Из сладких объятий Морфея меня вырвал голос моей ассистентки Натальи. Что-то я задремал средь бела дня. Сказывалась накопившаяся за неделю усталость, да и в отпуске я уже давно не был. Какой отпуск? Забудь! Это раньше, когда я работал сначала простым участковым врачом в поликлинике, а потом начальником терапевтического отделения, я по праву мог рассчитывать на полноценный, положенный мне государством отпуск. И в отпуске я мог позволить себе вместе с семьёй съездить на Чёрное море, прожить там в каком- нибудь курятнике, гордо именуемом «частным сектором», дней десять, а то и все двенадцать. Всё зависело от размера отпускных, «щедро» сцеживаемых из казны мне родной советской, а потом и российской страной.

 

Сейчас даже смешно вспоминать про те времена. Вот жизнь то была! Особенно становилось тоскливо когда из Израиля в отпуск к своим родителям приезжал мой друг с институтских времён Серёжка Иванов. Обычно мы, закрывшись в моём кабинете, по старой памяти пили неразбавленный медицинский спирт, закусывая привезёнными Серёгой заморскими деликатесами, трепались о том, о сём, вспоминали наших общих приятелей.

 

Когда в очередной Серёгин приезд я начал хвастаться своим повышением (меня только назначили заведующим терапевтическим отделением нашей поликлиники), а также повышением на тридцать рублей ежемесячной зарплаты, то Сергей смотрел на меня как на убогого. Вздохнув, он разлил по стопкам девяностошести процентный этанол, имеющий несложную формулу C2H5OH, и в простонародье именуемый «медицинским спиртом», а затем произнёс следующие слова: «Витёк, ты всегда был самым умным на нашем курсе. Зачем тебе эти прибавки в тридцать рублей? Оно тебе надо? Бросай к чёрту свою поликлинику и езжай к нам в Израиль- не пожалеешь.»

 

Нет, нет, никаких Израилей! Да и кто меня туда пустит? Это Серёге повезло, что у его мамы в пятой графе советского паспорта стояла запись «еврейка», и по израильским законам парень с фамилией Иванов считался чистокровным иудеем и имел все основания для иммиграции на свою неизвестную историчскую родину. Нет, не готов я ехать неизвестно куда. Я там чужой. Тем более к нам в страну, в обнимку с бандитизмом, нагрянул долгожданный и давно позабытый Россией капитализм.

 

Со временем волна частного предпринимательства вырвала меня со стула заведующего отделением поликлиники и прибила в кресло генерального директора Общества с ограниченной ответственностью. Так что позвольте представиться: Виталий Алексеевич Хромов, главврач и по совместительству хозяин частной медицинской клиники «Правда Гиппократа».

 

Уже восемь лет как я использую полученные навыки и опыт врача не за смешную прибавку в тридцать рублей к зарплате, а за вознаграждения многочисленной и не бедной клиентуры, у которой постоянно что-то болит, и которая постоянно на что-то жалуется. Процентов на 60-70 этих жалоб беспочвенны и болезни появляются от того, что, например, домохозяйкам надоедает сидеть дома в золотых клетках. А тут хоть какое-то развлечение, да и добрый симпатичный доктор внимательно выслушает все их жалобы, не крикнет: «Заткнись, курица, давай жрать неси!», обязательно посочувствует, выпишет кучу лекарств, назначит на очередной приём, обратит внимание на новую блузку или причёску и прочее, прочее. Не зря же в русском языке слово «врач» произошло от «врать, говорить», а на современном сленге «лечить» значит вводить в заблуждение.

 

Однако, я лечил не только этих болтушек. Что уж тут скрывать, я был врачом от Бога и поставил на ноги много пациентов. Отличное образование, большая практика дали мне неоценимые знания и опыт работы.

 

Так что секрет процветания моей клиники можно было бы описать одной фразой: «мои пациенты всегда рекомендовали меня другим». Именно так! Посетить мою клинику советовали друзьям, подругам, знакомым, родственникам, да и просто случайным людям, поделившимися с моими пациентами своими симптомами в какой-нибудь малознакомой компании. Я был на волне, лечиться в моей клинике было модно!

