— Когда-то давно, за много лет до того, как они попали в магазин, игрушки были живыми… — любила рассказывать Катюше мама. Хотя она не знала на самом деле правдивой истории. — Чушь! — кричал её старший брат-забияка, подбрасывая и роняя подвернувшегося под руку медведя по имени Михаил: — Смотри, он упал и даже не ойкнул — значит, ему не больно! Но Катюша-то знала, что Михаил всё чувствует, и чуть позже у него, наверное, будет колоть в боку. Девочка аккуратно поднимала и обнимала игрушку, гладила по голове, укоризненно глядя на брата. А он показывал сестре язык и убегал из комнаты. Вот теперь она могла спокойно поговорить со своими друзьями. Они не отвечали ей, но Катя знала, что игрушки её слышат и прекрасно понимают. Каждый вечер Катюша аккуратно расставляла всех своих мягких друзей и кукол на места, но только так, чтобы им удобно было разговаривать: ведь ночью, когда все-все уснут — игрушки проснутся. Девочка ложилась в кровать, накрывалась до самых глаз одеялом и затихала. Нет, она ещё не спала, просто каждый раз надеялась: вдруг игрушки, подумав, будто Катя уже спит, оживут, и она сможет хоть разок услышать, как звучат их голоса. И каждый раз девочка всё равно засыпала, не дождавшись… — Заснула… — пронёсся по тёмной комнате разноголосый шепоток. — Ой, ну наконец-то! — встряхиваясь, пробормотал добродушного вида пёс. На полках и столах вспыхивали магические искорки, когда звери и куклы стряхивали себя дневной сон. Детская озарялась разноцветными сполохами и наполнялась тихими звуками: игрушки обсуждали прошедший день, рассказывали друг другу истории и знакомились с двумя новыми жильцами — вязаной куклой Стюардессой и красивой пёстрой птичкой, сидевшей теперь на одном из комнатных растений. Посреди комнаты от полки к полке летали бабочки, сделанные из кусочков ткани и блёсток, и от этого она еще больше напоминала оживающий сказочный лес. — Ох, лапа болит… — громче всех прогудел очнувшийся Михаил, норовя засунуть ту лапу, на которую упал, в рот. — Тссс! Тише! Разбудишь же хозяйку! — зашикали на него жильцы Полки Мягких Игрушек. Катюша что-то пробормотала во сне и перевернулась в своей постели. Все замерли. Но девочка не проснулась, и шепоток продолжил путешествие по комнате. — Ещё бы не болела, с такой высоты упасть, — шепнула медведю мышка в халатике медсестры, отняв лапу у Михаила и деловито осматривая её. — Ничего, скоро пройдёт. — Может, и скоро, а сейчас-то болит!.. В моём возрасте летать вовсе не полезно, — обиженно бормотал себе под нос серовато-коричневый медведь. Он был самым большим и самым старшим среди Катиных игрушек — раньше его хозяйкой являлась мама девочки — и потому считал, что имеет право жаловаться на свои годы. На самой высокой книжной полке, которая располагалась над письменным столом, маленький фарфоровый музыкант заиграл печальную мелодию, и какое-то время все, затихнув, слушали звуки его скрипки. Новенькая птичка, заворожённая, слетела со своего насеста, поднялась к музыканту на полку и стала подпевать. Игрушки посмотрели на неё укоризненно: ну нельзя же так далеко уходить от своего места! Если девочка проснётся, птичка просто не успеет долететь обратно!.. Но с её голосом мелодия зазвучала ещё красивее, и никто так и не решился возразить. — Ты счастливая, — грустно сказал певунье фарфоровый скрипач, завершив свою мелодию. — Имея крылья, ты можешь просто взять и улететь куда захочешь! А я всегда буду стоять там, куда меня поставят, иначе могу упасть и разбиться… И все, что мне остается — это радовать игрушки своей музыкой… Птичка не нашла ответа музыканту, только печально посмотрела и ласково провела по его щеке пёстрым крылышком. А внизу по письменному столу прохаживалась одна из кукол «Барби». Гордо вздёрнув носик, она хвасталась перед всеми, кого встречала, своей новой причёской, которую сделала ей хозяйка, и новым элегантным платьем. — А вы?.. Вы видели, какое у меня платье? Мне обещали на него пришить еще и блёстки! А как вам моя причёска? Я никогда раньше не носила волнистых волос, как вы считаете, мне идёт?.. — Это Элизабет, — шепнула новенькой Стюардессе ярко-розовая слониха по имени Цветочек. — Она у нас первой красавицей считается. — И правда, красивая… — прошептала Стюардесса, следя взглядом за Элизабет. — Красивая-то красивая, только гордая до невозможности и эгоистка к тому же! — возмущённо прошипела большая мягкая змея в жёлто-зелёную полоску, которую Катя почему-то звала Удавом. — Да к тому же невероятно глупая, — добавила мышка-медсестра. — Вы бы слышали, что она мне говорила, когда я однажды осматривала её несуществующие царапины! — Ну и пусть… — вздохнула новенькая. — Зато у неё такая фигура! И она может менять свои красивые наряды, не то что я… — Стюардесса грустно посмотрела на свой вязаный костюмчик. — Вы тоже необыкновенно красивы, поверьте, — сказал ей галантный медвежонок Вася. — И у Вас такая ответственная должность!.. А Вы уже летали когда-нибудь в самолёте или только недавно приобрели форму? — Летала, но только в коробке. — Ну что ж, вы всё равно проделали рейс, — согласился Вася. — Уверен, Вам ещё удастся увидеть землю с высоты птичьего полёта. — Спасибо… — засмущалась кукла. Напротив Полки Мягких Игрушек висела другая полка, служившая домом для тех, кто к разряду «мягких» не относился. Там жили звери и куклы из стекла, пластмассы, пластилина, дерева и керамики. Свесив ноги, на