В этот день горел мой дом. Я не знал тогда о причинах, теперь мне сказали, что подростки попросту напились в подвале и их пьяная неосторожность привела к возгоранию. Никто не знает, кто они были, просто бездомные скорее всего. Последовал взрыв бытового газа, часть дома взорвалась, часть горела. Мне не повезло, та часть, в которой жил я, не взорвалась сразу. Она просто медленно съедалась пламенем. А заодно и я с ней. Вместе со мной пламя поглощало мебель, бытовую технику и фотографии друзей.

У меня была квартира в стиле минимализма. Простая и аскетичная. Столы, стулья, диван, шкаф, телевизор, холодильник, газовая плита, полки. При этом, друзья постоянно ругали мою квартиру за единственную вещь в ней, которой было слишком много. Таким излишком были фотографии. Я фотографировал с шести лет. Сначала это были полароидные снимки моих непутевых одноклашек, и не менее полароидные «фотопортреты» родителей и родственников. После того, как в моих руках появилась чуть более серьезная мыльница, я стал увлекаться снимками природы в самых разных ее проявлениях. Одинаковое удовольствие мне доставляли и фотографии невероятно красивого заката на побережье Белого моря, и фотографии грязно-серого дыма из заводских районов зимним утром. Потом стало так много самых разных людей в моей жизни, их лица просто необходимо было запечатлеть. Бесконечные сеансы “flash photography” с моими подругами. Некоторым я устраивал приватные фотосессии, они взамен дарили мне не менее приватные сеансы любовной игры. Потом фотография превратилась в мою работу. Стало немного тяжело, ведь приходилось воспринимать мой образ жизни как труд. Ну какой это труд? Выбирать нужный ракурс и делать мгновение вечным? Это был не труд, это просто моя жизнь. К примеру я давал шанс будущей одинокой старушке с мизерной пенсией взглянуть на то мгновение, в котором она жила много лет назад. В котором ее волосы развивались по ветру, а улыбка была даже более беспечной, чем у весеннего солнца. Я невольно представлял себе такой момент в жизни тех, кого фотографировал. Ведь рано или поздно он у всех наступает. А представляете сколько мгновений уже ушедшей любви я сделал вечными? Кто-то смотрел на такие моменты и улыбался, кто-то плакал. Их улыбки и слезы были моей жизнью. Были у меня и фотографии людей, которые на них больше никогда не посмотрят. Они умерли. На мгновения с ними смотрели теперь близкие им люди. Кто-то улыбался, а кто-то плакал.

Идею использовать фотографии в качестве обоев я подглядел в каком-то французском фильме. Кино во Франции всегда эксцентричное. Почти такое же как был я сам.

Гости, впервые попавшие в мою квартиру, всегда подолгу разглядывали эти снимки. Я сам не рассматривал их особо до этого момента. Как-то потерял, пожалуй, ощущение новизны процесса. Устал, грубо говоря, наелся…

И вот сейчас, впервые за долгое время, я внимательно вглядывался в них. Так внимательно, как никогда не вглядывался. Через мою голову проходили в тот момент бесконечные потоки мыслей. Хотелось подумать обо всем, что мне нравится на этом свете.

Но это было довольно-таки сложное занятие в подобных условиях. Я горел медленно. Горел снизу. Поэтому ноги от невыносимой боли согнулись первыми. Было ощущение, что все, что ниже колен-уже не мое. Потому что мое не может выносить таких мучений. Кожа плавилась, я в панике трогал ее руками-на ней оставались отпечатки моих рук. Очень болела грудь. Видимо там горит быстрее и ткани повреждаются в большем объеме. Когда пламя дошло до лица, я заплакал. Но не от боли, от другого. Заплакал, потому что этот пожар дал мне шанс посмотреть на мои вечные мгновения по новому. Эти слезы не потушили пламя. Они просто дали мне легкость. Теперь мне легко.