грешников на один круг ниже. Вторым – запретил новые воплощения душ. Ведь мои предшественники развели в Аду форменный буддизм. Они установили такую порочную практику, когда грешникам верхнего круга Ада, при условии хорошего поведения, позволялось рождаться вновь. Им как бы давали ещё один шанс прожить жизнь достойно и уйти в Высшие Хрустальные Сферы. Дошло до того, что некоторые умудрялись по двадцать жизней прожить! Я немедленно отменил это. Я так считаю – если уж попал в Ад, сиди там до самого Страшного Суда – нечего тебе вновь по Земле шляться. Грешник должен сидеть! – вот моё кредо. Я также утроил минимальный срок, необходимый для перевода из нижних в более высокие круги Ада (условия содержания там мягче). Если раньше, при хорошем поведении, грешник мог перейти в более высокий круг через сто лет – теперь через триста.

Ещё я отменил блат. А он при прежнем руководстве достиг невиданных масштабов. Один пример. Всем известно, что бесы во время служебных командировок на Землю воплощаются в человеческий облик. Бесы мужского начала становятся инкубами, бесы женского начала – суккубами. Во время таких командировок бесы вступают в любовные отношения с людьми – инкубы с ведьмами, суккубы, соответственно, с колдунами. Так вот, при прежнем руководстве докатились до того, что бесы своих бывших любовниц и любовников записывали по блату в более высокий круг Ада, давали им иные поблажки. Я решительно прекратил эти безобразия. Теперь проштрафившийся бес сам заключался на сто лет в нижний круг Ада в шкуру карающегося грешника. А некоторых особо провинившихся бесов я вообще выгнал из Ада – шастают теперь по Земле, как неприкаянные. В общем, Ад у меня заработал как отлаженный стальной механизм…

И вот я достиг всего, чего может достичь бес. Я стал Наместником Вселенского Зла на Том и Этом свете планеты Земля, Автокаратором Ада, Верховным Повелителем Тёмных Сил планеты, Властителем злобных душ людских, Царём Ужасов. Я – бес бесов Мариан.

Потом мне всё это надоело, и я решил перейти на сторону Светлых Сил. Я решил служить добру. Ведь встав во главе Тёмных Сил планеты, я остро почувствовал всю двойственность Ада. Ад порождает Зло, но Ад его и наказывает. Потом я понял, что всё ещё сложнее, чем я думал. Есть два Ада – один тот, который возглавляю я, и есть ещё один – он в душах людей. Наш Ад вторичен, он создан, как возмездие для тех, кто породил подлинный Ад – как возмездие для людей. Таким образом, карая грешников в своём Аду я сам того не сознавая уже служил добру. И ещё – я всё изведал на Том и Этом Свете, и с какого-то момента во мне ожила моя Тоска. Тоска по тому, где я не был. Тоска по Высшим Хрустальным Сферам. Тоска по Небесам. Давным давно, в раннем детстве, ещё задолго до того, как пошёл на военную службу, я был очень мечтательным бесом. Я любил подолгу смотреть на Адский Огонь и видел сквозь него невиданные, далёкие, недоступные для беса миры. Мне казалось, что этот Огонь не принадлежит Аду, что он горит не только здесь, что он пылает где-то далеко-далеко – в немыслимой выси. Здесь он карает грешников, а что делает там – там, где он берёт своё таинственное начало? Я опалился этим Огнём…

Я передал власть своему заместителю (тому самому, которому я только что крикнул «Молчать!!!») и родился человеком. Причём именно родился, а не воплотился в человеческом облике, как инкубы с суккубами. Я родился самым обыкновенным человеком – не красавцем, но и не уродом; не в семье богачей, но и не бедняков; не в стране «золотого миллиарда», но и не в стране третьего мира…

Первичный ритм лежит в основе Мироздания. Первичные Волны породили Вселенную. И я знал, что самая главная опасность, которая может сорвать выполнение моего замысла, таится именно в волнах. В душах многих людей (и злых и добрых) время от времени рождается яростная злоба. Добрые способны победить и утихомирить её, злых, наоборот, побеждает злоба и ставит себе на службу. Такой человек становится слугой беса. Людская поговорка – «В нём бес сидит» - не верна лишь в том, что на всех людей бесов не напасешься. Один бес отвечает за тысячи. Но человек свободен в своём выборе. Я же знал, что ярость моей души не должна перейти в волны. Если она перейдёт в звуковые волны – в крик – я вспомню, что я бес Мариан. Если я посмотрю на мир злобным взглядом, если ярость моей души войдёт в световые волны, бес Мариан вернётся. Это будет означать, что я так и не смог стать на сторону Светлых Сил, что я не смог выполнить задание, которое поставил перед собой. А я ВСЕГДА выполняю свои задания. Я упрямый…

