XIV

 

Ни во дворе, ни в доме семьи Шрамко я больше не появлялась, но они не перестали приходить к нам. Коварный Коля сначала игрался с Эдькой, а потом подзывал меня и, подмигнув ему, уходил, усаживаясь за общий стол. Оставаясь со мной наедине, брат награждал моё тело парой новых синяков, но когда я пыталась разъяснить взрослым, что его этому дядя Коля учит, тот пожимал плечами: «А я-то при чём? Я тут не был». Раскрыв эту дурацкую схему, в один прекрасный день подходить к ним я перестала. Сначала оба меня по очереди уговаривали, а потом Коля заорал:

- А ну-ка делай то, что тебе старшие говорят!

Испугавшись, я убежала к бабушке. Та спрятала в своей большой с прожилками руке мою крохотную ладошку, и мы подошли вместе. Какое-то время они с Колей ругались, но мне ничего из их разговора понять не удалось, а в конце бабушка сказала:

- Если ещё раз этот ребёнок, - она показала на меня, - заплачет, когда ты будешь находиться в этом доме, я всё расскажу Боре! И не посмотрю, что Маня моя дочь!

Коля обозвал её старой, выжившей из ума, ведьмой, и старуха, не выпуская моей руки, пошла прочь с веранды. В её глазах каким-то чудом и кончиками век удерживались слёзы.

- Они у меня доиграются, - сказала она, - я-таки расскажу всё Борису.

Было жутко неприятно, что из-за меня хорошего человека обозвали, тем более что «рассказать всё Борису», на мой взгляд, не являлось выходом из положения.

- Бабушка, но я уже много раз рассказывала всё папе, а он меня слушать не хочет.

- Ничего, меня послушает.

 

А на следующий день, когда бабушка спросила Эдьку, все ли уроки он сделал, чтобы идти гулять, то услышала ответ:

- Не твоё дело, ведьма старая. Не с твоими куриными мозгами меня жизни учить.

Она пожаловалась Мане, но та ей ответила:

- Эдик уже вырос. Он больше не нуждается ни в твоём контроле, ни в твоём чрезмерном внимании. Знаешь, что я тебе скажу? Лучше будет, если ты от нас уедешь. Поезжай к тёте с дядей. Деньги, которые ты нам дала, когда мы дом строили, я тебе верну, честное слово верну. Не все сразу, конечно, а частями. Но и зачем они тебе все сразу? Я каждый месяц рублей тридцать до конца дней твоих посылать буду. Только уезжай, пожалуйста. Ты многого в нашей жизни не понимаешь, попусту обижаешься, меня заводишь, а я зло на детях срываю. Так что, будет лучше для всех, если ты отсюда уедешь.

Старуха заплакала и ушла в детскую. А я, представив себе, что рядом не окажется самого дорогого мне человека, агрессивно закричала на Маню:

- Ты зачем бабушку от нас выгоняешь? – но, испугавшись собственного крика и злых глаз матери, тут же расплакалась.

- Я не выгоняю бабушку. Что ты? – Маня почему-то вдруг заговорила со мной ласково, но как-то нервно стала наматывать на палец прядь своих волос, - Только спросила, не хочет ли она повидаться со своей сестрой, тётей Сарой?

- Да? А почему она заплакала? – я кулаком размазывала, текущие по щекам слёзы.

- Ну, что ты? Она не плачет. Бабушка просто устала и ушла немного отдохнуть.

Я рванулась в соседнюю комнату, но Маня меня не пустила, сказав, что бабушку сейчас тревожить нельзя. А спустя несколько часов, старушка сама подошла.

- Я всё слышала, - сказала она, взяв меня за руку, - не надо больше на маму кричать. Я никуда не уеду. Я, ведь, с тобой расстаться не смогу. Ну, а Эдику, если уже не нужна – что ж, больше его трогать не буду. Пусть-таки мама с папой сами с ним разбираются.

Потом она вдруг вспомнила, каким Эдик был раньше хорошим и добрым мальчиком, как провожала его зимой по темноте в школу до самого моста, потому что одному ему идти было страшно.

- А когда мы жили ещё в Краснодаре, то рядом была библиотека, - она посмотрела вдаль, как будто там, как на экране могли появиться картины прошлого, - и я ходила туда вместе с Эдиком. Потом мы возвращали книжки, а старая библиотекарша, требовала, чтобы он рассказал, всё, что запомнил. Он начинал ей рассказывать, а та очень-таки удивлялась, какая у мальчика хорошая память. Но теперь, видишь ли, этот мальчик с хорошей-таки памятью напрочь забыл всё то хорошее, что было для него сделано.

В дальнейшем не трогать Эдика было не так-то просто, потому что и еда, и стирка по-прежнему входили в бабушкины обязанности. Она не требовала, чтобы ей хотя бы «спасибо» говорили, но когда внук, одев абсолютно чистую одежду, через час приходил с ног до головы в грязи и на её упрёки отвечал:

- Заткнись и дай пожрать, - она не могла удержать слёз.

Маня же всегда в подобных ситуациях имела практически один и тот же ответ:

- Тебя, конечно, никто не выгоняет, но если что не нравится – можешь уезжать.

 

Бабушка имела привычку, в моём присутствии озвучивать некоторые свои мысли, при этом отвечая на все заданные мною вопросы. Однажды, во время одного из таких диалогов она промолвила:

- Я кажется-таки всё поняла...

Долго пришлось её упрашивать, рассказать мне, что же она поняла, а та всё отмахивалась:

- Тебе это знать ни к чему. Ты ещё ребёнок. Не надо тебе знать про эти дурацкие игры взрослых.

Но всё-таки после долгих моих уговоров она поделилась:

- Эдик сам не понимает, что вытворяет.

- Это как?

- Его Коля этому учит.

Я подумала о Шаблонском.

- Но, бабушка, Эдик сейчас с Колькой не дружит, он дружит с Митькой и ещё с каким-то мальчишкой не с нашей улицы.

- Правильно, - сказала старушка, поправив по-украински покрывающий голову белый в крапинку платок, - все соседские дети видят, как он со мной себя ведёт, как тебя обижает, и не хотят с ним водится. А его родная мама не понимает, что она таким своим воспитанием ему только вредит. Но что я могу сделать? – бабушка опять стала вести разговор скорее с собой, чем со мной, - Они у нас с высшим образованием, а я малограмотная женщина. Умею писать-читать, и то, слава богу.

- Кто они?

- Ну, как кто? Твои мама и папа институты позаканчивали, а я всего три класса.

- А институт, это сколько классов?

- О, чтобы в институт поступить, твоим родителям надо было десять классов отучиться, выпускные экзамены сдать, а потом ещё и вступительные.

- Бабуличка, но ты всё равно умнее всех.

- Ах, моя голубушка, это ты так считаешь. А вот твои родители думают, что они очень умные и если внук говорит бабушке грубости, и постоянно обижает младшую сестричку, только потому, что, та не может дать сдачи, то так оно и должно быть.

- А ты ведь сказала, что это не они, а Колька его всему научил. Бабушка, может всё-таки это Митька?

- Да-да, любушка, - она немного помолчала, - Пусть будет Митька. Просто, разговаривая-таки с бабушкой, Эдик думает, что это он с Митькой... Думает, что ему «заткнись, не гавкай» говорит, - и, посмотрев как будто сквозь меня, добавила, - Ни к чему тебе всё это.

Но на другой день, орудуя утюгом и сбрызгивая время от времени пересохшее бельё, бабушка снова стала рассуждать вслух:

- Он-таки, глупенький мальчишка... Он сам не понимает, что вытворяет... Но, ничего, скоро вырастет, и всё поймёт. И тогда ему станет очень стыдно, что так себя вёл с бабушкой. Со старенькой бабушкой, которая его с пелёнок вынянчила... Он обязательно когда-нибудь всё поймёт. У них не получится сделать из него негодяя!

Я уточнила:

- У кого у них? У Кольки с Митькой?

- Да-да, ни у какого-то там Кольки, или Митьки, или ещё кое-кого никогда не получится сделать негодяя из Эдика, в которого я столько любви и души вложила, - потом, помолчав, грустно улыбнулась, - мне-таки очень хочется, чтобы у них это никогда не получилось...

 

XV

 

Услышав громкий разговор, я забежала в зал. Тетя Ира и дядя Миша вели с моими родителями оживлённую беседу. После того, как у нас появился телевизор, они стали приходить ещё чаще, но на этот раз прогресс техники их не интересовал. Весь вечер только о том и говорили, что тётя Ира едет по путёвке на экскурсию в Москву.

- Конечно, поезжайте, Ирина Карповна, - поддерживала подругу Маня, - Диночка у нас это время поживёт.

Эта новость меня очень обрадовала, но тётя Ира возразила:

- Ой, Маня Эдуардовна, спасибо Вам огромное, но я уже договорилась с соседями. Диночка у Лиды будет. Их Зоя тоже как-то у нас ночевала, когда Лида на похороны ездила.

- Ну и что? - возразила я. – А Эдик её лучший друг. Пускай она у нас поживёт.

- Ты так хочешь, чтобы Дина жила с вами? - удивилась тётя Ира, - Тебе нравится Дина?

- Конечно.

- Почему? Она ведь больше с Эдиком играет.

- И со мной тоже. И вообще она добрая, и Эдик при ней меня не бьёт.

- А без неё он тебя бьёт? – брови тёти Иры задрались вверх.

- Ой, Ирина Карповна, знаете, как часто бывает среди детей: то игрушки не поделят, то ещё что. А когда Диночка к нам приходит, - она хитро подмигнула, - Эдику просто не до Светы. Так что может, с Лидой переговорите, и пусть они все вместе здесь будут?

- Да, нет же, знаете ли, ей ведь тогда и учебники к вам тащить надо. А так она уроки дома будет делать, а кушать и ночевать, когда Миша на дежурстве, тогда уж у соседей. А Вам всё равно большое спасибо.

После отъезда тёти Иры к нам, возвращаясь из школы, заглянула Динка и похвасталась, что папа разрешил ночевать у соседей, даже если он не на дежурстве. Косички-рожки украшали оранжевые бантики, придавая озорному лицу особую весёлость. Скороговоркой она сообщила:

- Мы вчера с Зойкой только в час ночи уснули и то, после того, как её мама нас отругала.

- А если бы ты ночевала у нас, - сказала я ей, - то наша мама до двенадцати на работе.

- Но папа же ваш дома.

- Да, - задумалась я, - наш папа, наверное, если б вы не спали, накричал на вас намного раньше, чем в час ночи.

 

В ближайшую субботу наш папа на работе задержался, потому что у него была командировка на Таманский полуостров. Мы все об этом знали и кушали вечером без него. А после ужина Маня, которая по субботам никогда не работала, засобиралась и, освежившись духами «Золушка» направилась прочь из дома.

- Ма, ты куда? – спросила я, когда та была уже в дверях.

- Скоро прийду, - ответила мать, не оглядываясь.

Однако пришла не скоро, сначала вернулся отец. Он привёз целое ведро креветок - таких маленьких рачков, которых бабушка отварила и мы, сидя все вместе за столом, весело «перерабатывали». Лишь только тогда на пороге показалась Маня.

- Где ты была? – непринуждённо спросил Борис.

- У Лиды Бойко. Зашла занять у неё денег немного, а то чувствую, что до получки не хватит. И, знаешь, как это у нас, женщин, бывает: слово за слово – вот и не заметила, как час прошёл.

- Ну, перед получкой и заняла бы, - пожал плечами её муж.

- Ну да! Ближе к концу месяца ни у кого денег нет.

- Мам, а мы уже почти всех рачков съели, - похвасталась я.

- Ну и на здоровье. Я их не люблю.

- Мам, а ты у тёти Лиды Дину видела?

- Конечно. Они там с Зоей о чём-то секретничали, даже не заметили, что я приходила.

Я удивилась. Мамы так долго не было... Если бы у нас всё это время кто-то сидел, я бы обязательно заметила, даже если б при этом с кем-нибудь секретничала.

 

Креветки, конечно, мы все не съели, так что было чем угостить, забежавшую пообщаться, Динку. Эдька застрял где-то у Митьки, и она, сидя за столом, в ожидании друга, развлекала меня, рассказами о приключениях в их классе.

- Дин, а тебе рачки нравятся?

- Ну, да. Очень вкусно. Я до этого только больших раков ела, а вот таких маленьких, даже никогда и не видела.

- А наша мама их не любит.

- А ваша мама, вчера у нас была, - Динкина вечная улыбка стала ещё шире.

- А она говорит, что вы с Зойкой её не заметили.

- Причём здесь Зойка? Зойка у нас не живёт, это я у них живу.

- А где ты вчера нашу маму видела?

- Как где? У нас дома. Я с балета пришла, вещи бросила, а они с папой моим о чём-то говорили, - она тараторила быстро, и мне это в ней очень нравилось, потому что, за сравнительно короткое время можно было получить уйму интересной информации. У меня, так разговаривать, никогда не получалось.

- А ты потом к Зойке убежала? – я всё пыталась в своём воображении привести в соответствие рассказанное Маней и Динкой.

- Ага. Только уроки ещё некоторые доделала. Но ваша мама раньше ушла.

- А как же она вас с Зойкой вчера видела?

- Не знаю, - вздёрнула плечами Динка, - наверное, потом ещё раз приходила.

Борис полулежал на диване с шахматным задачником, расставив на доске фигуры.

- Пап, почему ты в шахматы сам с собой играешь?

Он улыбнулся:

- А с кем мне играть? Ты ещё не научилась. Вот как начнёшь брату своему мат ставить, я с тобой играть буду.

