ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

(ЧУДОВИЩЕ)

 

Оля была поздним ребёнком. Когда она появилась на свет, родителям её перевалило за сорок. Первый их сын трагически погиб в отрочестве, они уже отчаялись иметь детей и вдруг такой подарок судьбы! Они не нарадовались рождению дочери. Девочка родилась хиленькой, худосочной, болезненной. И это вызывало в них особую жалость к ней, переходящую в неизмеримую любовь и нежность. Как известно, жалость и любовь - чувства близкие и взаимно дополняющие друг друга. Несмотря ни на что, Оленька казалась им верхом совершенства, бесценным даром небес, единственной отрадой, утешением и надеждой в нынешнем зрелом возрасте, а особенно в приближающейся старости. На других детей они уже не надеялись и отдавали своему чаду все самые высокие родительские чувства, которые природой даны людям и рассчитаны на семь - десять потомков.

Не счесть количества бессонных ночей, проведённых Еленой Ивановной и Петром Михайловичем у постели непрерывно болевшей в младенчестве ненаглядной доченьки. Наблюдавшие девочку в то время врачи не слишком надеялись на жизнеспособность ребёнка. Но родительская безмерная любовь победила. Девочка стараниями родителей выжила, постепенно окрепла и росла на радость благодарных Богу и людям родителей. С годами она похорошела и налилась здоровьем. Розовые пухленькие щёчки, аккуратный носик, светлые кудряшки на головке, увенчанной, в тон глазкам, большим голубым бантом, года в три - четыре придавали ей вид хорошенькой куколки. Естественно, мама и папа не скупились на одежду. Оленька всегда смотрелась ярче и наряднее своих сверстниц. Папа - майор Советской Армии - возвращаясь со службы и принимая на руки выбегающую ему навстречу дочь, с гордостью слушал восхищённые отзывы о ней своих сослуживцев.

Семья жила безбедно и Елена Ивановна могла, оставив работу, полностью посвятить себя воспитанию дочери, которая отныне стала единственной целью, смыслом её жизни. Горячо любимая Оленька не знала отказа ни в чём, не слышала слов "нет" и "нельзя". Если она захотела новую куклу, наряды для неё или для себя, лакомство или ещё что-то - они немедленно, как по волшебству, появлялись. Не верно понимаемая родителями доброта отрицательно сказывались на характере девочки. С годами она становилась всё более капризной, себялюбивой, чёрствой и эгоистичной. Друзья - жизнь человека в военном городке протекает у всех на виду - не раз пытались говорить об этом Петру Михайловичу и Елене Ивановне, предупреждали о возможных нехороших последствиях такого воспитания дочери, но те и слышать не хотели. Они и в мыслях не могли допустить, что их нежный цветок, драгоценная Оленька может вырасти неблагодарной, злой и бесчувственной.

Настало время, и папа с мамой нарядную с большим букетом цветов привели её в школу. Первые школьные дни были для Оленьки праздником: новая обстановка, множество сверстников вокруг, ласковая и добрая учительница, первые уроки, больше похожие на весёлые игры - всё было сказочно прекрасно. Однако праздник не может быть вечным, трудовые же будни Оленьке сразу не понравились. Начались капризы, слёзы, обида и досада. Девочка категорически отказывалась ходить в школу, но папа и мама уговорами и подарками заставили подчиниться. Училась она очень посредственно, в отношениях с одноклассниками была недружелюбна и они её не любили, учителям дерзила. Огорчённые её школьными неуспехами родители стимулировали хорошие оценки подарками, а позже и деньгами. В школьные годы Петру Михайловичу и Елене Ивановне не раз приходилось выслушивать неприятные слова, сказанные в адрес их дочери на родительских собраниях и педсоветах и оправдывать её плохую успеваемость и поведение особым складом характера, чувствительностью натуры и необходимостью особо внимательного и мягкого подхода. Когда Ольга училась в девятом классе, даже стоял вопрос об отчислении её из школы по неуспеваемости, которую педагоги объясняли исключительно ленью и нежеланием трудиться, но папе удалось правдами и неправдами уговорить педсовет дать дочери возможность получить аттестат зрелости. Окончивший военное училище и академию, он не представлял себе дочь без высшего образования.