краю полки сидел деревянный чародей в тёмно-синем балахоне со звёздами, остром колпаке и в очках на смешном носу. Чароплёта смастерил для дочки папа на прошлый день рождения, и игрушка гордилась своим самодельным, а не заводским происхождением. Он был очень умным — не зря же носил очки! — но в то же время очень простым. Некоторые куклы считали его большим чудаком, потому что Чароплёт много думал и иногда излагал вслух совсем непонятные фразы, которые понимала кроме него разве только Фея Роз. — Просто они оба связаны с магией… — шептала мудрая гипсовая черепаха своим соседкам, стеклянным рыбкам, и те согласно шевелили плавниками в ответ. Вот и сейчас чародей бормотал себе под нос собственные мысли, с тоской глядя в окно, на ночной город: — Мы все, игрушки, принадлежим людям и должны жить в их домах, пока нас не отдадут другому хозяину или не выбросят в мусоропровод… Мы вынуждены вести ночной образ жизни, ведь людям нельзя видеть и слышать, что мы живые… А ведь мы живые. И почему так сложилось в мире? Неужели игрушки навсегда обречены на подобное существование?.. — Нет, не навсегда, наверное, — подошла в Чароплёту Фея Роз. Она приподняла украшенную розами юбочку из органзы, чтобы присесть рядом с другом, и продолжила: — Когда-нибудь появятся игрушки, которые смогут преодолеть заклятие, наложенное на всех нас самой Природой… Чароплёт задумчиво посмотрел на неё, поправил очки на переносице и спросил: — Расскажи мне, пожалуйста, моя милая Розочка, всё, что ты знаешь об этой истории. — Хорошо, — кивнула Фея. — Эту историю все игрушки обычно узнают на фабриках, где их делают. Игрушки рассказывали и пересказывали её друг другу огромное количество раз на протяжении многих-многих лет… И, может быть, она уже не совсем точна и потеряла какие-то подробности, но я расскажу тебе так, как услышала её я… …Когда-то давным-давно все игрушки были живыми. Их придумал один добрый волшебник: он создавал маленьких животных и человечков для своего сынишки и оживлял их с помощью магии. Сынишку очень радовали эти маленькие живые существа, которые разговаривали и играли с ним. Он горячо любил своих игрушечных друзей, и его доброе сердце так хотело поделиться таким счастьем с другими детьми, знавшими в качестве игрушек лишь камешки, веточки да цветочки. Однажды волшебник с сыном, которые жили в глубине леса, отправились в город за покупками. И мальчик захватил с собой несколько игрушек — подарить детям в городе. Но сделал он это втайне от отца, боясь, что волшебник не разрешит ему отдать волшебные игрушки. Мальчик знал: отец осторожно относится к магии и не разрешает сыну баловаться ею. Но желание поделиться своей радостью с другими победило все опасения. В городе он ненадолго оставил отца, пока тот в торговой лавке искал нужные для волшебства предметы, выбежал на улицу и раздарил все игрушки, которые захватил с собой, повстречавшимся мальчикам и девочкам. Радостно было ему смотреть, как улыбаются дети, увидев разумные говорящие и двигающиеся игрушки! Их лица сияли, а ноги сами несли домой скорее поделиться событием с родителями и друзьями. Мальчик посмотрел вслед счастливым детям и быстрее побежал обратно к отцу. Но не любят люди добрых поступков. И боятся люди магии. Одна старая завистливая старуха, увидев необыкновенные игрушки, вскоре догадалась, кто их сотворил, и тут же побежала докладывать об этом Госпоже Природе. — Как же так? — твердила она возмущённо, — Все живые существа придуманы Тобой, только Ты можешь управлять жизнью и смертью, а этот наглый волшебник создал новых существ без Твоего ведома, Госпожа! Да как он посмел?! Природа, конечно, не одобрила поведения старухи, которая на деле только и умела, что ябедничать, но и оставить всё как есть Она не могла. Слишком смелым был волшебник, слишком бездумно он радовал своего сынишку… И Природа отправилась в дом отца и сына. Представ перед их глазами, Природа лишь покачала головой, глядя на выглядывающих из-за шкафов игрушек. Она понимала, что волшебник преследовал лишь самые светлые цели, создавая их, но уж слишком своевольно распоряжался он жизнью. Все в мире должно быть гармонично, все существа живут по законам Природы, все рождаются и умирают. А как будут умирать игрушки, которым не нужна пища, чтобы существовать, которые, по сути, бессмертны, даже если сломаются?.. — Твоё творение — проявление добра, волшебник, — говорила Госпожа Природа, — И лишь поэтому я не наказываю тебя и не уничтожаю твои игрушки. Но пока они не докажут, что могут соблюдать мои законы и достойны жизни наравне со всеми, лишь по ночам, втайне от людей, им разрешено будет оживать. С этими словами Природа посмотрела на спрятавшихся игрушек, и при встрече с Её взглядом искорки жизни в них затухали до наступления ночи. А все люди, кроме волшебника и мальчика, забыли о произошедшем, как о чудном сне. — Что же ты наделал, сын?.. — только спросил у мальчика волшебник, когда удалилась Госпожа Природа… …Фея Роз вздохнула также грустно, как вздыхал добрый волшебник много-много лет назад, и замолчала. А игрушки ещё немного порезвились, обсудили все мысли, пришедшие в голову за длинный день, и с наступлением предрассветных сумерек снова замерли, как замирали каждое утро с момента своего появления на свет. Только Чароплёту никак не давала покоя рассказанная история, и он всё думал, что или кто однажды вернет игрушек к жизни, раз и навсегда. |