Люба и кот

 

Глава первая. В которой в двери звонят одни незнакомцы

 

А где же это делась Любця? Иногда ее родным казалось, что рядом с ними живет не маленькая девочка, а жучок. Настолько неожиданными были ее прятки, что мама, папа и дедушка постоянно чувствовали на себе любопытный взгляд глаз-угольков. Зато у них было никому не известное до сих пор развлечение: выхватывать Любцю из ее любимых щелей именно тогда, когда она этого не ждёт (ну или делает вид, что не ждёт). Сколько пронзительного веселого визга было тогда! Да - она не любила быть на глазах. Нет-нет-нет, Любця была очень хорошенькой маленькой девочкой. Просто ей казалось, а скорее это было ее первое твердейшее убеждение, что самые величественные, самые прекрасные вещи можно увидеть только уменьшившись, только посматривая на них осторожно и, что самое важное - тайком.

Ну где же ты, Любця? Она не отзовется. Сидит себе на балконе за тумбочкой. Сидит на полу на корточках. Свитер на коленки натянула. Маленькими ступнями в шерстяных носках шевелит. Снаружи мурашки бегут, а в середине тепло. Слушает, как на дворе весело капает. Это тают сосульки, проливаясь звонко на жестяные карнизы. Весна идет. На тумбочке возле Любки на ящике повылезла целым лесом рассада.

Зеленые чащи расступились перед высокозашнурованными ботинками. Отважная искательница приключений в пробковом шлеме пробирается через джунгли. Непременно она найдет неизвестного еще науке продольнополосатого полоза, где-то в зарослях душистой магнолии. Цветком которой можно прекрасно украсить шлем, если воткнуть стебелёк в дырку для вентиляции. Дырочек таких должен быть много, чтобы не запарить голову. Свежий мозг - вот что самое важное для учёного! Особенно в эту тропическую жару. Когда от земли после многодневного ливня поднимается пар. После многодневного бесконечного ливня по имени – Сезон Дождей. Когда капелька висит на конце каждого листочка, но вместо того, чтобы падать вниз, поднимается вверх и зависает! И тогда в этом густом, как хлебный мякиш, воздухе увязают звуки.

- Лю-у-уб-а, Лю-у-уб-ця-а! - послышалось издали.

Люба сидела на застекленном балконе возле ящика с рассадой и смотрела как медленно выныривает из-под земли дождевой червь.

- Поперечнополосатый полоз, - отметила про себя юная учёная и бережно затолкала червя пальцем назад в дырку. Как ей хотелось встретить хоть одного продольнополосатого!

Вдруг из дверей словно тушканчик из норки, внезапно появилась мама.

- Люб, ты чего здесь сидишь? Пойди посмотри как пирожки делаются!

Люба очень любила маму, но как часто она появлялась некстати!

На кухне бабушка задумала просевать муку. Она изображала из себя огромную тучищу и натрушивала из решета мучного снега. Внучка дунула и образовалась настоящая вьюга, но после этого Любцю выставили за двери.

- Ну что же, пусть мама выдумывает мне другую работу! - подумала Любця и начала слоняться за мамой. Она как раз собралась пойти куда-то и занятие для Любы никак не находилось.

- Поиграйся тихонько и только не мешай никому!

Люба нахмурила брови:

- Но как это так! Папа пошел на балкон сбивать полки, дед чистит на ужин картошку перед телевизором, бабушка все печет пирожки, а только я без дела? Разве это не безобразие?

Конечно, Люба не сказала этого всего вслух, но надула щеки так гневно, как и не снилось самой наеденой крупой мыши. Поэтому мама из самого вида ее все поняла.

- Но если все у нас дома так заняты, то кто мне откроет, когда вернусь? - здесь мама немножко слукавила, потому что у нее были свои ключи.

- А можно? Я отворю! – чуть поколебавшись, просияла Любця.

- Конечно можно! Но сначала нужно закрыть за мной! - Сказала мама и вышла.