Пришло время, и Пётр Михайлович по возрасту был уволен из Вооружённых сил. В небольшой городок, расположенный вблизи Ленинграда, где папа получил двухкомнатную квартиру, Ольга приехала пусть и не с блестящим, но аттестатом зрелости. Кое-какие деньги за время службы отставной офицер накопил, и они помогли пристроить дочку в институт. Будущая профессия фармацевта, казалось, принесёт дочери требуемое благополучие в жизни. К тому же в стране начались перестройка, реформы и замена системы ценностей с социалистической на буржуазную. Стало ясно, что деньги в дальнейшем будут играть решающую роль в жизни гражданина России. Болеют же люди при любом общественном строе, лекарства и торговля ими всегда будут востребованы и в цене.

Так мыслил Пётр Михайлович. Ольгу, к этому времени повзрослевшую и превратившуюся в молодую женщину, не красавицу лицом, но обладавшую сексапильными формами, больше влекли не мысли, а дела. Её захватила и понесла шумная, весёлая и бесшабашная жизнь северной столицы. Если и думала она о чём-либо, то в первую очередь не о перспективах аптекарши, а скорее - жены или содержанки удачливого прихватизатора. Училась она, как и раньше, плохо и, по правилам, уже в первую сессию подлежала отчислению из института, но опять спасли родительская любовь и деньги. Кстати, привыкшая к незаслуженным благам Ольга никогда не ценила своих благодетелей. Сказочный принц на её пути никак не попадался, и ей, хотя и с грехом пополам, пришлось окончить институт. Благо система образования, как и всё в стране, развалилась, и требования к студентам стали совсем не те, что в былые советские времена. Теперь балл на экзамене определялся не знаниями, а уплаченной суммой зелёных. Родители ради Оленькиного диплома трудились, не покладая рук, что, должно быть, и свело папу преждевременно в могилу. Она осталась со стареющей мамой и дипломом фармацевта. На маму больших надежд возлагать уже было нельзя, нарождающиеся фирмы не спешили брать на работу не опытных, не проверенных на практике специалистов, принца даже на горизонте не было. Пришлось Оленьке поспешно выйти замуж за подвернувшегося сына сослуживца отца - лейтенанта, только что окончившего строительное военное училище. Деловым он пока не был, но учился хорошо, и это давало надежду.

Лейтенант получил назначение на Дальний Восток. Туда и отправилась молодая пара за своим призрачным счастьем. Жильём военные строители во все времена обеспечивались лучше боевых офицеров. Муж, по прибытии к месту службы, сразу получил отдельную квартиру в военном городке. Они обустроились, и жизнь потекла для Ольги совсем не плохо. Она в скором времени забеременела, и поступать на работу вполне обоснованно не спешила. Да в этом не было и надобности. Лёша, немного поработав прорабом, стал начальником участка. И здесь проявились его недюжинные способности.

Шло активное разворовывание наследства СССР. Не упускали своего и военные строители. Молодой инженер быстро освоился в новой обстановке, осознал необходимость делиться украденным с начальством, и оно, вполне довольное, покрывало его "шалости" со строительными материалами. Зелёные приятно зашелестели в его руках, а затем и оттопырили карманы. Лёша быстро "продвинулся" и через несколько лет масштабы воинской части стали казаться ему слишком скромными, мешающими развернуться. Душа требовала размаха. Пришлось подсуетиться, и купить должность в одном из управлений строительством Ленинградского военного округа. Уезжая из военного городка, казённую квартиру он умудрился продать. На новом месте службы тоже быстро нашлись люди не брезговавшие торговать армейской недвижимостью. Дело пошло хорошо, были удачно проданы несколько жилых домов, принадлежащих военному ведомству. Лёгкие деньги потекли рекой. Буржуа в погонах на подставное имя организовал строительную фирму, купил квартиру в Санкт-Петербурге, "Мерседес", начал строить загородный коттедж. К этому времени у них с Ольгой было уже двое детей-погодков: мальчик и девочка. Чтобы они не мешали жить, их отдали бабке Елене Ивановне на воспитание. Ольгу "друзья" пристроили, конечно, не даром, заведующей небольшой аптекой. Всё это существенно расширило возможности супругов, в том числе, и в личной жизни.

