1.

 

Как только из спальни хозяев перестали доноситься истеричные крики, маленькая тряпичная кукла Катя, которую все почему-то называли Упрямой Милой, (1) потянулась, сбросила одеяло и села в своей кроватке. Взгляд ее миндалевидных голубых глаз с длинными густыми ресницами уныло проскользнул по полутемной комнате, освещенной лишь светом уличного фонаря, и опять задержался на картине, висевшей на стене напротив. Горы, коричневато-серые и неприглядные… Что же в них хорошего? Но там, вдали, окутанные нежной лазурной дымкой, они чудесным образом изменялись, наполняясь какой-то неземной, фантастической сущностью. Одинокий Нарисованный Альпинист, самозабвенно стремившийся к вершине и так никогда ее не достигавший, подмигнул старой знакомой:

- Доброй ночи, красотка! Люди умаялись скандалить и спят – можно и нам поболтать, не правда ли?

- Ох, и долго же они сегодня разбирались! – вместо ответа посетовала Упрямая Мила. – Я уж думала, придется пролежать всю ночь без движения.

- А вы могли бы и раньше встать, – раздался надменный скрипучий голос. - Хозяева все равно ничего не замечают, когда бранятся. И что за народ нынче пошел! То ли дело в былые времена, когда вокруг меня хлопотали знаменитые виноделы…

Ворчала толстая Старинная Ваза, занимавшая почти всю нижнюю полку серванта. Ее нудные разглагольствования уже давно никто не слушал, потому что она всегда говорила только о себе.

- Да знают все, какая вы были красивая и неповторимая! – Упрямая Мила, наизусть выучившая историю сварливой вазы, довольно похоже передразнила ее надрывное скрежетание. - И что вас для королевских подвалов готовили, и все прочее…

- Опять ругаетесь! – сердито просипел Высокий Графин, стоявший на столе. - Сами хуже хозяев грызетесь.

- Правильно, не надо ссориться, - вступило в разговор Глиняное Блюдо, забытое на подоконнике вместе с половинкой печенья. – У нас и так до утра мало времени осталось. Давайте-ка, лучше о чем-нибудь интересном поговорим.

- О чем тут поговоришь? – все уж обговорено. Одно и то же каждую ночь! - Упрямая Мила с надеждой взглянула на большую Пивную Кружку, сверкавшую стеклянными гранями на почетной центральной полке серванта: - Вы - самая из нас осведомленная, новости разные узнаете…

- Уж эти мне приближенные к высшим сферам особы! – презрительно фыркнула Старинная Ваза. – Кто только сегодня не попадает в фавориты!

- Да вы не мешайтесь, – отмахнулась от нее кукла. – У меня вопрос есть. Когда маленькая хозяйка заболела, сюда разные люди приходили. И, помните, страшная такая старуха была? Все карты раскладывала и шептала чего-то, о второй жизни говорила. Мне показалось это смешным тогда. А теперь я часто о том думаю и не могу понять, как такое произойти может…

Беседа вещей была неожиданно прервана. Большой пушистый хозяйский кот с грозным именем Везувий неслышно вошел в гостиную и потерся об угол платяного шкафа. Затем он свернул в сторону подоконника и, легко на него запрыгнув, ухватил зубами половинку печенья, но есть не стал. Сбросив свой трофей в картонную коробку со старыми игрушками, сваленными в полном беспорядке, кот спланировал следом за ним.

Везувий, как обычно, походил по мягкой деревянно-тряпичной груде, похрустев кукольной мебелью, лопавшейся под его массивными лапами, и обнюхал Упрямую Милу. В который уж раз убедившись, что она несъедобна, кот нехотя отправился на кухню.

•

Когда мохнатый хвост Везувия скрылся за дверью, Упрямая Мила облегченно вздохнула.

- Ну и противный же! - сказала она шепотом, стряхивая с лица крошки печенья. - Доломал-таки мою кровать. Не нравится мне это животное.

- А по-моему, нормальный котик, - злорадно усмехнулась Старинная Ваза. – Впрочем, у вас взаимная неприязнь. Ему тоже куклы не нравятся.

- Зря вы вредничаете. Везувий, кстати, куда-то уходил тогда… В тот день. И вернулся, когда уж все кончилось. Наверняка он тут замешан.

- Конечно, замешан, - поддержало Упрямую Милу Глиняное Блюдо, лишившееся печенья. – Видели, как он хозяйничал? Я так думаю: не просто замешан, а сам все и сделал!

Комнатные вещи, недолюбливавшие кота, принялись наперебой вспоминать все его якобы безобидные проказы. Сомневавшихся быстро переубеждали, выдавая новые доказательства. Особенно старалось Глиняное Блюдо – его трескотня не смолкала ни на минуту. Через некоторое время почти все собеседники были уверены в причастности Везувия к драме, разыгравшейся в доме несколько лет назад. Только Высокий Графин не согласился ни с одним из приведенных доводов:

- Глупости! – сердито буркнул он. – Верите во всякую ерунду. Уходил, уходил! Понимать надо: коты такие вещи чувствуют. Потому и уходил.