 

Тем временем я продолжал сидеть на выкрашенных красной половой краской досках бетонной ступеньки и наблюдал за своей свитой. Моя свита (она же Центральный Штаб Ада) едва успевала принимать сообщения с фронтов. Все бесы, придя ко мне в тюрьму, приняли человеческий облик (иначе я бы не увидел их). Из уважения ко мне они и сейчас оставались в облике людей, а потому были лишены своей обычной бесовской грации. Они едва успевали обрабатывать тот поток информации, который обрушился на них. Но это была приятная информация.

- Получена срочная шифрограмма с Того Света – противник приостановил наступление на всех фронтах. Судя по всему, инопланетяне почувствовали, что Мариан возвращается.

- На Этом Свете, космический флот инопланетян прекратил движение вперёд и завис в Поясе Астероидов.

- Космический флот противника разворачивается…

- Началось отступление инопланетян на всех фронтах Того Света.

- Пришли в движение армии роботов. Первой пробудилась Меркурианская армия и двинулась к Поясу Астероидов.

- Венерианская и Марсианская армии роботов начали движение в направлении космического флота противника.

- Армии роботов с орбит Урана, Нептуна и Плутона пришли в движение и заходят с тыла космическому флоту противника. Самая мощная Юпитерианская армия пока висит на своей орбите. Но, судя по всем признакам, она тоже пробудилась. Есть основания полагать, что старик как всегда держит её для последнего удара.

- Космический флот инопланетян оставил свои позиции и отступает.

- На всех фронтах Того Света творится что-то невероятное. Инопланетянские покойники спешно оставляют свои позиции… они повсеместно отступают!... Отступление инопланетян превратилось в паническое бегство, как на Этом, так и на Том Свете. По данным разведки инопланетянские бесы потеряли управление войсками. Инопланетянские покойники боятся НАШЕГО Мариана больше, чем самых жестоких мук ихнего ада… Да, уж жуткий бес, наш Мариан!

Наряду с боевыми сводками я слышал сообщения иного рода. Один молоденький бес передавал распоряжение в Ад, при этом он пытался заигрывать с какой-то бесовкой.

- Кто на проводе? Беска Ата? Дорогая бесочка, передайте в Ад распоряжение Центрального Штаба. «В связи, с увеличением количества покойников возникла потребность в увеличении количества бесов. Все желающие принять участие в бесорождении должны разбиться на пары – в каждой паре бес мужского и бес женского начала, бес и беска. Заявления от пар принимаются в течение трёх суток. Бесам-приемщикам исходить из разнарядки – один новый бес на десять тысяч человеческих душ. Все бесы и бески, записавшиеся на бесорождение, должны в обязательном порядке дать расписку в том, что они будут заниматься воспитанием своего бесёнка в течение ста лет. В связи с тем, что в последнее время участились случаи сдачи бесят в бесдома, Центральный Штаб заявляет, что он не будет мириться с подобным безобразием. Некоторые бесы отказываются от воспитания бесёнков, на том основании, что бесята много бесятся, что они очень энергичные. Центральный Штаб заявляет: энергия каждого бесика – залог будущего Ада. Бес-совестные бесы, уклоняющиеся от воспитания бесят, будут юридически приравнены к особо бесноватым бесам, и на этом основании будут лишены права посещать бесилища». Подпись начальника Центрального Штаба заверяю. Ну, как там у вас? У нас тут такое! Вы слышали новость – Мариан вернулся?!.. Да, прямо передо мной сидит в образе человека. Нет. Из образа ещё не вышел… Ха-ха-ха, вы в Ад передайте, но уже не от Центрального Штаба, а от меня – пусть бесы рога друг другу пореже наставляют, а то у нас в Аду все бесы – рогатые! Перед коллегами из других миров стыдно… Я тоже так думал, думал, что не бывает безрогих. А нет! Бывают. Мы тут взяли в плен одного инопланетянского беса. По нём сразу видно, что его бесиха стойко блюдёт верность бесу своему. Ни одного рога на голове! Только щупальца. Щуплый такой!… Шутка!