 

Обратная сторона медали заключалась в том, что я работал на износ. У меня был всего один выходной в неделю, и я уже не был в полноценном отпуске года четыре. Мои домашние, конечно, были недовольны тем, что редко видятся с мужем и отцом. Отсутствие своего внимания я компенсировал путёвками на жаркие курорты, оплатой дорогих вещей из элитных бутиков и тому подобное. Раз в год, в период новогодних каникул, я позволял себе с женой на пару дней выехать в какую-нибудь европейскую столицу. И всё!

 

Но я не жаловался. Я долгое время был нищим эскулапом, а сейчас я преуспевающий врач и бизнесмен! В прошлом году я предложил Серёге Иванову бросить к чертям свой Израиль и возвращаться на Родину. Место заместителя главного врача ждало его. Сергей обещал подумать. Хотя, вряд ли он примет моё предложение: негоже истинному еврею уезжать из родных мест на поклон к какому-то гою. Да и ладно. Тем более Серёга стал много выпивать из-за того, что в Израиле дела у него шли не очень хорошо. А пьянство и врачевание- две вещи несовместимые.

 

- Да, да, заходи, Наташенька. Что там у нас?

 

Мой ассистент Наталья только полгода назад окончила медицинский институт и попала ко мне по большому блату по рекомендации одного моего серьёзного клиента. Клиент был серьёзным, потому что тех, к кому я лично ездил по вызову на дом, на этом свете было всего четверо. Тем более Наталья окончила институт с отличием, что повышало её шансы на работу в моей клинике.

 

На мой стол легла амбулаторная карта с фирменным знаком моей клиники. Милевская Татьяна Ивановна, 73 года. Помню, помню. Даже не открывая истории её болезни, могу по памяти вспомнить её диагноз. Если не прибегать к замысловатым специфическим терминам, то общий диагноз- старость. Одряхлевший человеческий организм из последних сил борется за свою жизнь со страшной старухой с косой в костлявых руках.

 

- Давай, приглашай.

 

Я, по своему обыкновению, встал из-за стола и с улыбкой вышел на встречу пациентам.

 

Из коридора ко мне в кабинет вошла дородная женщина, толкавшая впереди себя инвалидную коляску.

 

- Здравствуйте, Татьяна Ивановна.- Обратился я к старушке, неподвижно сидевшей на фирменном инвалидном кресле.

 

А колясочка то у неё хороша. Это вам не продукт отечественных производителей, это даже не тайваньский аналог «Доктор Гауфман». Эта колясочка фирмы «Мартинс и Ко», около сотни тысяч рублей стоит. Да… Жирный клиент, перспективный.

 

Однако, неделю назад пациент хоть и с трудом, но всё же сама пришла ко мне в кабинет.

 

- Что случилось с Вами, Татьяна Ивановна?- присев на корточки с огромным сочувствием в голосе спросил я.

- Совсем парализовало мать. Уже не ходит, на фиг.- Ответила за неё дородная дочь больной.

- Здравствуйте, Инесса Степановна.- поздоровался я с дочкой пациентки.

- Здравствуйте, доктор.

- Что всё - таки у нас случилось?

- Совсем плохо матери стало. Ногами ходить перестала.

 

Господи, «ногами ходить перестала». А чем ещё ходят то? Ладно, не будем цепляться к этой даме. Если она и заканчивала какое- либо учебное заведение, то явно не филфак СПбГУ. Вообще- то, я очень хорошо знаю эту категорию женщин. Обычно эти дамы начинают свою карьеру торговками на рынке (обычно в мясных лавках), затем работают «челночницами», мотаясь в Польшу, Китай, Финляндию за всякой ерундой, которая стоит дешёво там, и подороже у нас. Затем они покупают свою первую машину и открывают свой первый ларёк, потом ещё один, затем ещё парочку. Следующий этап - свой магазин. Но до этого этапа доходят не все. Многих «кидают», то есть обманывают, некоторые спиваются. Этой особи повезло. Ей по жизни достался пробивной характер и сейчас она владеет сетью продовольственных магазинов.

 

- Так, так… Сейчас посмотрим… Результаты последних анализов у вас на руках?

 

Так, посмотрим… Ясно- плохо дело у старушки. Долго не протянет… Максимум полгода…

 

- Ну что же, всё не так плохо как кажется на первый взгляд.