- Чувствуют, значит, знают, - не сдавалась Упрямая Мила, распаленная спором. – А что они знают? А то: где жизни раздают, вот что! И Везувию наверняка известно как отнять первую и заполучить вторую жизнь. Я в этом просто-таки уверена! Но разве ж его спросишь, такого злобного?

- Да зачем же у него спрашивать? – вновь вмешалась Старинная Ваза, еле дождавшись окончания перепалки. – Спросите лучше у меня. Со мной как раз такое и было. Ничего особенного в том нет: сначала я пребывала Бутылью. С очень древним и дорогим вином, между прочим! Когда меня открывал племянник хозяина – никудышный, надо сказать, мальчишка, - он разбил мое изящное горлышко. Ему, конечно, нагоняй устроили – и поделом…

- Вы ближе к делу, пожалуйста! – вставила Упрямая Мила.

- Ох, какая нынче молодежь нетерпеливая! Я же не просто так болтаю. Надо же объяснить, что мое стекло особенное - старинное, для великосветских приемов деланное. Специальное, в общем, и очень дорогое. Хозяева пожалели такое добро выбрасывать и отдали меня в мастерскую. Там все сколы подравняли, отшлифовали и покрыли лаком. С тех пор я стала называться Старинной Вазой. Теперь живу второй жизнью.

- Ах, опять вы все о том же! - разочарованно вздохнула Упрямая Мила, едва дослушав. – То, что с вами произошло, называется «изменение имиджа». Мы же совсем о другом говорим. А этот самый имидж я сама, ой, сколько раз меняла! Малышка любила превращать меня в разных дам – то балериной сделает, то невестой нарядит. А как-то сшила мне широкую юбку и усадила на чайник. Но все это было одной и той же жизнью.

- Однако позвольте! – воскликнул Нарисованный Альпинист. – Когда мне подрисовал усы один очень достойный гость нашего дома, я почувствовал себя настоящим человеком!

Упрямая Мила не выдержала и вспылила:

- Вот если бы вас стерли или, лучше, сожгли и пепел развеяли, а потом вы вновь возродились бы, как птица Феникс, - вот тогда…

- Какие ужасы вы говорите, голубушка! – возмущенно заскрипела Старинная Ваза. – Да как же можно возродиться, ежели в пепел? Мне и слушать-то вас страшно. В порядочных обществах таким неприличным образом не выражаются.

Кукла вздохнула – она и сама уже жалела, что погорячилась. Но как им, непонятливым, объяснить? И Упрямая Мила снова обратилась к Пивной Кружке:

- Уж вы-то, конечно, понимаете, о чем речь. Я ведь у вас у первой спрашивала, да Везувий помешал. Нас тут всех забросили, не нужны мы теперь! С вами с одной хозяин советуется…

Никто не возразил, лишь Старинная Ваза недовольно насупилась, но и она не произнесла ни слова. Все вещи были согласны с куклой – в этом доме нынче не до них.

А молчавшая до сих пор Пивная Кружка радостно засверкала сияющими гранями:

- Ну уж советуется… - почти пропела она. - Я бы сказала – доверяет. Самое свое сокровенное доверяет, вот. И не о чем вам тут спорить, господа! Хозяин мне все объяснил. Вот я, например, – кусок стекла. У меня никакой души нет, а у него, у человека, есть, вот…

Комнату наполнил тихий мелодичный звон – маленькие рюмочки, выстроившиеся в полукруглые ряды на верхней полке серванта, дружно захихикали.

- И не смейтесь, - обиделась Пивная Кружка. – Не только я, все мы – просто вещи, вот. Не может у нас настоящей другой жизни быть. А у человека может. И не две, а целых… Сколько же их там? А, вот, вспомнила, двенадцать! Потому что у него, у человека, душа есть, которая из тела в тело переходить умеет. Хозяин мне по секрету сообщил. Он всегда со мной делится всякими такими тайнами, вот…

- Ну-ну, - подбодрила ее Упрямая Мила.

- И он сказал так: «Вот ты тут стоишь, глупая стекляшка, а я, между прочим, третий раз живу!»

- Какая ж нынче молодежь безалаберная пошла! Сами себя не уважают. Если б меня глупой стекляшкой обозвали, я бы больше и слушать-то не стала. И эка невидаль, третий раз он живет! Да хоть пятидесятый…

- Не перебивайте! - осекла вазу кукла, которая очень хотела услышать продолжение.

- И хозяин мне вот что открыл, - польщенная вниманием Пивная Кружка торжественно продолжила: - Он, мол, в первой жизни был кротом, во второй – персидской царевной. Сейчас вот пока, понятно, просто обыкновенным человеком стал, но временно. В следующий раз – ему гадалка предсказала – будет собакой. Зато потом – императором. А дальше пока неизвестно. Одним словом, куда душа перейдет, тем он и станет, вот...

