Праздник Святой Пасхи Никифорова Натали Охапки нежности, потоки умиленья Весна приносит в ведрах синевы. Она стирает мелкие сомненья И дарит небо в клочьях кучевых. Проснуться чувства, если они спали, Иль всплеском бурным время захлестнут. От зимней темноты мы все устали, Капели жемчугом на солнышке блеснут. Свернутся лужи, льдом едва прикрыты, Они от солнца прячут наготу. Весна включила яркие софиты И пробуждение снимает поутру. - Ты помнишь, что на Пасху у меня день рожденья? – звонил мой давний друг из подмосковного городка, в котором я родилась. - Конечно, помню. - Тогда я жду вас в воскресенье в 11. Обещаю интересную программу, будешь звонить в колокол Благовест, а потом есть царскую уху. Собираемся у меня. Жду тебя. Встать пришлось в семь утра, чтобы успеть заскочить к любимой тете, которая живет в том же подмосковном городе, поздравить ее со Святой Пасхой. Позавтракать у нее, съев кулича, освященное крашенное луковой чешуей яичко с потрясающей селедочкой, которую она приготовила заранее, хотя и не ждала нас так рано. Обычно мы любим поспать в выходной и добираемся до нее только во второй половине дня. Запивали пасхальную трапезу монастырским освященным же кагором. Правда, чуть чуть самую капельку, чтобы обозначить. По дороге сюда прямо на въезде в город нас остановил пост ГИБДД. Посты стояли сегодня на каждом повороте. - Христос воскресе, - обратилась я к гаишнику, изменение аббревиатуры не изменило их названия - Воистину воскресе, - немного замявшись, ответил он. Доброго пути вам. И протянул в окошко проверенные документы. Махнул палкой и следующий джип притормозил у обочины, подчиняясь приказу. Установка видимо такая: джипы останавливать. Позавтракав, сходила, посмотрела, как пробуждаются от зимней спячки цветы на моих клумбах. - Мы в городе. Ты нас ждешь? – звонила я другу. - Конечно, только вас и жду, давайте скорее, уже 11. Через десять минут мы входили в квартиру моего друга. Из окна гостиной, заставленной антикварной мебелью и профессиональными осветителями, мой друг – фотограф-художник, на его фотографиях женщины становятся загадочными красавицами, пейзажи в основном монастырские, сделанные по благословению, пронизаны лучами света, взглянув на любую его фотографию, сразу видишь его талант и чистую, наполненную любовью, душу; открывается необыкновенный вид на центральную площадь города, украшенную колокольней. Взгляд сразу упирается в ее белеющую на фоне города красоту. Весь город, как бы нанизан на эту колокольню. Если допустить, что она центр, то город ровным полотном растекается от нее во все стороны, теряясь в дымчатой дали окраин. Окно, сознательно не завешенное шторами, как картина украшает и расширяет комнату. Город, со своей нежной голубовато-серой по весне красотой, входит в нее и становится частью интерьера, необычного и так хорошо отражающего душу художника. Вся левая стена записана картиной распятия. Передний правый угол, как положено, занимают иконы и горящая по случаю великого праздника воскресения Христова лампада. Часть комнаты отделена зелеными шторами, которые обычный человек повесил бы на голое в его понимании окно. Художник обустраивает свою реальность по-другому. Шторы отделяют дальнюю часть комнаты, там экспозиция фотографий, сделанных в Оптиной Пустыни. И иконы. Правая стена – галерея портретов. Каждый представляет собой шедевр открытия души человека на бумаге с помощью объектива. Большие напольные часы отмеряют время. В подарок мы привезли небольшую икону Сергия Радонежского. Именинник сразу же вешает ее в угол с иконами, где будто специально для нее оказывается маленький гвоздик. Взгляд художника сразу цепляет необычное. - Иди сюда, посмотри, как Сергий высветился. Пламя лампадки, висящей перед иконами, отражается в новой иконе, и нимб над головой Сергия загорается и горит ярким светом. Располагаемся на угловом зеленом диване под иконами и окном-картиной. Ждем остальных. Раздается звонок, и входит мужчина и женщина, с большой сумкой и еще одними напольными часами. - Это тебе подарок, обращается молодой человек к имениннику, - нравится? Не нравится такой подарок не может, старинное дерево хочется погладить рукой, циферблат - произведение искусств прошлых веков. Несмотря на подарок достойный внимания, именинник как-то странно возбужден. Взглянув на часы, охнув, он все ж таки отдает предпочтение сумке, торопясь, расстегивает кожаные ремни, закрывающие ее. В сумке оказывается любимец хозяина, огромный ящер. Девочка, которая два долгих месяца провела вне дома, общаясь с таким же красавцем, но мужского пола. Наконец сумка открыта, и Кокоша сидит на своем обычном месте на кухне. Она как-то посветлела, побледнела, может быть? Переезд в сумке это не просто. Раньше ее цвет был более насыщенным. Припомнила свое знакомство с ней: несколько лет нам не довелось общаться с моим другом , судьба раскидала нас в разные стороны. И вот я в гостях у него. Разговаривая, идем на кухню варить кофе. Он насыпает кофе, наливает воду, ставит джезву на огонь. Я стою рядом, прислонившись к стене, и вдохновенно о чем-то рассказываю. Привыкнув уже к множеству красивых, но необычных вещей в этом доме, я не особенно обращаю внимание на огромного ящера, который стоит на угловом столике. У меня не возникает сомнения – это фигурка-украшение. Но… вдруг он оживает и делает шаг. Это оказывается живой ящер. Хорошо, что я стояла довольно далеко от него, испуг от ожившего кошмара не сбил меня с ног. Наконец нацеловавшись с любимой Кокошей, хозяин дома отдает должное подарку. А его друг берет ключ и начинает заводить часы. Боже ж мой, с каким трепетом и лаской в руках он это делает. Не каждой женщине достается столько мужской нежности, сколько получают эти старинные часы в момент завода. - Механизм очень старый, пружины хрупкие. Потому так, – объясняет Женя, мы успели познакомиться, пока хозяин общался со своим ящером. - Так ребята, намеченный визит в Тихвинскую церковь отменяется, мы по времени не успеваем, потому едем в наш монастырь. Возьмем благословение и ударим в колокол там. - Тебе, наверное, приятнее будет сделать это именно там? – обращается он ко мне. Конечно, мне этот монастырь очень близок. В церкви этого монастыря я крестила своих детей. Посреди этой церкви умер мой отец, закончив резать деревянную подставку под плащаницу. Закончил, поставил на место, пошел и упал посреди церкви. Как не пытались местные священнослужители вернуть его к жизни, ничего не вышло. Его дух отлетел легко и сразу. В этой же церкви отпевали всех моих усопших родственников. К этому монастырю мы и едем. Огромное количество людей и машин вокруг монастыря. По сложившейся за долгие годы советской власти привычке народ в этот праздник идет проведать усопших родственников. Отправляемся к настоятелю за благословением, и скоро мы уже взбираемся по почти отвесным лестницам на колокольню. Я очень осторожно отношусь к высоте. Если есть возможность, просто отказываюсь от предложения забраться куда бы то ни было. Даже на Пизанскую башню я предпочла смотреть с земли. В этот раз, не смотря на ужасные лестницы, площадки из арматуры, стоя на которых, думаешь, что висишь в воздухе, мне было не страшно. Мои Ангелы-хранители взяли меня под руки и вознесли на колокольню. - Христос Воскресе, - приветствовал нас звонарь. - Воистину Воскресе. – отвечаем мы. - Что тяжело забираться? А я вот несколько раз в день, туда сюда. – радуется возможности пообщаться не с колоколами, а с людьми звонарь. - Идите, идите, звоните, разносите благую весть о воскрешении, а то я уж подустал. Последний пролет преодолен, мы на колокольне, город ровным покрывалом лежит у ее ног. Большой колокол, два чуть меньше и россыпь маленьких колоколов. Именинник первым раскачивает язык большого колокола. Гул наполняет пространство. Он уступает место мне. Немного дрожащими руками, сказывается все-таки подъем и высота, берусь за канат и начинаю раскачивать язык. Несколько раскачиваний и язык ударяет о стенку колокола. Бум, бум, бум. Неописуемый восторг наполняет душу, и она распахивается навстречу радости и парит. Сначала улыбаюсь, потом начинаю смеяться. Становится легко и приятно, раскачиваю уже не один колокол, а одной рукой два, поменьше, соединенные канатом, и несколько мелких другой рукой. Два больших колокола входят в резонанс и начинают гудеть и звенеть, маленькие поют, вторя им. Восторг, неописуемый восторг. Звон разносится по всей округе, наполняет город, летит, плывет к его окраинам, люди слышат, и в их сердцах пробуждается радость: - Христос Воскрес. И эту радостную весть несу людям я. Спасибо тебе, мой дорогой друг, за подаренную мне радость. Но оказывается подъем на колокольню и колокольный звон оказывает разное воздействие на людей. Если мы испытали восторг, то девушка, пришедшая с нами, отреагировала по-другому. Только поднявшись на колокольню, она почувствовала себя плохо. Она начала рассыпаться. Головокружение и слабость навалились на нее. Колокольный звон очищал наши души, замусоренные современной жизнью, и не у всех это происходило безболезненно. Спустилась так же легко. Ангелы не оставили меня, подхватив под руки снесли вниз и поставили на землю, где встречал улыбающийся и довольный