Но только щелкнул под Любочкиными ладошками замок, как за дверью закричали.

- Я буду звонить как всегда, трижды.

Любця потянулась маме открывать.

- Но ты мне не открывай! Спроси сначала - «Кто там?», потом попроси подождать и посмотри в глазок. Для этого тебе нужно будет стать на табурет. Принеси его сразу из кухни! И Любця, если вдруг кто-то чужой будет - зови папу. Ясно?

- Угу! - кивнула Люба, - Кэн устроит здесь патрулирование, а если к нам полезут коварные грабители, он вызовет по рации папу, и тот забаррикадирует двери шкафом.

Мама пошла, а доченька занялась поисками патрульной машины. Больше всего на ее роль, казалось подходил мамин утюг, но очень мешал провод. К тому же Кэну, одетому в костюм жениха - с белоснежной рубашкой и галстуком-бабочкой, скорее подошёл бы папин лаковый туфель. Да и сидеть в нем удобнее. Поэтому Любця добыла из ботинка мятую бумагу, хорошенько протерла краем свитера лаковую кожу (аж можно было отображение свое увидеть) и ну играться! Возила-возила кукольного мужа по коридору да и надоело. Ну что же ему, такому хорошему, стыдно, наверно, быть в патруле - ему бы с такой машиной, шпионов ловить! И поехал себе Кэн искать шпионов в Любину комнату, аж до игрушечного домика. Ну а там-то бал! А в бал самой играться неинтересно. Подружку пригласить? Вечер уже, не позволят... А как бабушку спросить? Бабушка самая добрая (иначе бы пирожки у нее такие добрые не выходили)... К тому же и в кухню Любке все равно за чем-то идти нужно было... За табуретом! Забежала девочка к бабушке - а пахнет! Выходить не хочется! Кружит бабка кухней в мучной пыли, тарелки звенят, полотенце перед носом внученьки ляскает - от начинки отгоняет. Пальцем в тесто - нельзя! Заглядывать в духовку - нельзя! Пирожки в духовке прячутся, стесняются еще взглядов, не готовые. Так! Остается только табурет взять, да идти себе. А на табурете - миска с мукой и решето. Видно на столе слишком тесно было. Эге! Хвать Любця миску, да и из кухни. Вот будет снежно в кукольном королевстве! Сею-вею-повиваю - с Новым годом поздравляю! И стала девочка тучкой. Засыпала и домик и ящик с игрушками, а затем взяла своего мягкого белого тигра, посадила его на стул, как будто на вершок какой горы и натрусила остальное на него.

Это был особенный тигр. Особенная гора, да и особенный снег. Вместе они образовывали картину из самого сладкого Любиного сна. И Любця даже легла на кроватку, чтобы лучше было эту картину созерцать. Там, во сне, на настоящей заснеженной горе лежал настоящий заснеженный тигр. Он жмурил очи, когда сквозь отечность туч прорывался плоский словно лезвие луч солнца, и вокруг розового, формы печатной буквы «Т» гладкого носа его, на кончиках волос меха висели мелкие капли, потому что тигр дышал горячо и пушистые снежинки пугались дыхания его и ставали слезами. И Любе всегда хотелось быть частью этого большого зверя, или просто лежать рядом с ним над всем этим миром, на заснеженной горе, и думать его мыслями, которые под бархатным полосатым широким лбом конечно есть, и конечно, более таинственные и величественные чем людские.

И вдруг - звонок. Любця вскочила с кроватки и побежала к дверям.

- Кто там? - спросила девочка точно так, как учила ее мама.

- Электрик, пришел счетчик проверять.

- Подождите минутку!

И тут Любця вспомнила, что нужно было принести табурет из кухни - к глазку ей просто так никак не добраться!

- Сейчас-сейчас! - И побежала за табуреткой.

Эге! А к кухне-то хода нет! Выпихнула бабка внучку за двери, только услышав как они скрипнули. Пирожки уже на столе под полотенцем от жара духовки дух переводят!

Ну что же. Ничего делать! Вернулась Любця в коридор и открыла немножечко двери, цепочку подвесив. А ей в щель - конфета. Ладна такая конфета. Большая! Девочка конфету только разглядывать стала, как следом за нею мохнатая рыжая рука полезла! Испугалась малышка - руку ту дверями и придавила.

- Это я, доченька, Василич из Жэка, электрик ваш! - скулил за дверью дядя.

Какого-то Василича девочка и в самом деле помнила из взрослых разговоров... Действительно! Василич! С усами как у таракана, тот, из-за которого пробки вылетают!

Любця заглянула в щёлку и действительно увидела дядю с тоненькими-тоненькими усиками да еще и такого рыжего, что даже губы были все в веснушках. „Прусак!” - едва не болтнула девочка название таракана, на которого был так поразительно похож этот тип. И, немножко подумав, она сняла цепочку, говоря „тараканоусому”:

- Заходите, а я папу позову...

- Погоди! Подержи-ка! - сказал Василич, поручая нашей Любке свою отвертку, штуку достаточно хорошую, с маленькой лампочкой на конце.

- Интересно, куда ее втыкают, чтобы засветилась, разве в розетку?.. Задумалась девочка, как ей в руки попала еще какая-то вычурная часть счетчика - с катушкой провода и прямоугольным многоногим пластмассовым крабиком с цифрами на спинке.

- Какая первая цифра? - Со знанием дела спросил „тараканоусый”.

- Шесть! - не растерялась Любця.

Электрик подмигнул и, скрутив наконец всю машинерию как была, подсунул девочке расчетную книжку с ручкой.

- Распишись теперь!

Замешкалась Любця.

- Малая что ли - не умеешь?

- Я не малая! - Ухватилась за ручку, а она... не пишет!

- Не уходите, дядинька, я свою принесу, - и побежала в комнатку, самую-самую свою ручку, ту, что жвачкой пахнет, искать.

А возвращалась, как нашла, аж вприпрыжку летела! Только глядь - а нет никого в коридоре... Книжечка расчетная на полу лежит. Подняла девочка книжечку:

- Дядя электрик! - за двери выглянула, вздохнула. Двери закрывает.

А тут снова звонок!

- Газовщик. Из вашего Жэка.

- Заходите! А Василич здесь книжку забыл...

Но новый дядя (опрятный блондин, у которого даже на штанах спецовки была выутюжена стрелка) лишь отодвинул девочку в сторону.

- На кухне? - гаркнул нахмурившись.

- Что на кухне? - растерялась Любця.

- Колонка газовая! - и пошел прямо к пирожкам, к бабке.

Маленькая хозяюшка было за ним побежала, но тот так сильно хлопнул за собой кухонными дверями, что ударил больно ее по носу. Подскочила, на щеку выкатились два большие слезины, рот раскрылся, чтобы закричать! Тай так и остался. В коридоре скрипнули двери. Девочка оглянулась и увидела, как третий дядя, с огромным мотком кабеля под мышкой, наклоняется за книжечкой, какую Любця точно помнила, как прятала в кармашек.

- Я папу позову! – всхлипнула малая.

Но незнакомец только подмигнул ей красным глазом, кладя документ себе в кепку. Волосы у него были такое светлые, аж просвечивался череп. „Альбинос” - вспомнилось имя, которым мама называла упырей, чтобы доказать Любке, что их на самом деле нету.

- Му-му-ики! - промямлил тип, тыкнув пальцем в кабель. И двинул, не разгибаясь, в направлении зала, за которым был балкон.

- Мультики?! - удивилась девочка, но за кабельщиком не побежала, потому что еще более удивил огромный горб на его спине. Гость забросил на него весь моток кабеля, отворяя двери.

Но пока Любця мешкала - горбун зашел в зал. Только конец кабеля еще до сих пор тянулся коридором как хвост.

- И не думай заходить! - Услышала Любця голос деда. Надула губки и с злостью наступила на исчезающий за дверью кончик кабеля. Тот неожиданно дернулся резко и девочка чуть не упала.

- Ну и не надо! - Крикнула она и закрылась в своей комнате, чтобы позабавить себя там хотя бы конфетой, которой угостил электрик:

- И не с кем я делиться не буду, раз они такие! - думала Любця, разворачивая конфетное «золотко». Но под ним... оказался только смята бумажка...

- Ба-б! Бабуся! - слезки хлынули как будто из источника. Но из кухни послышалось суровое:

- Иди прочь!

Впрочем, Любця ослушалась и, толкнув двери мокрой от слез ладошкой, зашла в середину.

Сразу повеяло холодом. Ветер из открытого настежь окна гулял пустой кухней, сдувая с пустого блюда крошки. Рядом на столе стоял заварник, которого почти не видно было под пышной юбкой куклы-грелки. Кукла доедала последний пирожок, но заметив, что зашла Любця, сердито швырнула надкусанное на пол и заверещала:

- Я же тебе говорила - не заходи, дрянная девочка!

Девочка остолбенела. Голос был бабушкин! Кукла струсила с себя крошки от пирожков, слезла с чайника и, подобрав подол (так, что обнажились ноги в драных чулках и красных лаковых босоножках), перебежала со стола на подоконник и прыгнула за окно. Там она показала напоследок Любке язык с металлической гирькой пирсинга и улетела.

Увидев такое, малая вскрикнула и - бегом из кухни! Теперь она спешила к деду. Подошев тихонько к дверям, внучка начала прислушиваться - почти неслышно под креслом-качалкой скрипел старый пол. И все. Любця сжала кулачки, прикусила нижнюю губку и наклонила словно бычок голову. Зашла. В кресле качался сам по себе дедов козлиный тулуп.

- А чтобы ты провалилась! - гаркнуло родным голосом из пустой горловины.

И вдруг на балконе что-то громко бухнуло.

- Папа! - вскрикнула Любця и побежала к балкону.

Но дорогу ей заступил тулуп. Он в один миг стек с кресла и, быстро перебирая пустыми рукавами, пополз к малой. Она хотела перепрыгнуть через него, но зацепилась и сразу же была прижата одеждой к полу. Потертый воротник тяжело лег на лицо, пытаясь задушить. Любця из последних сил уцепилась зубами в мех и откусила пуговицу. Тулуп глухо вскрикнул и замер, отпуская жертву. Победительница поднялась и, выплюнув пуговицу, двинулась к балкону.

Тулуп за ее спиной зашевелился, спрятал оторванную частицу в карман и полез в коридор.

На балконе постукивал молоток. Любця на цыпочках подошла к дверям. Папы там не было. Только на стене, привязанный за бечевку к гвоздю, висел деревянный брусок - которым летом закладывали двери, чтобы не закрывались. Брусок раскачивался и со стуком бился об оконную раму.

- То не папа!.. - Вздохнула девочка и сбросила брусок из гвоздя.

Но деревяшка, вместо того, чтобы упасть на пол, стремительно подлетела, набросилась на малую, и запрыгала у нее на голове как бешеная лягушка. Любця закричала, пытаясь прикрыться от колотушки ладонями, но та метко целила между них своими углами. Наконец девочка ухватила сердитую вещь и зашвырнула ее прямо в ведро с огородной утварью. Не успела Любця отступить и на шаг - как там загудело, как в улье. Время было убегать. Из ведра выпала сапа, оно свалилось набок, и оттуда видвинулся не побежденный брусок.

Любця уже выбегала из комнаты, как за спиной послышался зловещий свист, но она наклонилась и брусок пролетел мимо аж до входных дверей, бахнулся об них и, упав на пол, замер. Двери, как будто по заказу, открылись перед ним и брусок покатился стуча по лестнице прочь.

Девочка же быстро закрылась в своей комнате и спряталась в кроватке, накрывшись одеялом с головой. Там она плакала тихонько, пока не заснула.