Наконец-то она выписалась из больницы. Муж подруги. Отвозивший ее домой, куда-то спешил и на чашечку кофе зайти отказался. В пустую квартиру она поднялась одна.

Так было даже лучше. Ничто не мешало ей сделать то, что почему-то навязчиво хотелось совершить все те долгие месяцы, что она провела в больнице.

Она разделась и нагая встала перед большим зеркалом, висевшим в спальне. Долго и внимательно рассматривала себя, стараясь ничего не пропустить.

Ее черные, когда-то густые и блестящие волосы, стали (наверное, после наркоза) редкими и тусклыми.

Рот был страшен, как уста ведьмы. Как она переживала, когда почти год назад на нее напали хулиганы и, отобрав сумку, один из них сильно ударил ее в лицо. И она с ужасом выплюнула в ладонь свои некогда белые ровные зубы. Теперь она стеснялась своей улыбки.

Потом ее взгляд упал на тонкую белую руку. Да, эта, левая, была хороша. Но другая… Когда-то она любила спадающие рукава, и курила длинную сигарету, как бы невзначай демонстрируя изящное запястье. Но несколько месяцев назад она пролила кипящее масло. След ожога сделал ее запястье совсем некрасивым.

Над левой грудью проходил огромный свежий шрам – след только что перенесенной операции. Теперь ей придется забыть о любимом вечернем платье с глубоким декольте.

С сожалением она перевела взгляд на ноги. Шрам – голубоватый полукруг на голени чуть ниже колена все-таки остался. А хозяйка собаки уверяла, что все пройдет без следа. С тех пор она перестала носить мини и садиться в кресло, сексуально закидывая ногу на ногу.

Оттого ли, что она начинала стареть, или оттого, что она долго была одна, вся ее фигура тоже потеряла былую привлекательность: груди, живот, ягодицы утратили упругость и казались теперь такими дряблыми… Кто же захочет ласкать такие?

А ведь совсем недавно, всего год назад, она была еще красива, очень красива, и мужчины заглядывались на нее. Еще год назад она была молода, а теперь в зеркале видела старуху.

Как изуродовала ее жизнь! И никуда не денутся теперь эти отметины, оставленные острыми когтями безжалостной жизни. Пока не разгладит их смерть.

Правда, их можно спрятать под длинное платье с глухим воротом. И никто их не увидит. Как не замечает никто царапин, шрамов и незаживающих язв, оставленных безжалостными когтями в ее душе.