Судя по тону говорившего (это был бес Ид, ответственный за производство новых бесов), я понял, что настроение у моих бесов поднялось на сорок градусов. Ещё бы… совсем недавно им ТАКОЕ грозило! И не только им.

Вот некоторые другие реплики:

- И всё же, какой великий полководец наш Мариан! Бес-подобный бес!

- А какой ответственный у нас старик! Я теперь понял, почему он стал человеком – он стал человеком, чтобы лучше понять природу людей. Чтоб лучше справляться со своими обязанностями в Аду. До него такое и в голову никому не приходило! Какой умница! Среди новых поколений бесов таких нет. Чувствуется старая закалка!

 

Я по-прежнему сидел на выкрашенных красной половой краской досках бетонной ступеньки и наблюдал как веселятся мои бесы… Всё – мне пора уходить. Моя миссия закончена. Я знаю, что смогу уйти в Высшие Хрустальные Сферы, несмотря на то, что я вспомнил о бесе Мариане. Иван Афанасьевич Чижиков прожил свою жизнь честно. Именно ЕГО душа предстанет перед Господом, а бес Мариан останется жить лишь в преданиях обитателей Ада. Только в преданиях Ада сохранится память о могущественном бесе Мариане, который был столь славен и велик, что единственный из бесов смог вырваться из Ада, смог также покинуть царство Князя Мира Сего и уйти в Высшие Хрустальные Сферы.

Делать мне здесь больше нечего – инопланетяне разбиты и отступают. Свой земной путь я прошёл достойно, а что не доделал, пусть доделают другие. На Земле не так уж мало чистых душ. Я знаю это. Сотни учеников, воспитанных мною, школьным учителем, стали на светлый путь и не поддадутся злу. А кроме них есть ещё немало хороших людей.

Я уже видел, как развёрзлись Небеса, и божественно-яркий фиолетовый луч наполнил мою душу искрящимся светом…

Но вдруг я вспомнил о латугинской лесопарковой зоне, о садистах, работающих в тюрьмах, о бандитах, служащих в милиции, о ворах, пребывающих у власти, и я понял – пока на Земле царит зло, бес Мариан не может уйти… Моё место в Аду! Иначе снова придут к власти либералы, будут отпускать подонков и делать им поблажки. Нет уж! Я чувствовал, как злоба зарождается в моём сердце, как всё моё существо взывает к мести… Мы мучили вас огнём и холодом, физической болью. Не зря всё же я побывал в человеческом облике, теперь вы познаете подлинную боль! Боль отныне будет жить в ваших душах. И она будет столь нестерпимой, что вы будете молить меня о том, чтобы я ниспослал вам хоть немного физической боли, для того, чтобы вы могли отвлечься от пыток душевных, но тщетными будут ваши мольбы. Отныне и до конца веков!

 

Я продолжал сидеть на выкрашенных красной половой краской досках бетонной ступеньки. В камере воцарилась зловещая тишина. Бесы замерли по стойке смирно и пожирали меня глазами. Капли крупного пота катились по их лицам, но они не замечали этого. Они чувствовали, что их повелитель возвращается. Обожание, смешанное с жутью, бушевало в их душах. Я слышал, как холодеют их сердца в восходящем восторге разгорающегося ужаса. Я чувствовал, как замер Ад, объятый неистовым страхом…

 

Да, я возвращаюсь. Я решил это твёрдо. Пока я человек, я ТОЖЕ ИМЕЮ ПРАВО ВЫБОРА. Жаль только, что я больше не увижу секретаршу Машу и котика Бусика… Они не в моей парафии… Они не будут в Аду!… Почему же жаль? Наоборот, хорошо это… А всё равно жаль. Наверное, ещё не одно тысячелетие я буду вспоминать о них.

 

Я молча сидел на выкрашенных красной половой краской досках бетонной ступеньки. В моей памяти мелькали картинки земной жизни. И откуда в людях столько зла? Я чувствовал, как ярость поднимается из самых глубин души. Впервые в своей земной жизни я не стал её сдерживать. Я позволил ей подняться к глазам и посмотрел на мир со злобой во взгляде. Моя ярость овладела световыми волнами и слилась с пульсом Вселенной. Стены тюрьмы рухнули… И Я ЯВИЛСЯ В МИР… … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … …