– Я сегодня вспомнила тот день, когда наш хозяин впервые заметил вас, уважаемая, на своих молочно-розовых щечках, – с умилением шептали Усы, опустив концы на седеющие пряди Бороды. – Ваше появление смущало и радовало его. Он все время краснел, касаясь рукой ваших нежных каштановых завитушек. Но вы были настойчивы и все решительнее покрывали его юношеские скулы и подбородок. Надо сказать, это льстило хозяину.

– Да-да, и я прекрасно помню те чудные дни. А как он гордился вами, хотя вы были еще едва заметны и робки! Что уж говорить о тех временах, когда он стал подстригать и завивать вас – это было время вашего триумфа. Вы стали его главным украшением. Скажу без излишней лести, своей привлекательностью хозяин по большей части всегда был обязан именно вам.

– Что вы, что вы! Я считаю, что никакие усы, ни даже бакенбарды так не идут ему, как борода. Хозяин очень гордится вами, уважаемая. И не без основания. Именно вы его главное украшение! Не зря же он так холит и лелеет вас. Вот, прежде и в специальную шелковую сетку укладывал на ночь. Интересно, почему он перестал это делать? Ведь серебряным гребнем до сих пор сто раз на дню расчесывает.

Помните, как забеспокоился, когда недавно гребень затерялся? Это значит, что простого вы недостойны. Я так переволновалась, пока он отыскался!

– Да уж, и я, признаться, перепугалась до дюжины седых волос. Каким образом он под ночной вазой оказался? Хорошо, что серебряные ножнички хозяин всегда в ящичке туалетного столика держит. А то, неровен час, утеряет, страшно подумать – не теми кривыми ножницами же нас ровнять, которыми ногти стригут! Они ведь из простого металла. Фи, как грубо!

– Чего-чего, а грубости кругом хватает. Взять хотя бы этот Рот, который таким наглым образом затерся между нами. Только и знает, что болтает без умолку!

– Не вся беда, если б только болтал. А то, как начнет жевать, чавкать, рыгать да плеваться! И прежде частенько меня жиром или киселем измазывал, а теперь, когда я уж седа стала, так и норовит всю слюной забрызгать. Особенно, если закашляется. Нет, чтобы прекратить сжимать в зубах эту мерзкую, вонючую трубку.

– Ох, о ней и не говорите! Это из-за нее я так часто обгораю. Особенно правая сторона. Оттого она и короче сделалась, и топорщиться стала. Я слышала, что и Хозяину от курения один вред. А Рту хоть бы хны! Так и впивается зубами в трубку, так и дымит! Да и мы насквозь табаком пропахли.

– Э-хе-хех! А прежде, бывало, нас то и дело дорогим одеколоном опрыскивали...

– Вот-вот! Зато Рту это не нравилось. Кривился весь, когда в него одеколон попадал. Или пена, которой нас мыл хозяин. Помните ту душистую пену, уважаемая? Ах, что за чудо! Такая нежная, ароматная... Вы не знаете, почему хозяин перестал ею пользоваться?

– Не знаю. Моет быть, как раз из-за того, что она в рот попадала?

– Ну, вот, опять этот Рот! Не дождусь того дня, когда он закроется навеки!

Они дождались. Однажды вокруг поднялась какая-то странная суматоха. Рот пытались разжать и влить в него что-то очень пахучее и едкое. Но все выливалось на Бороду и Усы, чем крайне их раздражало и возмущало.

Однако усилия были бесполезны – Рот закрылся навеки. Случилось то, о чем Борода и Усы так долго мечтали.

– Не могу поверить! Неужели отныне никто не подпалит нас этой отвратительной трубкой, не будет травить дымом, пачкать слюной и бульоном? Какое счастье! Одного не пойму – отчего стало так непривычно душно. И темно...

– А уж как я рада! Просто не верится – неужто мы, наконец, избавились от всей мерзости и зловония, исходящих от него? Рот закрылся навсегда! Какое сча...