МЫ РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА...

 

– Это не поможет! – сказала она – Нельзя поверить в невозможное!– Просто у тебя мало опыта, – заметила королева. – В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака. Льюис Кэрролл « Алиса в зазеркалье»

 

МАМИНЫ ДЕНЬЖИЩИ.

 

Когда я была очень маленькой девочкой, деньги выглядели огромными.

И на их производство, наверное, уходило много труда и специальной бумаги.

Однажды я видела, как мама считает и прячет в сумку, которая называлась странным для меня словом «ридикюль», толстую пачку денег. Казалось тогда, что в этом ридикюле спрятаны огромные сокровища, способные осуществить мою детскую мечту - покупку металлического конструктора.

Помню, что плакала навзрыд и просила маму дать мне подержать эту пачку денег.

Много позже поняла, как мало их было в той сумке: едва хватало на то, чтобы выжить…

И малыми детьми, и взрослыми людьми мы часто ошибаемся, полагая, что увиденное собственными глазами является единственно верным и настоящим...

Ну, а металлический конструктор так и остался несбыточной мечтой, о чём я никогда и не жалела…

 

БАНКА.

 

В стеклянную банку, сделав её копилкой, мама складывала деньги, подаренные мне родственниками на различные праздники.

Я обожала держать эту банку в руках, встряхивать, восхищаясь полётом денег внутри

неё…

Как и любой владелец несметных богатств, желала я и новых поступлений. И потому клянчила деньги у мамы, у дяди-холостяка, жившего в ту пору с нами. Он очень любил двух своих маленьких племянниц и ради них готов был на всё. Но… обожал дразнить меня. Был молод…

Покажет денежку и заберёт. А по квартире несутся вопли…

Я настаивала, капризничала, требовала…

И получила то, что и заслужила:

Мама разбила банку, вынула деньги и купила мне красный байковый халатик с нарисованными на нём уточками. И был он премиленьким…

Таким простым способом она решила много проблем сразу:

Не стало источника криков и раздражения. Был куплен подарок именно мне. И я ему обрадовалась.

Но, как мне всё это видится теперь, мама научила меня очень важному - спокойно относится к тому, что мною не заработано и чего вообще могло и не быть…

…И в дальнейшей жизни копилки в нашей семье не приживались…

 

ВИТАЛИК.

 

Виталика в нашем дворе боялись и не любили. Он был вреднейшим из существ – драчуном и задирой. Мальчишка этот жил вместе со своими родителями в тёмном и сыром подвале. Окном в их комнате служило маленькое отверстие под потолком. Даже став на стул, нельзя было увидеть что-то иное, кроме мельканья ног, проходивших мимо окна людей.

Редко кто навещал Виталика в его подвале, когда он болел и долго не появлялся в нашем дворе. Все – и местная детвора, и взрослое население нашего переулка искренне радовались его отсутствию. А в нашем дворе наступало временное затишье. Это было время мира и покоя. Родители мальчика всегда и во всём потакали сыну. Так продолжалось довольно долго. Но и терпению, и издевательствам над другими детьми, пришёл конец. Судьба распорядилась так, что именно мне, самой младшей из всей детворы, пришлось его проучить. Однажды, устав от постоянных толчков, укусов и ударов, я нанесла сокрушительный удар старым керогазом по лбу противника. Ошалев от неожиданного отпора, враг ретировался, но не успокоился. Привыкнув к тому, что родители всегда его защищали, Виталик с воплями ринулся домой. А я спряталась под кровать в надежде, что меня никто и никогда там не отыщет. Но разъярённая семья моего неожиданного противника, объединившись, требовала немедленного возмездия.

Родители Виталика желали для меня самого строгого наказания. Но так и не дождались…

Эта история закончилась весьма интересно. Виталик стал моей тенью, моим лучшим другом. Только я обладала правом бывать в его квартире, играться с его игрушками.

Все мои желания исполнялись им мгновенно. И в своём тёмном и страшном подвале лишь мне Виталик разрешал смотреть на китайского мандарина, когда тот непрерывно качал своей огромной головой в такт уходящему времени…

На нашей улице и в нашем дворе стало много спокойнее.

… Иногда неожиданный и сокрушительный удар по лбу приносит больше пользы, чем многочасовые переговоры о мире!

 

«ПАТЕФОН И ПАТЕФОНЯ.»