- Фи, кротом, собакой… Что за жизнь у них - одно несчастье!

- Опять вы прерываете! Интересно ведь узнать.

- Да зачем вам, милочка? Вы все равно не человек и никогда таковым не станете. И души у вас нет и быть не может. В крайнем случае, с чайника на кофейник пересядете, и все дела.

- Да откуда вам знать-то? Недаром меня кот все время обнюхивает. И Малышка со мной всегда играла. Ведь я в отличие от некоторых на человека похожа. А вдруг в меня какая-нибудь душа захочет переселиться? А вы слушать не даете, без конца перебиваете и всякие ненужные реплики вставляете. Может ведь такое произойти, правда? – Упрямая Мила снова повернулась к Пивной Кружке.

- Ну, да… Может, наверное… Хозяин вот прямо так не говорил, но намекал.

- И как он на это намекал, какими словами?

- Разными. Вот, например, будто бы ему куда угодно переселиться ничего не стоит. Куда захочет, туда и переберется. Особенно, ежели хозяйка за пьянку донимать станет, то и вовсе уйдет, куда глаза глядят, и переселится… Вот! Ну, то есть, это он о другом, конечно, но и иносказательно как бы…

Пивную Кружку переполняло чувство гордости. От волнения она все перепутала, но, поняв свою ошибку, не решилась в том признаться. Ее еще никогда так внимательно не выслушивали. Наоборот, почти всегда ей самой приходилось это делать. Поэтому теперь, неожиданно оказавшись в центре всеобщего внимания, она выдала всю информацию, услышанную от хозяина, и даже слегка ее приукрасила:

- А уж в куклу он запросто переселится… То есть, его душа может перейти в ваше тело, а вы, то есть ваша… То есть, если бы у вас была душа, вы могли бы обменяться с ним телами. Вот!

Довольная тем, что сумела благополучно завершить столь сложную конструкцию, в которой снова чуть не увязла, Пивная Кружка даже закружилась от радости.

- Не разбейтесь, любезная! Я и то не позволяю себе эдаких вольностей, а Вас, случись чего, не в мастерскую понесут, а на помойку.

Высокий Графин, некоторое время молчавший, счел нужным вмешаться:

- Послушайте меня, старика. Ничего хорошего в том нет. Не нужна она, эта вторая жизнь. И душа никому из нас не нужна.

- Ой, да ладно. Вечно вы со своими нравоучениями! И чем плохо душу иметь? – на Упрямую Милу так подействовало сообщение Пивной Кружки, что ей и самой хотелось пуститься в пляс. – Ах, если б у меня душа была! Я бы какую-нибудь новую жизнь начала. Ведь днями напролет на стену гляжу. Скучно. А когда хозяева ругаются, еще грустней становится. Только ночью и живу. Раньше Малышка со мной играла... Она одна меня понимала, все мои желания предугадывала. Но, как уложила в кровать пять лет назад, так и лежу. Если бы она жива была…

•

Наступила долгая тишина. Прервать гнетущее безмолвие никто из вещей не отваживался. И Упрямая Мила, бывшая кукла Катя, тоже молчала, задумавшись.

«Так ли уж Везувий виноват? - рассуждала она. - Раз душа хозяина переселялась из тела в тело, то вероятно и Малышке того же захотелось».

Ведь девочка жила всего лишь первый раз – в этом Упрямая Мила не сомневалась, - и вздумалось ей стать кем-то еще. Катя тоже так хотела бы, особенно теперь, когда маленькая хозяйка ее покинула, но, к сожалению, у кукол не бывает души.

В то же время, странное поведение Везувия, куда-то отлучавшегося именно в тот день, наводило на разные мысли… Хозяева в прежние времена не ругались, жили мирно, и Малышка никогда на них не жаловалась. Но, тем не менее, ушла. Значит, кто-то ее заставил. И этим кем-то вполне мог оказаться кот. А, если так, то, конечно же, она хочет вернуться. Почему же не возвращается?

А вдруг ей помощь нужна? Вдруг она не может найти нужное тело? Например, все хорошие тела заняты. На плохое маленькая хозяйка ни за что не согласится. Пусть бы тогда в ее, Катино, переселилась. Тело-то у нее красивое – Малышке нравилось… Души, правда, нет, а все остальное в очень даже неплохом состоянии. Но как…

- Как же Малышке вторую жизнь получить? – кукла невольно произнесла последнюю фразу вслух.

Откликнулся Нарисованный Альпинист:

- Кажется, в тех дальних синих горах в неприступной пещере маг живет. Он, наверное, знает, как. Сам я его никогда не видел, но слышал о нем. Художник, когда меня рисовал, спрашивал: чего, мол, молчишь, Молчаливый Маг. Скажи, мол, что-нибудь, ведь там ты, там - в бирюзовой дымке притаился…

- Никаких магов не бывает! – сердито просипел Высокий Графин.

- Да даже если они и бывают, – тут же встряла Старинная Ваза, – то как же можно в картине так укрыться, чтоб совсем не видно было? Во мне можно, я из темного стекла сделана и внутри полая. А картина плоская. В ней никак не спрячешься.

Однако Упрямая Мила думала иначе. Маг на то и маг, чтоб уметь исчезать. Он, если захочет, где угодно скроется. И раз уж сам Художник с ним разговаривал, значит, все правильно. Кому как не ему знать, кого рисовал? И кукла тут же потребовала от Нарисованного Альпиниста подробностей:

- А Художник не уточнил, где этот Молчаливый Маг живет, в какой именно пещере? Их ведь там, в тех горах, небось, немало!

- Да нет, ничего такого, конкретного, он не говорил. Сказал только, будто попасть туда, где маг притаился, можно всего лишь один раз. Если повезет, конечно. Горы там, мол, неприступные. А кто с первого раза не сумеет их преодолеть, потом уж Молчаливого Мага не найдет, сколько ни будет стараться.

- И вы так никогда его и не видели? Ну хоть когда-нибудь, хоть на чуть-чуть он показывался?

- Нет, никогда…

Почему-то именно эти слова убедили Упрямую Милу, ведь настоящие маги не станут без нужды показываться. Они всегда в пещерах или еще в каких-нибудь недоступных местах скрываются, чтобы им не мешали магическими делами заниматься.

И, подумав так, тряпичная кукла приняла важное решение: она должна найти Молчаливого Мага.

- Только я в синие горы не полезу – уж увольте, - на всякий случай предупредил Нарисованный Альпинист, поймав мечтательный взгляд Упрямой Милы. Кому нужно, тот пусть и лезет, а у меня своя задача – на пик самой высокой сопки взобраться.

- Да вы, дорогуша, туда уж сколько лет карабкаетесь, и ни с места не сдвинулись! – Старинная Ваза опять не удержалась от реплики. - Смотрю я да поражаюсь, какая у вас участь убогая. То ли дело у меня…

- Ох, пожалуйста, умоляю, только не надо продолжения! – Упрямая Мила, воодушевленная новой идеей, не представляла, как можно говорить о чем-то еще. - Ну кто-нибудь, вспомните, пожалуйста, все, что знаете о магах. Как с ними беседуют, где они живут, чего любят и прочее. Я тут подумала и решила: разыщу Молчаливого Мага и спрошу у него, как Малышке вторую жизнь получить.

- А что толку, голуба? Он же мол-ча-ли-вый, то есть, не говорит совсем. Как же вы его расспрашивать будете?

Старинной Вазе до того понравилось собственное мудрое изречение, что она разразилась громким надрывистым смехом, и стеклянные дверцы серванта задребезжали от хрипов, издаваемых ее склеенным горлышком. Упрямая Мила не обиделась – она была слишком увлечена:

- Чем ехидничать, лучше подсказали бы, как Молчаливого Мага разговорить. Может, ему какой подарок принести нужно? Я бы свою ленточку отдала… Самую красивую, золотистую. Ведь она красивая, правда?

Упрямая Мила с надеждой смотрела на участников ночной беседы. Однако никто не смог помочь кукле, да и не воспринимали домашние вещи всерьез ее затею. Пивная Кружка лишь вежливо покивала, ничего не понявшее Глиняное Блюдо тупо уставилось в потолок, а Высокий Графин демонстративно молчал, не желая участвовать в обсуждении бредней недалеких соседей. Только Старинная Ваза пыталась советовать, но, увы, безрезультатно, потому что очень быстро перешла на свою любимую тему.

Поэтому, кроме сомнительных сведений Нарисованного Альпиниста, больше ничего не удалось прояснить. Да и он пересказывал услышанное неуверенно, ведь хорошо известно, что все художники – неутомимые фантазеры. Тем не менее, кукла не оставила свой дерзкий план. Ее недаром называли Упрямой Милой: если уж она что задумывала, обязательно выполняла.

 

2.

По коричневато-серым горам маленькая тряпичная кукла легко взобралась почти на самый верх. Нарисованный Альпинист остался далеко внизу и с завистью наблюдал за тем, как она преодолевала каменные уступы. Бедняга не мог последовать ее примеру, потому что Художник напутал с веревочной обвязкой, и несчастный спортсмен оказался подвешенным на петле. Если б не это досадное обстоятельство, он мог бы, как все вещи в доме, путешествовать по ночам. Опасаясь насмешек, Нарисованный Альпинист никому не рассказывал о своем бедственном положении и старательно делал вид, будто готовится к восхождению.

А Упрямая Мила вскоре уже любовалась лазурными горами. Здесь, вблизи, они оказались еще красивее. Мутные прежде краски почему-то стали сочными и глубокими, хоть солнца и не было. В первый момент куклу испугало такое непостижимое преображение, но она все-таки ступила на сияющий камень.

И тут же все резко изменилось. Бирюзовые горные хребты, то острые, то скользкие, словно не хотели пускать маленькую странницу, и она то и дело ранилась или съезжала вниз. Откуда-то подул сильный ветер, и он тоже мешал. Сделав неловкое движение, Упрямая Мила оступилась, но чудом удержалась, успев вцепиться в торчавший из трещины кол. Видимо, он предназначался для Нарисованного Альпиниста и был достаточно крепок. Тряпичная кукла повисла на нем, размышляя, в какую сторону поставить ногу. В тот же момент сильный порыв ветра вырвал из ее ослабевших пальцев золотистую ленточку и унес в неизвестном направлении.

Упрямая Мила очень расстроилась: что же она принесет Молчаливому Магу? Он и без того всегда молчал, даже Художнику не захотел ответить, а теперь, после потери ленточки, последняя надежда разговорить его пропала.

А потом пошел дождь, и промокшая насквозь кукла так отяжелела, что каждый шаг удавался ей с большим трудом. По пути попадались болота, заполненные странной массой, напоминавшей канцелярский клей. Их приходилось обходить, взбираясь на крутые сопки.

И все же, невзирая на все несчастья, упрямица лезла и лезла, с трудом карабкаясь по красочным уступам. Парадное платье, надетое в дорогу, давно изодралось в клочья, а запасного у Упрямой Милы с собой не было. И острые каменные зубцы безжалостно рвали маленькое тряпичное тельце. И, хоть кукла не испытывала боли, она все равно страдала, ведь красивое тело – это было все что она могла дать Малышке.

Маленькая путешественница не знала, на самом ли деле Молчаливый Маг жил в горной пещере или нет, и, если жил, сумеет ли она его найти. Да и какой он, этот странный маг, которого никто никогда не видел и даже не слышал? Прийти к нему можно было лишь один раз, вернешься – и все пропало. Наверное, он так надумал специально, чтобы его по пустякам не беспокоили. И захочет ли такой жестокий маг помогать Малышке? Об этом Упрямая Мила также понятия не имела, но о других магах ей вообще ничего не было известно.

И она не останавливалась. До восхода солнца кукле следовало вернуться и лечь в свою сломанную кроватку. У нее была только ночь. Всего одна ночь. И зыбкая надежда на помощь непонятно кого.

•

Вдруг над горами прокатился глухой гул. Упрямая Мила посмотрела наверх и увидела, что из самой высокой бирюзовой вершины тянется к небу струйка черного дыма. Дождь кончился, и стало тепло. Так тепло, что промокшая кукла очень быстро обсохла. Чудно, с чего бы это? Впрочем, маленькая странница не особенно удивилась. Здесь, в этой удивительной картине, было столько непонятного – и изменившиеся цвета, и разбушевавшаяся непогода, и даже клей в болотах!

Однако Упрямую Милу ждало еще одно неожиданное препятствие. Вскоре она почувствовала, как земля под ней закачалась. Обхватив руками голубой камень, кукла еле удерживалась на нем, а кто-то невидимый там, внутри, стучал и стучал, и чудовищные толчки все сильнее раскачивали бирюзовые горы.

Струйка черного дыма росла прямо на глазах и вскоре превратилась в огромного многоголового дракона. Он был такой большой, что почти заслонил небо. Упрямая Мила не знала, что ей делать, куда бежать от этого страшилища, которое теперь хоть и почти не видела из-за наступившей темноты, но зато хорошо слышала. И от этого ей было еще страшней.

Дракон зловеще шипел, громко рыкал и угрожающе свистел, а потом вдруг изрыгнул столб огня, осветив округу мрачным красноватым светом. И горячая лава потекла по горам, подобно огненной реке, огибая лишь очень большие каменные глыбы. На одну из них успела забраться Упрямая Мила. Идти было некуда – вокруг полыхало пламя.

Черный дракон расправил гигантские крылья и полетел прямо на перепуганную путешественницу. Кукла понимала – это ненастоящий дракон. Просто ожил вулкан. А вулкана чего бояться? Тем более нарисованного… Но ей все равно было страшно. Может быть, из-за того что горячий пепел обжигал лицо, забивался в глаза и в рот.

«Нет, только не это! – думала бедная кукла. – Пусть лучше чудовище разорвет меня на куски! Ведь если мое лицо обгорит, я стану совсем некрасивой, и разонравлюсь Малышке».

Наверное, дракон услышал мысли куклы – ему стало смешно, и он захохотал, хлопая себя крыльями по бокам и брызгаясь слюной. И сразу же как-то сник и сгорбился, а потом и вовсе убрался восвояси, скрывшись в бирюзовой вершине.

«Что это с ним? – удивилась Упрямая Мила. – Какой-то слабенький вулкан мне попался… Ну и прекрасно! Значит, я смогу идти дальше».

И она снова двинулась в путь, осторожно перешагивая через обмелевшие огненные ручейки.

•

Наконец вдали забрезжило какое-то слабое золотое свечение. Оно чуть озаряло высокую скалу, гладкую и без уступов, перед которой зияла глубокая расщелина.

Приблизившись к краю пропасти, Упрямая Мила замерла в нерешительности. Там, внизу, еще струилась раскаленная лава, и жар от нее доносился до места, где остановилась кукла. Пойти в другую сторону? Но в золотом сиянии на том, отвесном, берегу огненной реки было что-то необъяснимое. И оно манило, очень осторожно, как будто боялось вспугнуть, но в то же время и настойчиво. Словно кто-то неслышно звал: «Сюда, сюда…».

Удрученно стояла Упрямая Мила перед неприступной расщелиной, не зная, как поступить, и все больше убеждаясь в бесполезности своего трудного похода. Через огненную бездну ей не перепрыгнуть. Может быть, вернуться и попросить снаряжение у Нарисованного Альпиниста? Эх, вовремя надо было об этом подумать! Говорил ведь Художник, что нельзя возвращаться… Оставалось лишь одно: спуститься в объятый пламенем овраг, каким-то образом перебраться через поток огня, а затем подняться по абсолютно гладкой каменной стене до золотого свечения – слишком долгий, да и, наверное, невозможный путь. Однако ничего другого кукла так и не смогла придумать.

Впрочем, сдаваться она не собиралась - все-таки вероятность достичь цели, хоть и крохотная, но была. И поэтому, отринув унылые мысли, Упрямая Мила решила побродить вдоль берега огненной реки – вдруг найдется какой-нибудь переход. Или, может быть, ей удастся сбросить вниз один из гигантских валунов и пройти по нему на ту сторону, как по мостику.

Приободрившись от мелькнувшей надежды, кукла отправилась искать подходящий камень. И тут из-за соседнего хребта показалась огромная усатая морда с горящими глазами. Зверь, похожий на саблезубого тигра, оскалился и зарычал, а еще через мгновение страшная пасть разверзлась над маленькой странницей. Второе чудище пришло на помощь первому?

Собрав последние силы, Упрямая Мила закричала. Крик получился слабеньким, еле слышным, но чудовище, тем не менее, ошеломленно отпрянуло. Кукла сразу же его узнала:

- Везувий! Это ты?

Кот ухмыльнулся и, по своему обыкновению ничего не ответив, снова осклабился, показав клыки. Но Упрямую Милу уже не пугал его грозный вид, ведь Везувий никогда прежде не причинял ей никаких неприятностей, если не считать сломанной игрушечной мебели. Правда, и кукла раньше по картинам не ползала.

- Везувий, пропусти, пожалуйста…

Однако вредный котяра выгнул спину и зашипел. Нахальная мышка, так резво и бесцеремонно взбиравшаяся по картине, оказалась матерчатой игрушкой. И все равно она его раздражала: никто не должен елозить по стенам!

И два ряда острых зубов вновь нависли над несчастной.

- Прекрати сейчас же! Я знаю: это ты лишил Малышку жизни!

Кот даже отскочил в сторону от неожиданности, и его жуткая пасть захлопнулась. Везувий призадумался. Видно было, что мысль ему понравилась.

- Может, и я… - промяукал он неуверенно. – Нечего было за хвост дергать.

- Неправда! Маленькая хозяйка никогда этого не делала!

- Ну, положим, не делала. Но могла бы сделать.

Везувий, заняв боевую позицию на бирюзовом камне, зло ухмылялся. Глаза его сверкали, и в их стеклянной глубине отражалась обида на весь мир.

- Пока девчонки не было, - снова заговорил он, - хозяева меня любили, а когда она появилась, даже замечать перестали.

- И что, разве теперь тебе лучше стало? Теперь они все время только ругаются, и больше ничего на свете им не нужно.

- Пусть ругаются, мне-то что? Только тебя я не пущу туда, куда ты идешь. Все равно лучше от этого не будет, а хуже может.

С этими словами кот прыгнул на Упрямую Милу. Ей чудом удалось увернуться, и острые когти лишь распороли и без того изодранное платье. К сожалению, спрятаться было негде, если только съехав обратно, к коричневым горам. Но кукла помнила, что этого ни в коем случае нельзя делать и старалась хоть как-то укрыться от страшных когтистых лап за бирюзовыми выступами. Однако изрядно истертые ноги плохо ее слушались. Везувий же с поразительной для его веса легкостью скакал по скользким камням.

- Да перестань же ты, перестань, - запыхавшись, с трудом проговорила Упрямая Мила.

Они с котом уже несколько минут бегали вокруг одного и того же круглого синего валуна то в одну, то в другую сторону. Везувию, похоже, тоже надоело такое пустое занятие:

- Ладно, иди себе, если хочешь. Начхать мне на тебя и на твою затею, потому что не добьешься ты ничего. Да и не успеешь – рассветет скоро…

- Но ведь ты же смог. Значит, и у меня получится.

- У тебя не получится.

- Это почему же?

Везувий, ничего не ответив, зачем-то принялся усердно точить свои и без того острые когти. Так усердно, что из синего камня даже посыпались искры. Сверкая и шипя, они падали в пропасть. И Упрямой Миле вдруг стало ясно, почему ее противник молчит. И у него не получилось…

Кот зло сверлил глазами маленькую тряпичную куклу:

- Поняла, да? Правильно, пытался я это сделать, очень хотел, но не смог. Мне действительно кое-что известно, о чем твоя смазливая головешка, набитая тряпками, и не догадывается. Но моих сил не хватило… И все равно по-моему вышло, хоть и не из-за меня. Но ты об этом никому не расскажешь, потому что сейчас я сброшу тебя в огненную реку!

Разъяренный тем, что ничтожная игрушечная девчонка разгадала его тайну, Везувий снова и снова бросался в атаку. Наконец, ему удалось, изловчившись, ухватить добычу зубами, и он поднял ее над расщелиной, на дне которой текла раскаленная лава. Упрямой Миле стало так страшно, что она не смогла даже вскрикнуть, и просто застыла от ужаса, глядя в зияющую красную бездну.

И там, внизу, в отвесной стене расщелины, она увидела еле заметное оконце. Это из него струились золотые блики, словно в нем жил солнечный лучик. Или, может быть, хранились драгоценные самоцветы. Или… Да, не зря кукла так стремилась к зовущему ее волшебному свечению.

«Ну вот, - подумала Упрямая Мила, вися над огненной пропастью, - неужто, почти дойдя до цели и увидев ее, я превращусь в жалкую горстку пепла? И мне никогда уж не удастся вернуться сюда, чтобы помочь Малышке…».

И, не отрывая глаз от чудесного сияния, бедная кукла все больше и больше убеждалась: именно туда ей и надо.

И тут из озаренного золотым светом окна вдруг послышалось очень тихое: «Кыш!». И даже не «кыш», а словно чей-то выдох. Или это было дуновение воздуха?

Везувий тоже услышал тот же звук и, задрожав от ужаса, выронил куклу. В следующий же момент кот исчез, словно испарился.

А Упрямая Мила полетела вниз, но почему-то не быстро, а медленно, будто превратилась в пушинку, которую подхватил и качал ветер. Она и была почти таковой – ее истерзанное и обгоревшее тряпичное тельце имело довольно жалкий вид.

Из золотого окошка высунулась чья-то рука, и хозяин горного жилья ловко поймал куклу. И Упрямая Мила улыбнулась, догадавшись, что нашла Молчаливого Мага. Или он ее нашел…

•

- Ленточка… - только и смогла промямлить бедняжка, едва ступив на каменный пол, и сразу же расплакалась.

Достигнув цели, она вдруг осознала, как близка была к той неведомой черте, которую люди называли смертью. Что стало бы с ней, если б Везувий осуществил свою угрозу, кукла не знала. Может быть, у нее началась бы вторая жизнь? Не настоящая, конечно, и еще более скучная, чем первая, даже скучнее, чем у Старинной Вазы. Или наступила бы вечная тьма. Но главное – Малышка так и осталась бы без помощи.

- Вот твоя ленточка. Держи и не реви! – старик в цветастом атласном халате протянул маленькой путешественнице ее заветное украшение.

- Это… я… вам, - всхлипывая, еле выговорила Упрямая Мила, с удивлением глядя на хозяина пещерной каморки, в которую она попала.

Кукла замолчала в растерянности, не зная, что еще сказать. Ведь тот, к кому она шла, не должен был ничего говорить, но, тем не менее, говорил. А еще раньше произнес это необыкновенное слово «кыш», прогнавшее взбешенного кота.

«Молчаливый Маг нарушил обет молчания? Да он ли это? - думала Упрямая Мила. – Наверное, я попала к какому-то другому волшебнику. Или же этот сердитый тип и не волшебник вовсе».

Кукла прикидывала и так, и эдак. Вряд ли тут много магов прячется. Нарисованный Альпинист упоминал только об одном – молчаливом. К нему и обращался Художник. И хозяин пещерного жилья, несомненно, был магом, ведь ему удалось найти крохотную ленточку, унесенную ураганом! И волшебные слова он знал. «Кыш», например.

Выходило, что найденный маг, хоть и разговаривал, но все же был настоящим. Однако высокий и грубоватый, совсем «не волшебный» старец, угрюмо смотревший на нежданную гостью из-под сдвинутых бровей, казался чужим в этих сказочных лазурных горах. У него и бороды-то не было, и в своем потертом домашнем халате, с шаркающими тапочками и испещренным морщинами лицом он выглядел, как обычный человек, явившийся из совсем другого, реального мира. Художнику, рисовавшему картину, конечно, виднее - наверняка он встречался с магами и знал, как они выглядят. Впрочем, вздорный старик мог и сам сюда забраться и спрятаться в расщелине, - может быть, поэтому он и не пожелал ни с кем общаться. И все-таки теперь почему-то заговорил.