- Правда, доктор? – с надеждой в голосе спросила успешная предпринимательница.- Вы знаете, мне тут одна подруга посоветовала свозить мать к одной бабке в Вологодскую область.

- Зачем?- спросил я.

- Говорят, чудеса творит. Чуть ли не мёртвых на ноги ставит. Вот рассказывали про неё один случай…

 

Я перестал слушать бредни этой женщины и начал внимательно осматривать старушку, сидящую предо мной на кресле. Чёрт… она же плачет. Клянусь! Эта полумёртвая старая женщина, которая уже не может говорить, сидит на инвалидном кресле и плачет. Господи, я представляю, сколько мучений ей доставляет каждое движение… Какого чёрта эта дура таскает свою мать вместо того, чтобы дать ей спокойно умереть в своей постели?

 

Старуха, не переставая плакать, протянула ко мне свою высохшую руку. Я, заворожено глядя ей в глаза, взял её трясущуюся сухую ладонь. Чёрт, чёрт, чёрт… Одна из самых неприятнейших сторон профессии врача это смотреть в глаза живого трупа и видеть в этих самых глазах смерть. Господи, да эта женщина сама похожа на смерть! От соприкосновения с холодной рукой живой смерти у меня по спине пошли мурашки. Я заворожено смотрел в глаза этой плачущей женщины и не мог даже пошевелиться. Это как сон, как страшный сон, когда тебя настигает невиданное чудовище и вот-вот сожрёт тебя, оно всё ближе и ближе, а ты стоишь парализованный от страха и не можешь даже двинуться с места, истошный крик душит тебя, сердце бешено стучит… Чёрт, надо просыпаться, это же сон, это же не со мной происходит. И ты просыпаешься весь в поту, идёшь на кухню курить, открываешь холодильник, наливаешь себе стопку коньяка и идёшь дальше спать.

 

Уффф! С большим трудом я заставил себя вырвать руку из ладони этой больной женщины.

 

Почему, почему эта дура не даёт спокойно умереть своей матери? Надеется на чудо? Так ведь в данной ситуации чуда не будет! Её мать будет медленно и мучительно умирать. Медленно и мучительно.

 

- Я Вам выпишу хорошее лекарство, его можно, как обычно, можно купить в аптеке напротив клиники. Там, как Вы знаете, для моих клиентов скидки. – я резко прервал идиотский рассказ полной бизнесменши об очередном чудесном излечении какой-то столетней старушки, бабушке её поставщика.

- Дорого там возьмут?

- Нет, нет. Препарат не дорогой: всего две тысячи рублей.

- Всего две тысячи? – переспросила Инесса Степановна. В её голосе слышалась обида, не в её правилах платить за здоровье мамы такие смешные деньги.

- Да, именно ДВЕ ТЫСЯЧИ РУБЛЕЙ. Препарат не дорогой, но очень эффективный.

- А может что-нибудь другое, подороже? Вы же знаете, доктор, мне для здоровья мамы ничего не жалко.

- Я сказал именно этот! ДВЕ ТЫСЯЧИ РУБЛЕЙ!

- Всё, поняла. Я Вас поняла, доктор. Так, сколько с меня за приём?

- Сегодня нисколько, Инесса Степановна.

- Как это нисколько?- вновь удивилась щедрая дочь.

- Ну, знаете… Не могу я сейчас с Вас взять деньги. Вот придёте с мамой через десять дней- тогда и рассчитаетесь. Сегодня не могу, извините. Касса у меня не работает, сломалась. А без кассы никак. Я же честный предприниматель, да и налоговая знаете ли…

- Поняла, налоговая это серьёзно. – С заговорщицким видом ответила Инесса Степановна.

 

Я написал на бумажке название лекарства, цену на него и передал листок Наталье.

 

- Виталий Алексеевич, а Вы ничего не перепутали?- в недоумении спросила у меня Наталья, прочитав название лекарства.

- Нет!- внимательно смотря в её глаза, произнёс я. – Нет, ничего я не перепутал! Выписывай рецепт!

- Но, ведь…

- Я сказал- выписывай рецепт! Что непонятно?- повысил голос я на своего ассистента.

Наталья, покорно опустив голову, как обычно старательно стала заполнять рецепт.

