По городу Н-ску, где грязно-седые сугробы Всегда окаймляют края тротуаров зимою, Я вышел пройтись по бензиновым радужным лужам, Вдохнуть ароматы гниющих по урнам отходов. Я был арестован за выход в цивильном костюме, Забыв, что гулять здесь позволено только в пижаме, На босую ногу, и лучше, когда ты простужен. Я штраф уплатил, но судья, посчитав прeгрешение Чрезмерно опасным, смущающим юные души, Мне определил оставаться довольным собою В компании юной девицы на целые сутки. Был вечер, сдувало, и влага насытила воздух, И небо давило, и улицы были безлюдны, И в нишах квартир каждый занят был только собою, И странные вещи здесь были почти невозможны. А вещи – они отражались в зеркальном паркете, Они застревали в пурпурном и бархатном слое - На стульях, на креслах, на строгом старинном диване, В тревожно волнующем тусклом оранжевом свете. И с боем часов наваждение не исчезало, И тайны, хранимые в книгах, стоящих по стенам, Покинули полки; в ожившем смятеньи камина Они разряжались с негромким загадочным треском. А город исчез. Лишь тяжёлые низкие тучи, Пришедшие с моря предвестники близкого шторма, С оромною скоростью двигались вдоль побережья И были видны из неплотно зашторенных окон. Она появилась не выказав мне удивленья – Она возвратилась домой после трудной работы; Слегка улыбнулась, сказала что очень голодна И ужинать будет, а я наблюдать – по желанию. Она мне тогда показалась очень серьёзной, Усталой, задумчивой, я б не сказал что красивой, Но очень естественной, лёгкой – почти невесомой. Был голос её удивительно мягок и вкрадчив, И мы говорили о чае, о странах, о смысле. И я понимал её – так мне хотя бы казалось, И верить хотелось, что понятым был не однажды. А время текло, и в его монотонном потоке Мы делались меньше, мы слов потеряли весомость; И образы передавались глазами, И были зрачки обращёнными в самую сущность. И не было нас, а была лишь живая природа, И птицы носились, деревья валились под ветром, Дрожала земля, и вода поднималась до неба, И звёзды взрывались, и рушились древние храмы. И руки её мне ответили лёгким пожатьем, И губы её были влажны и полураскрыты, И я прикоснулся к холодному дну океана, И тёплым течением волосы были разбиты. Я трогал глаза её, волосы, нежную шею, Стремился постичь все изгибы и каждую складку, Захлёбывался и тонул, и совсем уж нечасто, Всплывал на поверхность, чтобы слегка отдышаться. И ночь проходила, и было уже непонятно – Мы спали иль бредили, или всё это реальность, И утро нам не принесло облегченья, И что будет завтра – мы просто старались не думать. День кончился – я был опять на свободе. По городу Н-ску, где слякоть и грязные лужи, Идя в магазин, я одеть не забуду пижамы, И я буду болен, и мне будет некуда деться. И даже когда появлюсь я в парадном костюме, Меня не заметят и не отведут в отделение. Все знают – однажды я был очень сильно наказан. И срок наказания – до окончания жизни. И нет отпущения до окончания срока. |