Прожившая несколько лет в одиночестве Елена Ивановна теперь души не чаяла во внуках. Она любила их ещё с большей страстью, чем дочь. Отдавала им без остатка, и всё своё время, и душу, и сердце. Не щадя своих старческих сил и здоровья, заботилась о них, как никогда не заботилась даже мать, ухаживала, исполняла все их прихоти, тратила на них весь свой заработок и пенсию. Родители не часто вспоминали об обязанностях по отношению к детям, не говоря уже о матери. Они наслаждались жизнью. Познав вкус больших денег, теперь не представляли себе жизни без них. Любовники и любовницы, рестораны и казино, столицы мира и лазурные волны тёплых морей - заполняли их время оставшееся от "трудов". Дети же росли в "свободной" стране. Их не воспитывали и ничем не ограничивали ни октябрятская, ни пионерская, ни комсомольская организации. Свобода и раскрепощённость теперь оберегались законом. По мере роста на мягкие нравственные ограничения со стороны Елены Ивановны они всё меньше обращали внимания. Сказывалось влияние нового времени. Бабку оба не только не любили и не были благодарны за повседневную, многолетнюю заботу, но едва терпели за её навязчивую ласку и попытки вразумления. Как говорится: "Не делай добра - не получишь зла!" В их глазах она была только служанкой, обязанной им по гроб жизни. Что и говорить, в духе времени они росли чёрствыми эгоистами, растленными потребителями!

Но "Не всё коту масленица, бывает и Великий пост!" С очередной комиссией Алексею Владимировичу договориться не удалось. Были обнаружены серьёзные злоупотребления. Ему пришлось срочно уволиться со службы и, чтобы укрыться от неминуемого следствия, уехать из Санкт-Петербурга, наказав жене создать видимость полного банкротства: движимое и недвижимое имущество продать, деньги надёжно до поры спрятать, а самой переехать к матери.

Мать никогда не вызывала в Ольге, ни любви, ни нежности, ни благодарности, ни даже жалости. Теперь же, старая и немощная, она просто мешала жить своим желанием прислонить голову к самому родному существу, услышать слова утешения, почувствовать ласку и тепло; своими "ахами" и "охами", своим сочувствием и сопереживанием, своими доисторическими наставлениями и советами. Сморщенная, беззубая и некрасивая старуха раздражала её. Её жившую все последние годы в такой роскоши, красоте и неге! Мысль: избавиться от матери, да ещё и досрочно заполучить её квартиру, сразу показалась Ольге логичной и вполне оправданной. "Старая своё прожила, пора и честь знать! Нельзя мешать жить молодым!" О том, что когда-нибудь она сама станет старухой, Ольга не думала. Никогда не слышала она и о Золотом правиле этики, гласящем: "Поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой!" Не понимала того, что её дети, памятуя данный им урок, в будущем поступят с ней так же, как она поступает с матерью!

И начался для Елены Ивановны сущий ад. Поощряемые матерью внуки полностью вышли из-под контроля. Если до переезда матери Елене Ивановне как-то удавалось сдерживать их интерес к нынешнему безнравственному телевидению, то теперь они до поздней ночи смотрели все программы и быстро растлевались. На глазах становились алчными, завистливыми, поклоняющимися только одному Богу - "Золотому тельцу". Будучи школьниками, теперь они возвращались домой под утро. Мать и вообще часто не ночевала дома. Старушка, сидя у окна, в страхе поджидала их, вздрагивая при каждом звуке в тёмном дворе или на лестнице. Ей грезились всевозможные ужасы. То в полудрёме она видела: как нежную Наташеньку грубо насилуют какие-то кавказцы, то - как любимого Бореньку, вынянченного ею, убиваю хулиганы, то - как Оленьку бандиты забирают в заложницы. Она нервно крестилась, шептала молитвы, которым ею учили в далёком детстве: Господу, Пресвятой Богородице, Святому Духу, Ангелу Хранителю. Так в молитвах и полудрёме проходила не одна ночь. Успокаивалась Елена Ивановна только, когда появлялись её ненаглядные. Начинались естественные в таких случаях причитания и упрёки, вызывающие в чёрствых, недоразвитых душах "ненаглядных" только ожесточение, которое вырывалось наружу вначале в виде простых грубостей, а позже и матерных ругательств в ответ на её безмерную любовь и доброту. Она уходила в свой угол, ложилась на старую скрипучую тахту, отворачивалась к стене и долго беззвучно плакала, глотая горькие слёзы обиды. Она пробовала говорить с Ольгой, но в ответ слышала только грубое: "Отстань!", "Не твоё дело!", "Не суй нос, куда не просят!" И это в благодарность за её многолетнюю материнскую заботу!

Наташенька и Боренька всё больше отдалялись. Оскорблённая Елена Ивановна почувствовала себя одинокой, всеми заброшенной и никому на этом свете не нужной. Оставаясь одна в квартире, она вспоминала младенчески нежных и беспомощных, и Оленьку, и Наташеньку, и Бореньку; их первые слова и шаги, их нежные ручки в своих ладонях, их тёплые тельца, прижатые к груди; их тогдашний цыплячий запах - и неудержимые слёзы обиды ручьями текли из старческих глаз.

Эти, выращенные ею, самые родные и близкие существа, теперь откровенно измывались над ней. У неё не стало своего места в собственной квартире; с ней никто не считался, когда почти до утра веселились, пили, пели и плясали Ольга и её дети со своими друзьями. Гремела музыка, и ритмы безжалостно били по её уставшим барабанным перепонкам. От её мольбы убавить рёв музыкального центра или звук телевизора все только отмахивались, как от назойливой, надоевшей мухи. Идти её было некуда, и она в таких случаях, забравшись в чулан, безутешно плакала и молила Бога о смерти. Её ограничили в общении с внешним миром - такими же, как и она, стариками - практически запретив пользоваться телефоном в присутствии молодёжи. Однажды, когда она по телефону вызывала врача на дом, Ольга, которой надоело ждать, с такой силой рванула из её рук трубку, что порвала шнур, соединяющий её с аппаратом и тот, упав на пол, разбился. Елену Ивановну перестали допускать за общий стол, и она стала варить обед для себя в крохотной кастрюльке, в которой когда-то варила манную кашку внукам. Всё вокруг напоминало ей о других временах и больно ранило её больное старое сердце. Стало вполне обычным слышать из уст любимого внука, которого она в младенчестве выходила, спасла от смерти, слова типа: "Чтоб ты сдохла, старая дура!" Шутки ради, в её кастрюльки сливали объедки, бросали окурки, насыпали соли и дружно весело хохотали, когда она это замечала. Какую же нестерпимую боль чувствовала она при этом!

Её в прямом смысле сживали со света, убивали. Однажды она услышала разговор Ольги с Наташей. Говорила внучка:

- Я высыпала в её подушку весь порошок, который ты мне дала. Но она даже не зачихала, не только не сдохла! Ищи какое-то другое средство, чтобы уморить её, как таракана!

В другой раз разговаривали все трое, обсуждали судьбу её и её квартиры:

- Ты уже взрослая, - говорила Ольга дочери, - и скоро выйдешь замуж. Тебе потребуется своё жильё. Вот эта квартира и станет твоим приданым. Бабка, если не окочурится сама, то мы ей поможем или отправим в психушку. Я добьюсь, чтобы её признали не дееспособной! Если понадобится, дам кому надо на лапу, чтобы продержали там до конца дней.

- С этим надо поспешить! Она сдуру может отписать квартиру кому-либо другому! А ведь это тысяч пятьдесят долларов! - сказала Наташа.

- Хотя и невелики деньги, но тоже на дороге не валяются! - поддержала мать.