- Не обязательно со мной. Можно, например, дядю Мишу позвать. Сегодня же суббота.

- Но ты, ведь, знаешь, что тётя Ира уехала. Приглашать в гости мужа без жены, не прилично. Так никто не делает, - преподавал отец теорию хорошего воспитания, предназначенную для меня, своей книжке, не отрывая от неё глаз.

- Тогда пойди ты к нему.

- И приходить – тоже неприлично, - он посмотрел на доску и передвинул несколько фигур.

Вот интересно! Когда взрослые позволяют себе то, чего детям нельзя, я встречала много раз. Они брали спички, допоздна смотрели телевизор, Маня с Колей ломала Эдькину кровать...

- Ещё никогда не видела, чтобы одному взрослому было неприлично делать то, что делает другой! – продолжила я свои рассуждения вслух.

- Ты это о чём? – отец отложил книжку и с любопытством посмотрел в мою сторону.

- Но мама-то ходила к дяде Мише.

- До того, как тётя Ира уехала?

- Не-е. Когда ты рачков привёз.

- А ты откуда знаешь? Ты же тогда дома была.

- Дина к нам на другой день приходила и сказала, что видела у них нашу маму.

- Ну и что она там делала?

- Ничего. С дядей Мишей просто разговаривала.

Борис занял сидячее положение и несколько минут молча смотрел через окно в даль. Потом, тряхнул головой, как будто хотел убрать и без того аккуратно зачёсанные назад волосы, и решительно поднявшись, вышел во двор, но вскоре вернулся с женой. В предчувствии бури, я шмыгнула в детскую, где, притаившись, старалась, по возможности, даже не шевелиться.

- Значит, мне ты сказала, что у Лиды деньги занимала, а на самом деле ходила к Мише? – голос отца был спокойный, но требовательный.

- Кто тебе сказал? – раздражённо вскрикнула Маня.

Я уже приготовилась, что опять достанется мне, но отец, медленно выговаривая слова, зарычал, равномерно набирая громкость:

- Какая разница?! Зачем ты к нему ходила?

- Да, на секундочку зашла. Хотела узнать, когда Ирина Карповна вернётся, - Маня вроде бы и оправдывалась, но почему-то таким тоном, каким она обычно меня ругала.

- На третий день после того, как та уехала? – не уменьшая звук, Борис громким голосом демонстрировал всю степень своего возмущения.

- Ну и что? Проходила мимо. Дай, думаю, уточню - на десять дней или на две недели экскурсия, - Маня тоже не снижала тон.

- Но ты соображаешь, что ты себе позволила? Даже если у тебя с ним ничего не было, ты подумала, что соседи скажут, как наши, так и те?

- Это ты, что себе позволяешь? – в Манин голос влились визгливые нотки, - Что значит «Даже если ничего не было»? Ты что ж допускаешь, что у меня с ним что-то было? Да как ты смеешь изводить меня своей ревностью?! Нет, я так больше не могу!

Хлопнув дверью, она выскочила, и до конца дня между мужем и женой выдерживалось молчание взаимной обиды. А среди ночи я проснулась от странного шороха, сопровождаемого каким-то бряцанием, раздающимся из постели родителей. Ну вот, подумалось мне, теперь ещё и дерутся.

- Мам, - произнесла я осторожно, - мне страшно.

- Ты что, доченька, тебе что-то приснилось? – отозвалась мать.

- Наверное, - что я могла ещё ответить?

- Так не бойся, мы с папой здесь. Мы никому тебя в обиду не дадим.

Я повернулась на другой бок и снова услышала непонятную возню.

- Мам, мне жарко, - драку в постели родителей хотелось, во что бы то ни стало, остановить.

- Раскройся, - последовал совет матери.

- А так мне холодно, - через минуту заявила я.

Отец недовольно встал и заменил мне одеяло. Лишь только после этого в спальне наступила тишина, а я умиротворённо заснула.

Утром родители вместе ушли на базар. Вернувшись, они о чём-то оживлённо беседовали, и обменивались за завтраком безобидными шутками. Я, глядя на всё это, радовалась и гордилась собой, будучи стопроцентно уверенна, что именно из-за моего вмешательства ночью, в доме господствуют теперь мир и дружба. Супруги даже в кино днём сходили, а вечером Маня потребовала от своей матери:

- Не укладывай её рано в постель. А то выдрыхнется до полуночи, а потом нам спать не даёт: то ей страшно, то ей жарко...

Ложиться спать не раньше Эдика?.. Да. О таком счастье я даже мечтать себе не позволяла. Мама, видно очень мне благодарна, за то, что не позволила им ночью подраться, разъяснила я себе такое щедрое её решение.

 

(продолжение следует)