ОЖИДАНИЕ

В самом углу комнаты стояло зеркало - небольшое, потемневшее от времени. Она осторожно подходила к нему и застывала. Закрывала глаза и, стараясь ни о чем не думать, стояла. Ей хотелось открыть глаза и увидеть... Она открывала - на нее смотрела маленькая девочка, с большими серыми глазами и без волос. Их не было на голове, ни на бровях. Уже в миллионный раз, видя, что ничего не изменилось, она беззвучно заплакала. Ей было жалко себя. Раньше была бабушка, которая и приласкать умела, и слово нужное сказать, а теперь - никого.

Бабушка часто говорила, что есть на свете хороший человек, думающий обо всех обездоленных, и когда им становится плохо, он приходит и помогает... Она забыла, как его звали, но твердо знала: он - Волшебник. Бабушка всегда приговаривала - он обязательно к ней придёт и сделает ей волосы и брови. И девочка ждала.

Каждый день, она выбегала на крыльцо, и, всматривалась в даль. Если видела, как кто-то приближался, то ощущала волнение… Девочка верила, что когда-нибудь наступит Счастливый День!

Счастье для неё - иметь черные волосы и брови.

Но это были прохожие. Так было всегда. Вера оставалась, даже сейчас, когда не стало бабушки. Она продолжала ждать и верить.

 

Неожиданно ей вспомнилось, как в один из осенних дней она проснулась и по привычки позвала бабушку. В ответ – тишина. Она удивилась. До этого её всегда будила бабушка. Девочка смутно ощущала, что случилось непоправимое. Она не могла встать, будто ее придавили к постели. Не могла закричать. Голоса не было. Полежав немного, она с трудом встала, и, на ватных ногах, дошла до бабушкиной кровати.

- Ба... а... ба... - жалобно протянула она, но та лежала неподвижно.

Бабушка была накрыта цветным одеялом. Но в эти минуты, девочке было страшно прикоснуться к нему. Она была босиком, и холод сковал ноги. Решившись, девочка притронулась к лицу бабушки. И тут же одернула руку. Лицо было холодное. Стало страшно. Она не могла поверить, что бабушки нет. Ей казалось, что бабушка будет всегда. "Как же так, - думала девочка, - ведь у меня больше никого нет... Что …делать?»

 

Стоило закрыть глаза, и тут же в сознании всплывало улыбающееся лицо бабушки.

 

Сколько она себя помнила, никогда бабушка не говорила бранных слов, никогда не ругалась, а если что и случалось плохое , то не стремилась осудить,она всегда всех оправдывала. Жизнь не ожесточила её сердце.

 

Голос у бабушки был тихий. Слова она произ¬носила не всегда отчетливо, но ласковым голосом. Воспоминание, горечь утраты, придавило худенькое тельце. Захотелось на улицу. Накинув на плечи платок, вышла на крыльцо. Постояв немного, успокоившись, девочка вернулась в дом, оделась и пошла к соседке.

Её соседка, немолодая, одинокая женщина. Жалела девочку, но та сердилась. На слёзы соседки девочка говорила:

- Тетя, Нюся, не надо меня жалеть...

- А я не жалею... просто вспоминаю... - она не договаривала, передником вытирала слёзы и обязательно угощала сладким.

 

Иногда Девочка спрашивала бабушку:

- Баб, а почему людям плохо живётся?

- С чего ты это, а? - В глазах бабушки мелькали искорки.

- Так... - Девочка смотрела в пол.

- Ты уж говори, - просила Бабушка.

- Ну, вот Ванька женился, значит, он счастливый, ведь так?

- Конечно, - сказала с вздохом Бабушка.

- А зачем дерётся?

- Он тебя обидел? - Голос бабушки стал серьезным.

- Да нет... не то... меня-то он жалеет, заступается...

- Так с кем он дерется?

- Он Варьку бьёт...

- Откуда знаешь? - удивилась Бабушка.

- Видела.

- Ах, доченька! Такое видеть не надо. Плохо за людьми присматривать, - Вздохнула Бабушка.

- Я не присматривала. Наш петух через плетень перескочил. Я за ним. Он - в к ним в сарай шмыгнул и я туда полезла, а потом, когда залезла, слышу, стонет кто-то, а разобрать трудно, свету там нет... Присмотрелась, а он вожжами Варьку бьет,…а она лежит и стонет...

- Ну, доченька, всяко в жизни бывает... Судить-то легко, а вот прожить трудно. Не сложилась у них жизнь. Вот, что я тебе скажу: не суди... Это не наше дело... Лучше уроки делай.

- Я сделала.

- Доченька, ты умнее меня. Вот, тебе начальник грамоту дал, а я-то и читать не умею. Вон книги, там про все прописано...

- Я баб, у учителки нашей спросила, а она мне, подрас¬тёшь, говорит, узнаешь. А я ведь не маленькая, правда, баб?

- Конечно! - Уверенно отвечала бабушка, привлекла внучку к себе, вздохнула, погладила по голове, - Взрослая... Чай, по дому все сама делаешь. И вон у нас в горнице все прибрано, все ладно...

- Я тоже так думаю. Мне взрослеть некогда - я уже большая.

- В старину сказывали, что птица была такая... Имя ее запамятовала... Так вот она давала счастье, да неразумные люди погубили ее….

 

Девочка подошла к окну соседки, заглянула, но ничего не увидела. Постучала. Тишина. "Может, уехали куда?" - Подумала она. Стало страшно. Не хотелось возвращаться домой. Еще раз постучала. "Что делать-то, а?" - С тоской подумала она. Застучала сильнее.

Занавеска колыхнулась и появилась испуганное и заспанное лицо соседки. Через мгновение, заскрипел засов, и дверь открылась.

- Таня, что случилось? - Голос соседки дрожал.

-Бабушка холодная...

По лицу соседки скользнула тень. Она вздрогнула, будто ее ударили, несколько отшатнулась и прошептала:

- Заходь...

Девочка вошла и у порога села на табурет. Соседка быстро одевалась, и время от времени Таня слышала, как она тяжело вздыхала и всхлипывала.

- Посиди здесь…

Девочка сидела долго. Нахлынули воспоминания. Она с обидой думала, что Волшебник забыл её.

 

Дверь заскрипела - вернулась соседка.

- Ты пока поживешь у меня.

- Нет, - ответила Таня, и, наклонившись, заплакала.

- Поплачь, поплачь... Слёзы помогут...

 

Домой возвращаться не хотелось, и мысль об этом становилась огромной и мрачной, заслонявшей будущее. Труднее всего было представить бабушку мертвый, лежащей в гробу.

 

Она видела похороны, все дети ходили смотреть, а после рассказы¬вали страшные истории. Неожиданно Тане вспомнилась давняя история: однажды у них в гостях была бабушкина подруга и стала рассказывать всякие истории про покойников. Говорила она об этом без страха и зачастую с улыбкой. Таня испугалась и заплакала. Они тут же прекратили рассказы и стали её успокаивать. Девочка успокоилась и неожиданно спросила:

- Бабушка, а я умру? - Её голос дрожал.

- Ну, что ты, милая, страсти какие говоришь! - Засмеялась Бабушка.

- А ты?

- Да, Бог с тобой, что ты так напужалась-то, а?

- Бабушка, ты умрёшь? - Послышались требовательные нотки.

- Я? Наверное... Вишь, какая старая...

- Бабушка! Не умирай... Мне так плохо будет без тебя!

- Ох, Господи! - Сказала подруга бабушки, перекрестилась и, вставая, сказала, - я пойду, Матрена, надо корову встречать.

- Иди, Агафья, приходь завтра.

- Приду, приду. Ну, прощевайте, пока.

 

Агафья ушла.

 

Таня спросила:

- Баб, а ты ночью сопишь?

- Я не соплю, - усмехалась бабушка.

- А что ты делаешь?

- Я-то? Духов отгоняю!

- Духов? Каких? - Девочка оживлялась и смотрела на бабушку, ожидая, что та расскажет сказку.

- Духи, они доченька, как ветерок, который вырывается из - под ставень в стужу. Вырвется и бродит, и бродит. Так и они, касатики, сорвутся, а после бродят по земле и нет им ни прощения, ни пристанища. А вот к человеку они забредают, чтобы умыкнуть...

- Бабушка, это сказка?

- Сказка, сказка... - Засмеялась Бабушка.

- Бабушка, я боюсь..., - Таня подбирала ноги под себя и сжималась в комочек.

- Не бойся, глупенькая. Они малых ребятишек никогда не трогают.

 

Девочка ощутила, что в воспоминаниях ей лучше.

 

Сверстники иногда обижали её, не по злу, а так, по глупости, и эти обиды, всегда растворялись в бабушкиных словах, которая, хотя и говорила, что она ничего не знает, но всегда могла найти нужное слово.

 

Соседка усадила Таню за стол, та покорно села, но к пище не притрагивалась. Аппетита не было. Хотелось лечь и забыться, а потом, проснувшись, почувствовать, что ничего не изменилось и терпеливо ждать Волшебника.

Соседка посмотрела на неё. Она понимала, что утешить Девочку нечем. Слова только причиняют боль. В жизни больше плохого, а хорошее настолько редко, что его, как крупинку, раз увидев, или испытав, человек проносит через всю свою жизнь, ожидая повторения.

- Вот так, Таня... - произнесла соседка.