Елена Ивановна стала бояться когда-то самых близких людей. Теперь перед их приходом домой она пряталась в чулан и там запиралась. Она перестала есть что-либо, из приготовленного в доме. Стала заметно худеть. Силы покидали и без того изношенное тело. Резко обозначились скулы, щёки и глаза ввалились. Она стала напоминать смерть! Но мозг продолжал чётко работать.

Как-то вечером, как обычно сидя в чулане, она услышала незнакомые громкие голоса. В дверь постучали:

- Откройте! - Она вся сжалась от дурного предчувствия и молчала. Кто-то сильно дёрнул за ручку, задвижка не выдержала и дверь распахнулась. От внезапного яркого света она непроизвольно закрыла глаза, а когда открыла их, увидела двух мужчин в белых халатах. Из-за их спин выглядывало всё "святое семейство".

- Она сумасшедшая! - сказала Ольга. - Заберите её! Мы боимся, что она как-нибудь ночью вылезет оттуда и зарежет кого-либо из нас!

Мужчины без лишних слов легко, взяв под руки, подняли почти невесомую старушку и отнесли в машину психиатрической помощи. У неё не было ни сил, ни желания сопротивляться. Она испытывала полное безразличие. "Хуже не будет!" - думала Елена Ивановна по дороге в психиатрическую больницу. Однако провела она там всего несколько дней. После экспертизы врачи признали её психически вполне нормальной и разрешили вернуться домой. "По-видимому, Ольге почему-то не удалось реализовать свой замысел. Может быть, мне лучше было бы остаться в лечебнице для душевно больных!? Очень может быть, что они нравственнее, добрее и гуманнее, чем ныне живущие вне её стен!?" - размышляла Елена Ивановна. И только неизвестность, боязнь неопределённости удержали её от этого шага.

Она сидела на скамеечке во дворе своего дома в ожидании появления "родственников", когда увидела сослуживца своего мужа. Когда-то, давным-давно, они одновременно увольнялись из армии и получили жильё в одном доме. Они не виделись много лет. Он оставил квартиру сыну, а сам уехал доживать свой век на родину, в деревню. Старые друзья расцеловались, и Николай Павлович присел рядом. Вкратце поведав о своей деревенской жизни, о неприятностях, связанных с развалом сельского хозяйства, он обратился к Елене Ивановне:

- Что-то ты неважно выглядишь, Лена!? Какие трудности переживаешь: материальные, моральные? Поделись, будет легче! Ведь мы - русские люди и привыкли искать и находить сочувствие! Может быть, я смогу чем-то помочь!?

Это был первый за последние годы человек, искренне заинтересовавшийся её жизнью. Слёзы благодарности выступили на её глазах и она, расчувствовавшись, всё ему рассказала. Николай Павлович внимательно слушал, качая головой. "Чудовища!" - прокомментировал он её повествование.

- А, знаешь, ведь мой сын юрист. Я попрошу его, и он поможет тебе в судебном порядке избавиться от твоих "милых родственничков"!

Сергей оказался хорошим адвокатом и порядочным, не перестроившимся и не продвинутым человеком. Он профессионально написал иск и обратился в суд с требованием выселить неблагодарных и подлых потомков Елены Ивановны из её квартиры, оставить её в покое и выплатить денежную компенсацию за нанесённый моральный ущерб. После долгих хлопот суд вынес соответствующее постановление.

Сергей, пытаясь разбудить человеческие чувства, тэт-а-тэт говорил с Ольгой. Увы, это чудовище в человеческом облике уже не было способно внимать голосу совести. На все увещевания адвоката она ответила: "Всё равно мы её добьём и квартиру получим!" Думается, вряд ли будет удовлетворена её алчность. Теперь на защите старушки стоит Человек!

История Елены Ивановны, к счастью, закончилась удачно. Жильцы из её квартиры выселены, она успокоилась, помолодела. В быту ей помогает добрая работница Собеса. Она беспрепятственно общается со своими знакомыми и подругами. О "родственниках" старается не вспоминать! Но кто может точно сказать: сколько подобных Елене Ивановне стариков страдает от насильственного внедрения западной идеологии, культа денег по всей Великой России?! А сколько их ради овладения наследством просто убито!?

 

1