И еще этот странный, очень странный волшебник какими-то неуловимыми черточками напоминал смешливого дракона, вылетевшего из вулкана. И даже на злобного кота Везувия был чем-то похож! Возможно, из-за того что смотрел так же, как он – недоверчиво и недовольно.

Хоть кукла и сомневалась, действительно ли беседует с настоящим Молчаливым Магом, она поняла одно: неприветливому пещерному жителю, стоявшему перед ней, не нужна ее жалкая ленточка, даже и золотистая… Так что же ему было нужно? Эх, если б знать! Упрямая Мила раздобыла бы чудесную вещь, чего бы ей это ни стоило. Может статься, сердитый волшебник пошлет ее куда-нибудь очень далеко. Что ж, пусть только скажет, куда надо идти и чего принести.

Молчаливый Маг – а это был точно он, - вновь заговорил. Однако теперь его голос заметно потеплел, и в нем появились какие-то новые, нежные нотки.

- Если бы ты не была куклой, - сказал старик, - я подумал бы, что у тебя есть душа. А может быть, она у тебя и есть…

- Но ведь у игрушек не бывает…

Молчаливый Маг сел на стул и пристроил Упрямую Милу на своем колене. И тут, вблизи, она увидела, какие у него добрые и одновременно печальные глаза. Наверное, такие и должны быть у настоящего волшебника.

- Да, верно, - согласился подобревший вдруг старец, и улыбка осветила его мрачноватое морщинистое лицо. – Может, и не бывает. Так принято считать. Но никто не знает наверняка…

- Даже вы? – удивилась Упрямая Мила и радостно продолжила: - Значит, мы с Малышкой могли бы обменяться телами?

Молчаливый Маг вздохнул и опять замолчал, глядя на маленькую тряпичную куклу. Долго он на нее смотрел, разодранную, но счастливую, и смотрел с таким нескрываемым изумлением, словно только сейчас понял, что она говорила правду.

А потом назвал ее по имени:

- Скажи мне, Катя, после всего того, что с тобой случилось в горах, ты действительно так спокойно поменялась бы? Так просто, не требуя ничего взамен, согласилась бы отдать свою жизнь Малышке и уйти в небытие?

- Да, конечно! – Упрямая Мила ответила, не задумавшись ни на минуту. – Ведь ей нужнее. А мне… Мне все равно без нее делать нечего. Так давайте же, меняйте нас скорей!

- Да кто ж тебе сказал, что такое возможно?

- Ну как же! Человеку ведь дано двенадцать жизней… Мой хозяин говорил, и еще…

Кто же еще говорил? Пивная Кружка, но она от хозяина и слышала. Везувий? Нет, и он о другом. А больше и никто вроде…

- Вот видишь? Есть ли, нет ли, может ли душа в другое тело переходить или нет – неведомо сие нам.

- Получается… я зря пришла?

Молчаливый Маг снова улыбнулся:

- Почему же зря? Ничего зря не происходит. Ты пришла, я заговорил, - благодаря тебе, да-да. Теперь нам обоим известно больше, чем раньше. Вот давай, вместе и подумаем, могу ли я чем-нибудь тебе помочь.

- Но что же такого нам стало известно? – удивилась Катя. – По-моему, ничего. Наоборот, все еще больше запуталось!

Горный житель хитро усмехнулся, и морщинки на его старческом лице весело забегали:

- Да, простых путей нам не дали… Зато их много, глядишь, и отыщем нужный. Но для начала придется, пожалуй, чуть-чуть тебя подремонтировать.

Старик взял иголку с ниткой и принялся зашивать тряпичную куклу.

 

•••

Когда Упрямая Мила вернулась домой, она сразу почувствовала: что-то изменилось. Суматоха, беготня, все вверх дном.

- Чего случилось-то? – спросила кукла у Пивной Кружки.

- Если б я знала! Видишь, под батареей пылюсь. Хозяин меня совсем забросил.

- Да ребенка они ждут, вот и весь сказ. Тоже мне, событие!

Старинная Ваза произносила слова небрежно, но при этом вся так и раздувалась от удовольствия: наконец-то она осведомлена лучше бывшей хозяйской фаворитки.

- Удивляюсь я на современный народ! - продолжала она, все более воодушевляясь. - То ли дело раньше, когда меня носили на руках…

Упрямая Мила, не дослушав, юркнула в свою кроватку и накрылась одеяльцем. Она сразу поняла: это Молчаливый Маг помог Малышке. Нарочно сказал, будто не знает, может ли душа переселяться и все такое, а сам взял да и помог. Наверное, для того чтобы ей, Кате, сюрприз сделать. И за что он, такой хмурый и неласковый, вдруг ее полюбил?

А вскоре у хозяев родился мальчик. Об этом сообщил Высокий Графин, который переехал в ванную комнату – в нем разводили отвары трав для купания младенца.

Мальчик… Значит, он не захочет играть в куклы. Неважно, главное, что душа Малышки переселилась.

 

Примечание (1): имя Людмила – означает «милая людям»