Володя. - Довольна? – спросил он, обнимая меня. - Просто счастлива. Теперь я понимаю, почему ты увлекся колокольным звоном и берешь уроки у звонаря. Это надо душой почувствовать, чтоб понять какую это дает радость. - Это ты еще не осознанно звонила. Вот представь, не умея играть, ты подходишь к пианино, и нажимаешь на клавиши. Как думаешь, ощущение будет другое, если будешь играть на нем, например, Менуэт? Так и тут. Когда прочувствуешь колокол, узнаешь, как звучит его юбка. В каждом месте юбки колокола свой звук, своя нота. Подъехали остальные. И вереница машин отправилась на пруды. Заранее был откуплен пруд, вот ведь кто-то придумал такой бизнес. Вложений ноль, а доход, и стоянка платная и аренда за пребывание на пруду. Взамен: мы одни в красивом очень живописном месте. Пруд, заросший по берегам лесом. На берегу несколько летних .построек. На одной веранде стоят длинные столы, за которыми может расположиться хорошая компания. Летняя же кухня, с мангалом, на котором уже исходит соком шашлычок. И красивейший пруд. Водяная гладь так и манит искупаться, с погодой повезло, 20 градусов и яркое солнце. - Рыбу еще не запустили, видишь пруд спокойный, рыба не гуляет. Но уха уже в процессе приготовления. Как и положено готовят мужчины. Рядом на цепи огромный рыжий пес. Вернее собака. Живот болтается чуть не до земли, набухшие соски показывают, что недавно эта собака кормила щенков. Но так как их не видно и не слышно, видимо, щеночков уже разлучили с матерью, чем добавили этой цепной собаке злости и негодования. Она хрипло лает и рвется на цепи, кажется, порвись цепь, и она просто растерзает нас одного за другим. В ожидании пиршества я гуляю по округе, сзади за собачьей будкой течет ручеек, в который смотрятся березки, слегка припудренные легкой зеленью свежей апрельской листвы. Обходя подальше стороной место доступное собаке, прохожу к ручейку. Около мостика перекинутого через ручеек я нахожу паутину, красивой вязью наброшенную на прошлогоднюю засохшую траву. Появляется непреодолимое желание запечатлеть эту красоту на фотографии. Я уже представляю, как это будет красиво. Сквозь кольцо паутины, на котором дрожат капельки воды, просматривается пруд и ярко голубое весеннее небо с клочками воздушной ваты облаков. Бегу к веранде за фотоаппаратом и утыкаюсь взглядом в собаку. Она сидит и смотрит на меня. Мы встречаемся глазами. Мне кажется, что это та собака, что приходила ко мне во сне. В ее взгляде столько тоски и одиночества, что я . не выдерживаю, подхожу к ней и беру ее огромную голову в руки. Мы смотрим друг другу в глаза, будто узнавая друг друга. - Ну что ты, не грусти, все еще будет хорошо, - шепчу я ей, поглаживая большую рыжую голову и вдыхая ее будоражащий, звериный запах. Собака смотрит на меня благодарными глазами, ее поняли. Мы довольны друг другом. Я отхожу от нее, направляюсь за фотоаппаратом, но спиной чувствую ее взгляд. Больше она не рвется на цепи и не лает, а тихо сидит и наблюдает за происходящим. Беру фотоаппарат и отправляюсь фотографировать паутинку. Шашлык готов, садимся за длинные столы и начинаем получать удовольствие от ароматного, сочного мяса. Куски большие и какие-то янтарные. Я мажу кусочек хреном, потом заворачиваю в листик салата и наслаждаюсь вкусом. Течет интересный разговор, появляется душевная общность, благословленная природой и священным праздником. Наслаждаемся вкусом, общением, жизнью. После шашлыка опять иду погулять около озера. Пробуждающаяся природа завораживает и манит. Вот сквозь прошлогоднюю листву, устилающую берег, пробился цветок мать и мачехи. Желтые цветочки повернули свои головы в сторону солнышка и любуются им. А по воде плывет утиная семья. Важный зеленоватый селезень гордо плывет впереди. А небо… Небо такое чистое, что так и хочется полететь. Зеленая изморозь на деревьях… Боже, какая красота. Спасибо тебе, Господи, за радость жизни. - Уха готова, иди скорее, будем полено мочить, - кричат меня от веранды. Огромный котел с ухой благоухает в небольшой беседке, где установлен очаг. Начинается действо. Чтобы уха стала по настоящему царской, в нее надо опустить головешку из костра, дымящуюся головешку и влить немного крепкого спиртного. Ритуал выполнен, с мисочками подходим к котлу и получаем порцию дымящейся, пахнущей костром ухи. Ничего вкуснее я просто не ела. День катится к закату. Начинает холодать, на пруд опускается весенняя вечерняя свежесть. Небо начинает понемногу гаснуть, затемняться. Праздничный день подходит к концу. Праздник подарил радость, которая, надеюсь, долго будет жить в сердце и помогать жить в нашем непростом мире. |