 

Этот небольшой рассказ также о моём друге Виталике. О нём писать и смешно, и грустно.

Грустно потому, что я больше никогда не встречалась с этим мальчиком. Он вместе со своими родителями переехал в другой район нашего большого города. Остались в моей памяти от тех времён только два слова - «патефон» и «патефоня». Так в ту пору называли нашу парочку и дети, и взрослые.

А начало этим именам дал старый испорченный патефон и не менее старые заезженные пластинки. Я уже и позабыла, чьи голоса звучали с тех пластинок. Помню лишь, как всё молодое население двора любило танцевать на нашей веранде под звуки, выдаваемые старым патефоном. Самостоятельно он уже не мог работать. И потому приходилось постоянно в нём что-то исправлять и подкручивать. И всё лишь только для того, чтобы молодая поросль нашего двора смогла вволю насладиться музыкой и танцами.

Никто, кроме двух малышей, не соглашался следить за патефоном. А так как я и мой дружок Виталик были неразлучны, нас и стали называть «патефон» и его «патефоня».

Столько лет и зим прошло с тех пор – не сосчитать!..

Разные люди встречались на моём непростом пути. И слов произнесено было несчетное количество. Но эти два слова - «патефон» и «патефоня» - по-прежнему ласкают мой слух своим неповторимым звучанием и заставляют радостно сжиматься сердце…

 

ПО ВОДОСТОЧНОЙ ТРУБЕ.

 

У каждого из нас своё понятие о счастье. Кто-то жаждет славы, богатства, власти над другими. А кому-то для абсолютного счастья необходимы лишь уют родного дома, тепло настольной лампы, книжный шкаф, битком набитый старыми зачитанными книгами, преданность близких людей...

Я долго выглядывала их в окошко больничной палаты. Они – это мои друзья. Стоять после операции было сложно и потому, придерживая рукой бок, я всё время наваливалась на окно. Несколько раз меня отгоняли медсёстры, время от времени заглядывающие в мою палату. Уже и нянечка сделала мне несколько едких замечаний. А я, не обращая никакого внимания на её гневное бормотание, словно приклеенная, замерла около окна.

Я мешала вечерней уборке. Но никакая сила не смогла бы сдвинуть меня с этого места.

Ко мне должны были прийти мои школьные друзья. И я терпеливо их ждала. Дружба того стоила. Время, когда шумные и расторопные нянечки разносили по этажам записки и передачи от сердобольных мам, пап и иных родственников и друзей давно закончилось.

В этой больнице строго соблюдались правила внутреннего распорядка. Вечером двери вестибюля наглухо закрывались в одно и то же время, и никакие уговоры не смогли бы растопить суровые сердца людей в белых халатах…

А мои друзья, конечно же, запаздывали. Молодость не торопится. Ведь у неё всё ещё впереди…

Из окна палаты, которая находилась почти под крышей высокого больничного здания, люди, стоящие внизу на тротуаре казались мне маленькими и какими-то ненастоящими. Осенью быстро темнеет. И мне становилось всё труднее в наступающих сумерках высматривать тех, кого так долго ожидала. В том, что они придут, я нисколечко и не сомневалась. И углядела я их сразу. Мои друзья о чём-то оживлённо разговаривали. Смотрели вверх. И даже, как мне показалось, спорили. Внезапно одна фигурка отделилась. Внизу замахали руками и что-то начали кричать. Я ничего не понимала, но была уверена, что вскоре всё пойму. И я опять-таки принялась терпеливо ждать. Вдруг перед моим окном возникло лицо моего друга. Парнишка взобрался по водосточной трубе, в руках у него был пакет, который он быстренько сунул в открытое окно. И сразу же стал энергично спускаться тем же путём, каким и пришёл. В том пакете находились любимые мной сладости. И особенно почитаемые – шоколадные вафли в золотистых обёртках.

И те, кто находился внутри больничного здания, и люди, стоящие около больницы, замерли. Много повидавшие на своём веку, они боялись крикнуть, чтобы не вспугнуть мальчишку, который несколько раз едва не сорвался вниз, на землю, туда, где люди выглядели такими маленькими…

… Порой, если при мне начинают разговор о счастье, я сразу же припоминаю день, когда наивысшим для меня счастьем было увидеть в больничном окне взволнованное лицо друга. И я прекрасно помню моё тогдашнее ощущение – счастье, это тогда, когда ты нужен…..