Ненавижу ощущение, которое появляется, когда некуда девать руки. Как назло в тот день я состриг свои когти, дабы меньше отличаться от этой высокородной тусовки, куда я угодил по просьбе сослуживца. К тому же пришлось оставить у охранников мою сумку со всем ее содержанием.

Наша команда только набирала обороты – пару выступлений в клубах концертами даже назвать нельзя было. Чтобы сводить концы с концами я подрабатывал одновременно в нескольких местах, одним из которых была малогабаритная фирма, производящая компьютерные игры. Я при ней выполнял роль советника по идеям. В сущности, я просто говорил, что мне приходило в голову – от обычных деталей дизайна до самых бредовых сюжетов. Грег постоянно пытался уговорить меня бросить все побочные дела и начать всерьез писать сценарии, но я с не менее достойным постоянством огрызался на его уговоры. Просто я не любил быть привязанным к одному делу цепями юридических договоров. Пока я работал на правах свободного фрилансера, в любой подходящий момент я мог смотать удочки. К тому же при работе в разных местах по полной программе могли отказать некоторые части моей конструкции, к примеру мозговая жидкость могла вылиться где-нибудь на пути с одного места на другое. От ежедневных осмотров я смог избавиться лишь под условием собственной сохранности.

Тот же Грег в один прекрасный день потащил меня на презентацию новой игры, созданной по мотивам моих идей. Поскольку в озвучке принимали участие многие известные актеры и актриссы, ожидалось нечто неординарное и беспрецедентное в мире игр. Именитых гостей собралось столько, что мероприятие могло потянуть и на «Оскар». Поначалу я долго не соглашался идти с Грегом – очень мне нужно всех ставить в известность о своем существовании! Но к вечеру стена моего презрения не выдержала, и я согласился появиться на вечеринке, но с условием, чтобы меня оставили в тиши и покое у какого-нибудь бара и ни в коем случае не называли, кто я и что я. Грег обещал выполнить все перечисленное, и я, собрав в сумку мелочевку, с которой расставался лишь во сне, потащился за ним в машину. Хотя назвать ЭТО машиной мой язык не поворачивается – тачка походила на катафалк, скрещенный с беременным аллигатором – столько в ней было окон и дверей...

Вот я и стою на одном из балкончиков, неистово теребя молнию на куртке и любуясь виду, открывающемуся передо мной. Курить в таком респектабельном месте неудобно даже простые сигаретты, а выпивку я не переношу на дух. Надо признать, вид отсюда отличный: как на ночной проспект за окном, так и в зал, в котором собрались сливки актерского общества, среди которых затерялись виновники происшествия. На своем месте я был мастерски скрыт от нежелательных взглядов, мой отливающий чернотой плащ с застежкой в виде пентаграммы впитывал тьму, окружающую меня, создавая эффект черной дыры. Обычно для сцены я одевался лишь за несколько минут до выступления, но в тот день время работало не в мою пользу – я не успел бы переодеться после презентации. Пока еще не началось ничего особо важного, я смотрел, как подъезжают к ярко освещенному подъезду кадилаки и лимузины, как оттуда выходят расфуфыренные гости, как их провожают в основной зал, где расхаживают официанты с подносами. Ночь, являющая миру свою темную страсть, разгонялась многовольтовыми фонарями и прожекторами, и была намного привлекательнее для такой, по-своему, темной сущности, какой я несомненно был. Организованно все было удивительно, не отрицаю... Списки гостей, освежающая выпивка, огромный экран, покамест закрытый массивным занавесом, ряды театральных кресел, покамест пустующих... Только вот мое присутствие здесь было несколько излишним.

Я уже начал сомневаться, зачем я сюда заявился, когда одна гостья отвлекла мое внимание от застежки. С моего наблюдательного поста она была единственной, выделяющейся из общего слепящего блеска толпы. Сверху все выглядели одинаково дорого и почти бесвкусно, в то время как замеченная мной девушка осмелилась засветиться в черных соблазнительно облегающих кожанных брюках и бордовом, с виду вязанном, топе. Лица мне видно не было, но темные волосы, разлившиеся ниже плеч, позволяли мне надеятся, что я не потеряю ее среди других. Что-то внутри меня неожиданно захотело рассмотреть столь неординарную особу поближе. Я стал искать глазами Грега, среди всей собравшейся публики он был связующим – между мной и остальными – звеном.

Думаю следует подробнее остановиться на личности Грега. Во-первых, он был единственным из моих боссов, который не показывал свое превосходство на карьерной лестнице каждый божий день. Внешне его можно было принять за сумасшедшего подростка, накачавшегося адреналином. Одевался он не хуже: джинсы, майки, кепки. Расчесок Грег не признавал, обычно проводил своей пятерней по волосам, благодаря чему всегда казалось, что он только встал с кровати. Ничего в его внешности не говорило, что он директор успешной и потенциально известной фирмы, которая пускает в оборот миллионы долларов. Познакомились мы в одном из клубов, где выступала моя группа. Что-то во время выступления пошло не так, как планировалось – то ли бас отключился, то ли пульт шалил – в конце концов, я оказался за стойкой бара, в обнимку с бутылкой «Колы». Как я уже говорил, алкоголь я не переношу, но против кофеина не имею ничего. Рядом со мной сидел, как я узнал позже, Грег, и тоже в обнимку с бутылкой, но уже «Дэниелса». Состояние у нас было одинаковым, мы разговорились, он жаловался на отсутствие идей, я – на отсутствие финансов. Договорились до того, что я поведал ему мою сокровенную идею, на презентации результата которой я сейчас и находился.

Скрепя сердце, с обсиженного, вернее отстоенного, балкона я спустился в зал, пытаясь не замечать взглядов, посылаемых на меня удивленными глазами публики. Слишком уж банально выглядела эта сцена – с широченной лестницы то ли из мрамора, то ли под мрамор, спускается некая темная личность, облаченная в черные джинсы и в отливающий чернотой плащ с капюшоном, закрывающим глаза, с заколкой в виде пентаграммы, и пряжкой ремня, на которой выгравированы три шестерки... Будь я женского пола, назвал бы себя – «Золушка-Сатанистка». Не мог же я тогда всем объяснять, что сразу после мероприятия я должен успеть на очередное выступление группы, а переодеться здесь не было никакой возможности.

Только я опустил ногу с нижней ступеньки на зеркально отполированный пол, меня окружил своей бешенной энергетикой ураган по имени Грег. Его и искать не пришлось. Он стал меня знакомить направо и налево, представляя автором идей, что мне искренне импонировало. Я вежливо здоровался, выдавал шаблонные фразочки, но глазами искал поразившую меня девушку. Вскоре все стали рассаживаться по местам, люстры стали медленно потухать, что напомнило мне далекие детские походы в театр. Скоро должно было начаться...

Я занял принадлежавшее мне по праву место слева от Грега и приготовился впервые увидеть, что сотворили из моих идей. Дело в том, что процесс окончательной доработки игры проходил без меня. Я мотался с одной работы на другую, успевая репетировать с группой, поэтому мой вклад в создание был сведен к поправкам во внешности персонажей и в основных сюжетных поворотах. То, что должно было презентоваться общественности на данном мероприятии представляло из себя самый длинный трейлер когда-либо в то время издававшийся. Программисты под руководством Грега создали нарезку эпизодов из игры с основными элементами управления и начальными точками сюжета общей продолжительностью в час с лишним. Как я понял, получился мини-фильм на базе игры. После показа Грег приготовил небольшой сюрприз пришедшим на просмотр, в детали которого я посвящен не был. Покамест я удобно растекся на мягком кресле и тихо таял от мысли, что все, что я вижу на экране, является плодом моего – моего! – воображения, и я имею далеко не последнее значение в создании сего шедевра. Сколько я ни искал оплошностей, так и не нашел ни одной: персонажи такие же, как я их представлял, сюжет доработан до ума, диалоги не уступают «правильной» литературе. Ближе к концу я чаще и чаще смотрел на часы, не хотелось опаздывать к группе, которую я, как-никак, ставил выше, чем все побочные занятия. Под апплодисменты зрителей и с мыслью, что идеи нашли свое истинное проявление, я на ухо сказал Грегу, что мне пора, и направился к выходу. В тот момент я, кажется, не заметил загадочности, которой была полна его ухмылка.

Я спустился по проходу между рядами навстречу экрану и уже поворачивал направо к выходу, как экран стал поворачиваться по своей оси. Я сообразил, что экран находился на круглой сцене, которую нередко используют в театре для быстрой смены декораций. На секунду мне стало интересно, что там приготовил Грег, к тому же темноволосая красавица не уходила из головы. Когда крутящийся момент прошел половину своего пути и открыл то, что он скрывал, я ощутил легкое покалывание в пальцах рук и подсознательное желание кого-то задушить. Экран закончил движение. Перед моими глазами была сцена, на которой при инструментах и в полной готовности оказалась моя группа, на выступление которой я так лихорадочно спешил не опоздать...

На стуле у мирофона сидел блондинистый Кайл и лыбился, смотря мне в глаза, Крис подстраивала бас, посвятив этому занятию все свое внимание, Эльвира, облокотившись о синтезатор, рассматривала зрителей, также как они рассматривали ее, Лиз на ударных открывался вид на Эл получше, чем она и пользовалась. Я обернулся посмотреть на Грега. Увидев выражение его лица, я понял какой именно сюрприз ожидал гостей и, как оказалось, меня в их числе.

Кроме этого я в полоборота, наконец, заметил ту, которая отличалась от остальных. Она что-то говорила сидящей рядом особе, видимо подруге, но смотрела на меня, мало того, не отвела глаза, когда я встретил ее взгляд. В отличие от многих привлекательных девушек, встречавшихся на моем безумном жизненном пути, ее глаза я не мог сравнить ни с чем. Хотя взгляд ее и был, по-своему, игривым, я почему-то подумал, что такую лошадку еще следует порядком объездить перед тем, как думать о серьезных отношениях. Теперь я разглядел ее лицо во всей красе. Как ни банально, но я опять отреагировал на южную девушку – то ли испанку, то ли мексиканку – прямые брови обрамляли ее своевольные карие глаза, сочные губки призывали попробовать себя на вкус, широкие ноздри наводили на мысль о родео и о том, что лишний раз ее желательно не злить. Не знаю сколько мы так смотрели друг другу в глаза – может минуту, а может и полчаса. Я повернулся к сцене лишь когда Кайл сквозь ухмылку негромко спросил:

- Рэйв, с тобой все в порядке, или окончательно шарики за ролики заехали?

- Система ненадолго зависла, - ответил я, постаравшись испепелить его взглядом.

Кайл продолжил говорить, но уже в микрофон:

- Наша группа называется «Sinner Angel», и сейчас мы исполним для вас несколько композиций, вошедших в звуковую дорожку игрушки, о которой вы все впервые узнали. – Последующую фразу он произнес, прищуренно глядя на меня. – Мы сможем начать, если последний член «Sinner Angel» соизволит наконец-таки подняться на подмостки...

Уж чего-чего, а артистичности Кайлу было не занимать. В обычное время наши с ним невинные перепалки разбавляли скучные будни, но в тот момент я ощущал себя последним идиотом на глазах у нее. Выход из дурацкого положения нашелся сам по себе: Крис стала перебирать на басу «Restless Oblivion». Я поднялся на сцену, завладел микрофонной стойкой и отключился. Что вполне естественно для столь глючного субъекта как я. Когда я слушаю или исполняю музыку, я настолько поглощаюсь в ураган эмоций и ощущений, что становлюсь абсолютно невосприимчивым к внешнему миру.

Саунд к игре мы подбирали вместе с Грегом: он – классику и эмбиент, я – тяжести и фолк. Имея в наличии четыре главных персонажа – каждый с глубоким характером и собственной предысторией, социально-психологический сюжет, насыщенный саспенсом и эмоциями, а также множество боевых эпизодов, сопровождающая все это действо музыка практически вышла на первый план. Так что в окончательном варианте ее набралось предостаточно.

К середине восьмиминутной «Restless Oblivion» я стал возвращаться в сознание и осознание того, где я нахожусь и что вокруг происходит – лица зрителей, игра освещения, звук, окружающий меня... На последних аккордах я окончательно взял себя в руки и стал размышлять, что бы еще подкинуть подобной публике. В «Sinner Angel» мы никогда не составляем сетлист заранее, просто выходим на сцену и, в зависимости от собравшихся лиц, решаем, что подойдет, а что – нет.

Политическая ситуация в городе тогда еще не была столь накаленной, как сейчас, но многие, в том числе и мы, ощущали надвигавшийся катаклизм. Исходя из этого мы пытались донести до масс истину в виде тяжелых социально-направленных композиций. Никто тогда не подозревал, насколько наивны наши старания решить возникшие вопросы мирно, к тому же с помощью такой эвфемерной энергии, как музыка. Стоя на сцене и сжимая в руках микрофон, я на мгновение проникся неимоверно дикой ненавистью ко всей собравшейся тусовке. Ведь пока они развлекались, где-то на другом конце города несомненно уже планировался беспредел, в результатах которого мы сейчас разбираемся.

Следующей исполненной нами композицией была «Let them burn», в которую я вместил все эмоции, клекочущие у меня в груди. Далее «It turns to rust» и «If you want peace, prepare for war». Следует заметить, что реакция была гораздо лучше, чем я предполагал. По крайней мере, никто не покинул зал с презрительной гримасой на лице. Я даже проникся неким подобием уважения к Грегу, который, по сути, дал мне возможность неплохой раскрутки нашей музыки. Со стороны выступление выглядело сногсшибательно, по всем канонам такого придирчивого к деталям стиля, как экстремальный металл. Я носился по сцене, вживаясь в каждую строчку, слетающую с моих уст, остальные не отставали.

Готовясь начать «War is coming», я заметил, наверно, лучшего хэдбэнгера, которого мне приходилось встречать. Мулатка в бордовом топе отдавалась волнам звука не хуже меня. В который раз я признал насколько сильно она выделяется из толпы. Называйте меня сентиментальным, но в людях я упорно вижу то, что хочу видеть. Может она и не была идеалом и не обладала теми качествами, которыми я наполнил ее образ, но подобные мелочи я не считал достойными внимания. Я рычал в микрофон и наблюдал, как ее волосы создают вокруг нее темный ореол, проходя свой путь по часовой стрелке. Ближе к концу выступления нам удалось завести весь зал. К тому времени, я уже сообразил, чего хотел добиться Грег этим сюрпризом. Социальная окраска наших композиций безошибочно подошла к общей окраске его проекта.

Неписанное правило в среде музыкантов гласит: «Никогда не заканчивай концерт ритмичной композицией!». Имеется ввиду, что заряженные энергетикой зрители могут натворить много чего нелицеприятного, если их не угомонить тем же путем. Поэтому концовку я подобрал романтичную, а именно «Boat on the river».

Последние аккорды и последовавшие за ними бурные апплодисменты еще звучали в воздухе, а я, по возможности незаметно, уже шел своим путем. Я направился по узкому корридору, ища глазами служебную комнату, где охрана оставила то, что отобрала на входе. Видимо благодаря моей экстравагантной внешности я оказался единственным, кого обыскали наиболее доскональным образом. Пришлось оставить сумку и прочую мелочевку: зажигалки, ножики, стеклянные шарики. Смысла в подобной акции я не находил, поскольку считал, что, при желании пронести с собой оружие или взрывчатку, можно было бы найти способ. Идя по бесконечному слабо освещенному корридору, я размышлял о том, что делать вечером, куда пойти и как, собственно, убить время до сна. Остальные гости, видимо, уже поуезжали на своих кадилаках и лимузинах. Я же в полном одиночестве задней мыслью сожалел, что так и не смог узнать имени незнакомки. Мысли о вечере отнюдь не стимулировали мое настроение. Подойдя к нужной мне двери, я находился в том же изначальном состоянии, с которым стоял на балконе.

Глубоко вздохнув, я собрался постучать в дверь напротив меня, как вдруг ощутил на своем плече цепкую хватку чьей-то руки, которая настойчиво тянула меня в обратную сторону. Секунду спустя дверь за мной захлопнулась. Оказавшись в кромешной тьме, я рефлекторно протянул руку к своей пояснице, где в недалеком будущем найдет свое пристанище кинжал «Дредди». Женская, как выяснилось, рука опустилась к моей ладони и притянула меня ближе. Комната, в которой мы находились, оказалась неким подобием подсобного помещения, набитым швабрами, ведрами и всевозможными склянками. Знакомая незнакомка полусидела на каком-то забытом веками столе. Поначалу я лишь ощущал ее горячее дыхание на своей шее, позже мои глаза, привыкнув к темноте, показали ее карие с чертовщинкой глаза. На мгновение я утонул в их диковатом блеске.

- Зачем ты это делаешь? – спросил я, заранее зная ответ.

- Ты смелый... я еще не встречала столь открытых людей, - она потянулась к моим губам, но я остановил движение, прикоснувшись пальцами к ее губам.

- Ты меня не знаешь. В жизни я другой, - предупредил я, уже подпадая под магию ее глаз и притяжение ее тела, которое было так близко. Поразмыслив я приобнял ее за талию, дав себе счастье ощутить теплоту ее гладкой кожи.

- Это не важно... – выдохнула она. – Каким бы ты ни был в «жизни», - она приподняла бровь, - я буду знать, что внутри ты эмоциональнее любого, кого я встречала...

- Я не приспособлен к совместному быту, ненавижу ревность, и никого не ставлю выше своих интересов. – Я рисковал, но решил пороть правду-матку до конца. Осознавая, сколько раз моя прагматичность мешала мне в отношениях, я все равно считал, что о подобных нюансах следует ставить в известность заранее. Пока я говорил, моя рука медленно совершила путь вниз и нащупала шнуровку ее кожанных брюк.

- Я видела, как ты на меня смотрел весь вечер. Уверена, твои взгляды что-то да значили... – она притянула меня к себе так, что моя фигура в темном плаще нависла над ней, и если кто-то неудачно открыл бы дверь в наше укрытие, он бы не заметил ничего, кроме черноты неосвещенной кладовки. Осознание того, что дверь сзади меня не закрыта на замок, и кто-то действительно мог в любой момент зайти, отогнало все сомнения еще кружившие в прагматичной части моей головы. Я стал распускать веревки, скрывающие самое сокровенное.

- Не сомневайся. Но я лишь хочу знать тебя, быть с тобой, и никакие цепи не удержат меня надолго, - краем глаза я заметил красный ободок ее белья. Моя рука, минуя преграды, опустилась еще ниже. Ее дыхание стало прерывистым и по телу прошла столь знакомая дрожь предвкушения.

- Этого мне достаточно, милый... – с этими словами ее губы нашли в темноте мои.

Она обвила руки вокруг моей шеи, а коленями обняла мои бедра. Сколько длился обмен энергиями между нашими телами, сцепленными в столь своеобразном капкане, не знаю. Уверен, будь на моем месте Фауст, даже он решился бы сказать, «Остановись, мгновение! Ты прекрасно». Было в моей крови что-то женское: в любви процесс я всегда предпочитал результату. Ей было хорошо, и я грелся в ее наслаждении, как в своем. Вести ее в безумном танце страсти, слышать ее дыхание, чувствовать собственной грудью каждый удар ее сердца: разве есть большее наслаждение в этом мире? Когда она дернулась в последней судороге, я почувствовал, как по моей руки стекают ее соки. Прикрыв в истоме глаза, она положила голову мне на грудь. Я поцеловал ее в лоб, потом – в нос, поглаживал ее трогательно влажные волосы в стороны от незамысловатого пробора, проводил рукой по отливающим бронзой плечам, ощущал нежную мягкость ее груди выбившейся из-под приподнявшегося топа. Горячая незнакомка же, уткнувшись мне в грудь, посапывала как ребенок, напоминая маленькую девочку, которую она несомненно пыталась запрятать глубоко в себе. За напускной мужественностью и грубостью пряталась полная чувств и эмоций девочка, боявшаяся открыться в жестоком мире.

Апатия страсти, поглотившей меня ранее, постепенно отошла, оставляя место для размышлений. Кто-то любит разговаривать, кто-то засыпает, я же, ощущая тепло женского тела рядом со мной, пустил свои мысли в свободный полет размышления.

С обывательской точки зрения то, что произошло между нами в этой беспросветной подсобке, было пошло и недопостимо, мало того – греховно. За одну подобную вспышку страсти истовый христианин мог поплатиться душой в аду. Мне также пришла в голову такая «незначительная» деталь, как то, что я абсолютно ничего не знаю об объекте своей страсти: ни имени, ни телефона, ни профессии. Я даже не знал, что побудило ее на подобный поступок. Конечно, чужие мнения никогда меня не волновали, но все же было интересно рассматривать те или иные свои поступки с точки зрения общепринятой морали. Всякий раз, когда я размышлял о прожитой мною жизни с отличной от моей позиции, я неизменно приходил к выводу, что, наряду с полной несовместимостью с обществом, я все же прав. Никто не смеет судить о страсти не испытав ее; никто не смеет осуждать безрассудство не имея опыта безрассудства.. Чем больше я об этом думал, тем больше убеждался, что неприятие непривычного исходит, в основном, от банальной зависти и неуверенности в собственных силах. Если кто-то все же обнаружил бы нас здесь, уверен, первой его мыслью было бы, «А не попробовать ли мне?», и лишь затем на нас обрушился бы шквал обвинений в отсутствии нравственности. В то же время, мало было на свете людей столь нравственных, как я. Обыватель, сознавая неспособность контролировать себя в экстремальных ситуациях, вычеркивает саму возможность этих ситуаций. Я же всю жизнь ходил по лезвию ножа, и пока ни разу не оступился. Не хочу, чтобы это звучало оправданием – мне оправдываться не в чем. Таково мое мнение: зависть и неуверенность в своих силах порождают боязнь экспериментировать и безрассудствовать.

Поток мыслей в голове был остановлен незнакомкой, которая выразила желание выбраться из нашего тайника и вернуться в мир людей. Приведя в изначальное состояние все застежки и шнуровки на одежде, она соскочила со стола и также внезапно, как затащила, потащила меня обратно в корридор. Выйдя, я вспомнил, куда, собственно, направлялся до незапланированной встречи. Пока я получал свою сумку и рассовывал по карманам мои богатства, она ждала за дверью, держа руки на пояснице и забавно растопырив локти.

Освещение в корридоре было обильным, но недостаточным. Вечер отступал под натиском ночи. Звук наших шагом гулко отдавался в пустом, за исключением охраны, здании. Проходя мимо очередной двери, я задал ей вопрос, который мучал меня с самого начала:

- Расскажи,.. а как ты все устроила? Имею ввиду, я ведь мог и не захотеть... Как расчитала?

- Долгая история... Давай обсудим ее у меня? - скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она.

- Отлично! Ночь так и так в моем распоряжении. Открой мне хотя бы секрет твоего имени, а то как-то нереально и абсурдно продвигается сюжет наших отношений...

Она заразительно звонко рассмеялась, будто я рассказал остроумную шутку.

- Меня зовут Маэте. А тебя – Рэйвен. Но это ничего не значит, и влияния на нас никакого не имеет.

Мы подошли к выходу. Бросив отсюда последний взгляд на балкон, укутанный бархатным покрывалом темной ночи, я взял ладонь Маэте в свою руку и шагнул в прохладный ветер улицы. К тому времени выражение ее лица вернуло себе ту неприступность, которую я заметил сначала – сжатые губы, скептически нахмуренные брови, взгляд исподлобья. Чувствуя ее ладонь, я понял, что эта маска долго тренировалась и готовилась специально для общения с большей, не внушающей доверия, частью мира. Дверь сверкающе белого лимузина открылась, и я, пропустив Маэте, устроился на мягком заднем сидении. Водитель в серой униформе бросил беглый взгляд в зеркало заднего вида, поднял стеклянную перегородку между его сидением и нами, и завел мотор. Маэте собрала волосы в хвостик, положила голову мне на плечо и прикрыла глаза.

Дорога к дому Маэте пролегала по ярко освещенному проспекту, наполненному движением. Никакой определенной разницы между днем и ночью на главных улицах города не ощущалось. Поток машин, не изменяя своему постоянству, двигался в обе стороны. Фонари, расставленные на равных промежутках дороги, вырывали и освещали клочки ночной материи: дорожная разметка, вывески магазинов, заманчиво респектабельные подъезды. Чем глубже машина въезжала в богатый квартал города, тем больнее в моей груди ощущалось щемящее чувство несоответствия. Я вспоминал свое последнее детство – как мы, шести- и семи-летние дети, не имея подходящего места, играли во дворе подстанции; как ходили по рельсам железной дороги, проходящей метрах в стах от проходного двора, мечтая о том, чтобы она привела нас к другой, счастливой жизни; как мама на каждый праздник готовила яблочный пирог, поскольку ни на что другое не хватало денег. Чаще мы с мамой ходили в гости, по разным ее друзьям и знакомым. Это были мои самые лучшие дни. Мама – герой! Она делала все, чтобы внешне мое детство не отличалось от других. Я жил и даже не подозревал, что мы не живем, а выживаем. Но где-то внутри уже тогда искрами разочарования ощущались габариты разрыва между мной и окружением. Я любил смотреть в окна богатых домов, пытаясь разобраться, чем они от нас отличаются. И сейчас я смотрел на мелькающие мимо витрины, вспоминая, что в те позабытые дни я также сидел на заднем сидении скромного VW Polo Classic и хмуро наблюдал, как мимо пролетают обрывки чужого богатства, чужой радости, чужого счастья.

- О чем думаешь? – спросила Маэте, с улыбкой всматриваясь в мое лицо. Я встретил ее взгляд.

- Да так... Старые раны... – ответил я, но она продолжала на меня смотреть. – И не смотри на меня взглядом голодной собачки. Ты мне еще свою порцию информации не рассказала!

- Как хочешь, - она прижалась щекой к моему плечу и снова закрыла глаза.

Через пять минут машина остановилась у ворот, ведущих к небольшому особняку, каких здесь было немало – двух-трех этажные домики, все как один покрашенные в светлые бежевые тона, со стриженными газонами, с замысловато узорчатыми заборами и схожей планировкой. Я помог Маэте выйти, по привычке подумав, что водителю следовало бы заплатить, но он осмотрел меня тем же беглым взглядом, который, видимо, был ему свойственен, независимо от пассажиров, и надавил на газ. Мощенная мелким гравием дорожка вывела нас к белой двери с козырьком, с которого свисал фонарь, стилизованный под газовые рожки конца 19-го века.

Стоило Маэте, в машине казавшейся мне спящей красавицей, ступить за порог своего дома, как сонливость сняло как рукой. Она включила свет в гостиной, а я, как во сне, снял плащ и сумку и повесил их на соответствующие их должностям крючки в прихожей.

- Ты пока располагайся, а я схожу переоденусь, - бросила она, поднимаясь по лестнице на второй этаж. – Не скучай!

Проводив ее взглядом, я прошел в светлую гостиную и устроился на диване напротив камина. Отбросив голову на бархатную спинку, я стал осматривать место, в которое меня угораздило попасть. Первой реакцией, появившейся еще до входа было то, что жители этого района имеют некую манию на белый цвет и прочие светлые тона. С другой стороны, в этом изыске было, по-своему, уютно. По сути, весь первый этаж был одной большой комнатой, разделенной на отсеки естественным путем – полками с книгами и всевозможными сувенирами, а также разницей окраски паркета; в дальнем углу находилась кухня с низким холодильником, содержащим, видимо, самое необходимое; в противоположной стороне – лестница, по которой исчезла Маэте и к первой ступеньке которой я сидел спиной. На стене под лестницей висел ряд фотографий в простых рамках. Я подошел рассмотреть их поближе. Заграничные отели, забавные зверушки, пляжные наряды – не слишком оригинальный набор, но стоит признать, что на всех снимках, где присутствовала Маэте, она выглядела потрясающе – как в вечерних платьях, так и в бикини. Одна фотография привлекла к себе особое внимание – с ее черно-белой поверхности на меня смотрела Маэте десятью годами моложе, улыбающаяся лучезарной чистой улыбкой. Именно такой я ее и представлял, но не ожидал, что настолько метко угадаю. Я подумал, что нужно не забыть распросить ее о детстве.

Сверху послышались шаги возвращающейся Маэте. Я обернулся на звук и увидел, как она спускается в домашних мешковатых штанах, в красной майке, и с распущенными волосами.

- А вот и я! - Она зашла мне за спину и обняла, уперевшись подбородком мне в ключицу. – Ну? Что ты хочешь, чтобы я тебе рассказала? – прошептала она мне на ухо.

Я повернулся к ней лицом и поцеловал в мягкие влажные губы. Она улыбнулась.

- Все то же... Как получилось, что ты ждала меня в том корридоре? Как узнала, что я не поведу себя, как любой добропорядочный гражданин?

- Никак! Просто пошла на риск, - я удивленно поднял бровь. – Когда Джесс привела меня на вашу презентацию, она мне уши о тебе прожужжала. Джесс озвучивала твою дипломатшу в игре. Роль большая, поэтому ей пришлось чуть ли не жить в студии. В их конторе ты породил бесчисленное количество слухов. Неизвестно откуда появляешься, неизвестно куда исчезаешь... Общаешься только с Грегори. Все девчонки, работающие с Грегом, были тем или иным путем вовлечены в спор, содержанием которого был ты. Хотели разобраться, что ты из себя представляешь и, особенно, с кем спишь.

- Неужели? Никогда не замечал столь острого интереса к моей скромной персоне, - заметил я.

- Скромной? – Маэте весело хихикнуда. - По тебе не скажешь...

Она открыла дверцу хитроумно встроенного в стену бара.

- Что тебе налить? Виски, джин?

- Нет, спасибо, - меня машинально передернуло. – Учитывая первый час ночи, я бы не отказался от кофе.

Она прошла в кухонный отсек, включила чайник и вернулась.

- Утром Джесс пригласила меня на презентацию под предлогом – показать тебя. На вечер у меня ничего запланировано не было – вот я и согласилась. Но как назло, тебя там не было. Я немного потусовалась, а к началу показа вышла проветриться. Уже решив собрать подруг и повеселиться где-нибудь в менее размеренной обстановке или, на худой конец, вернуться домой, я получила смску от Джесс, сообщавшую что ты «спустился к народу». Заинтеревовашись тем, что она имеет ввиду, я вернулась в зал, но все уже расселись высматривать на экране свой вклад в искусство...

Чайник вскипел. Маэте налила две чашки растворимого кофе, и мы устроились на диване, имея перед собой вид горящего искуственным пламенем камина. Поджав под себя ноги, она продолжила:

- Мне пришлось час с лишним выслушывать надоедливые комментарии Джесс. К счастью, награда за мою выдержку последовала незамедлительно – мало того, что я увидела, как ты встал со своего места и пошел к выходу, так к тому же посмотрел мне прямо в глаза. Поверь, по моему телу мурашки пошли! Подобного взгляда из преисподен я еще не встречала... Дальше – лучше. Оказалось, что «Sinner Angel» - твоя группа. Кстати, на сцене ты выглядишь сногсшибающе!

- Большую часть выступления я не сводил с тебя глаз, - вставил я. – Всегда завидовал тем, кто не боится расслабляться на публике.

- Разве ты – не такой? – подняв глаза от дымящегося кофе, спросила Маэте.

- Ислючительно на сцене. Во время чужих концертов я обычно стою неподалеку и слушаю, - ответил я. – Ты не стесняешься отрываться.

В голове промелькнули обрывки воспоминаний о первых клубных концертов, на которых мне довелось побывать. Мы еще не играли собственной музыки, но среди общей тусовки уже имели репутацию ветеранов.

- Наверно... Никогда об этом не задумывалась. Под музыку я завелась, как никогда прежде. Ближе к концу я уже бесконтрольно хотела тебя. Когда выступление закончилось, я сначала пошла за тобой, протискиваясь в толпе. Потом поняла, куда ты идешь, и обежала параллельным корридором. Ты не поверишь, но дверь в кладовку я закрыла за мгновение до того, как ты там появился! Что было дальше – ты знаешь...

- Не только дальше, но и раньше... - Я улыбнулся, вложив в улыбку максимум загадочности. – Я был там с самого начала. Видел как ты приехала.

- Где? Как? – ее глаза округлились.

- Наверху, на одном из балконов для V.I.P. Оттуда я тебя заметил и захотел познакомиться. Потому и спустился в общий зал. Твоя Джесс именно это имела ввиду.

 

-P.S. Пока столько, скоро будет продолжение... Жанр назвал только для этого отрывка, дальше поменяется...