- Тетенька, - Таня обернулась, - что же мне делать?

- Ничего... Ничего, милая моя... Все как-нибудь устроится... Соседка захотела взять её к себе, но не представляла, что из этого получиться: она не умела обходиться с детьми.

- У меня будешь жить... как-нибудь... Бог поможет! - Соседка вздохнула и добавила, - проживем...

- А бабушка? - Соседка вздрогнула и с тревогой посмотрела на девочку.

- Что бабушка?

- Она... - тут Таня все вспомнила. Соседка опустила голову, тяжело вздохнула и глухо сказала:

- Бабушке, милая, уже больше ничего не надо...

 

День прошел в тревогах и волнениях. Татьяна сидела на одном месте и часами смотрела в угол. Иногда плакала. Вечером пришла соседка и тихо молвила:

- Давай спать...

Девочка долго не могла заснуть. Стоило закрыть глаза, как тут же представлялось лицо бабушки. Как-то само по себе пришло облегчение, и она заснула. Проснувшись среди ночи, Таня тихо позвала:

- Тетя...

- Что тебе милая? - Соседка смотрела на неё, пытаясь отга¬дать, что происходит в душе девочки.

- Мне страшно... - Таня сказала и испугалась.

- Ну, иди сюда...

Таня бросилась к ней, ища спасение возле человеческого тепла. Утро было пасмурное. По небу кляксами ползли тучи. Дул ветер. Татьяна и соседка оделись, вышли из дома.

Когда Таня вошла в свою комнату, то ощутила себя гостьей. Посредине комнаты стоял стол, на котором возвышался гроб.

Как только девочка его увидела, она закрыла глаза и почувст¬вовала звон в ушах.

Стали приходить люди. Прощались с бабушкой. Рядом с Таней стояла соседка. Таня стала уставать. Тяжело было стоять. Вначале она отмечала про себя знакомых, но потом все лица стали сливаться и слова звучали не как раздельные звуки, а как гул, будто в комнату влетел огромный жук. Потом послышался голос соседки:

- Иди, простись... Таня испуганно на неё посмотрела и не своим голосом прошептала:

- А что я должна сделать?

- Подойди и поцелуй бабушку, - соседка говорила шепотом, но Тане казалось, что шепот, как гром, раздается по всей комнате.

Царил полумрак, и было душно.

Она не обратила внимания, как на неё надели черный платок, на ватных, негнущихся ногах, Таня подошла к бабушке. И чем ближе она приближалась к гробу, тем страшнее было. Таня открыла рот и, как рыба, брошенная на сушу, судорожно схватила воздух. Страх не уходил. У гроба она опомнилась. Бабушка была покрыта одеялом, лицо было белым. Тане стало не по себе от мысли, что она должна будет прикоснуться губами к этому чужому и неживому лицу.

Наклонившись, сухими губами она скользнула по чему-то холод¬ному и тут же резко выпрямившись, услышала:

- Ох, Господи, сиротинушка...

 

Таня закрыла глаза, увидела яркий свет и волшебника, который, улыбаясь, шел к ней. Открыв, увидела соседку. Таня ощутила неприят¬но-сладковатый привкус.

- Где я... Что со мной..., - прошептала она.

- Тетя Нюся, пойдем на улицу, - попросила Таня Соседку.

- Пойдем, милая, пойдем...

Во дворе толпился народ. Стояли кучками, говорили тихо, а дети, смотревшие из-за забора, тоже старались сохранять тишину.

 

Ванька Крупчанов, который постоянно дразнил Таню и часто доводил до слез, подошел к ней и сказал:

- Ежели тя кто обидит, то ты мне скажи, а я уж быстро..., -и он сделал неопределенное движение рукой, потом потупился и отошел в сторону.

Татьяна с признательностью посмотрела на него, потом обвело глазами весь двор и, заметив бабку Агафью, которая сидела у ворот и смотрела на крышку гроба, подошла к ней.

- Ну, что внученька, пойдешь ко мне жить? - спросила Агафья.

- Я баб, пойду к тете Нюсе...

- И то дело. Ну и, слава Богу. - Татьяне вдруг показалось, что старая подруга бабушки радуется, что она не идет к ней жить, но бабка продолжала, разбивая сомнения:

- Это хорошо, а то я хотела тебя в город к внучке пристроить да ведь город - то... Кто его знает... А мне, внучка, мало осталось ходить по земле... Пойду догонять бабушку... Последняя моя подруж¬ка была. Поспешила она... ой, как поспешила! Ну, ничего, мало еще осталось, к покрову обязательно помру... Татьяна обняла Агафью, и, чувствуя, что рвется последняя нитка, почти неслышно попросила:

- Не делай этого, ведь кроме тебя у меня никого родных-то не осталось... Что я одна-то?