 

- Значит так, Инесса Степановна. Препарат давать три раза в день…

- До еды или после.- перебила меня дочь моей пациентки.

- Какая разница?- вспылил я.

- То есть: «какая разница»?- дочь моей пациентки с удивлением взглянула на меня.

- Хорошо, давайте до еды. Затем через десять дней покажетесь мне. Когда вы там собрались везти мать к знахарке?

- Послезавтра.

- Не торопитесь. Подождите дней пять, а потом езжайте. Вам ясно?

- Да, доктор, конечно.

- Всё, до свидания.

 

Я встал из-за стола, чтобы как обычно проводить пациента до двери. Вернувшись к себе за стол я увидел, что Наталья, покраснев, пытается что-то мне сказать.

 

- Да, Наташа, слушаю тебя.

- В-виталий Ал-лексеевич…- заикаясь начала она.- В-вы не ошиблись, выписывая этой женщине такое лекарство?

- Нет, дорогая моя, не ошибся.

- Так ведь это же…

- Я знаю.- резко перебил я свою помощницу.

- Она ж-же умрёт через неделю.- Наталья ошеломлённо смотрела на меня.

- Нет, не через неделю. Надеюсь, максимум дня через три.

 

Наталья ошеломлённо смотрела на меня. С трудом подбирая слова она продолжила.

 

- Так ведь это же самое настоящее убийство, Виталий Алексеевич!

- Убийство? Я бы так не сказал.

- Вы ведь специально выписали лекарство, которое убьет эту бабушку!

- Да. И что?

- Как это что? Вы же давали клятву Гиппократа…

- Что ты, девочка, знаешь о правде Гиппократа? Тебя так учили в институте? Ты давала клятву врача? Видишь, на стене висит «Клятва Гиппократа» на латыни. Изучала латынь в своём институтишке? Тогда послушай. Per Apollinem medicum et Aesculapium, Hygiamque et Panaceam juro, deos deasque omnes testes citans, mepte viribus et judicio meo hos jusjurandum et hanc stipulationem plene praestaturum.

 

Звуки латыни подействовали на Наталью завораживающе.

 

- А ты знаешь, кто такой Асклепий, которого упоминает Гиппократ? У древних Асклепий считался богом врачевания. А как он умер, до того как стать божеством? Его поразил своей молнией громовержец Зевс. А за что? Не знаешь? Господи, чему вас там четыре года учили? Всё просто и до смешного банально. Бог смерти Танатос донёс Богу неба, грома, молний великому Зевсу на Асклепия за то, что Асклепий научился воскрешать мёртвых, и на земле стал нарушаться баланс жизни и смерти. На земле стал нарушаться мировой порядок, который мог привести к всеобщему хаосу, а Зевс не мог этого допустить. Во всём должен быть баланс, понимаешь Наташа. Этого требует жизнь, этого требовали древние Боги. Так вот, дорогая моя, я не бог, я простой врач, но ещё будучи простым ленинградским студентом из первого меда я понимал, что всё в этой жизни взаимосвязано, и для достижения полной гармонии во всём должен присутствовать баланс. Понимаешь меня? Знаешь, дочка, мне уже за пятьдесят, и я много повидал на этом свете.

 

Наталья молчала. По глазам своей помощницы я понял, что в её голове происходит мучительная борьба между личными убеждениями и теми доводами, которые я вывалил на неё.

 

Почему, например, в той же Бельгии официально разрешена эвтаназия? Не поверишь, но сам в одной брюссельской аптеке видел специальный набор для совершения эвтаназии. И на этом наборчике из одноразового шприца и ампулы висит ценничек. А знаешь, во сколько оценили избавление от мучительной смерти эти цивилизованные европейцы? Шестьдесят евро цена на это, как ты говоришь «убийство»! Шестьдесят евро или примерно ДВЕ ТЫСЯЧИ РУБЛЕЙ!!! Две тысячи рублей за окончание мучений как больного, так и тех, кто вынужден его опекать, таскать на коляске, вытирать за ним дерьмо! ДВЕ ТЫСЯЧИ!!! Ты поняла меня? Это дорого для того, чтобы прекратить мучения человека? Или надо было тянуть до последнего деньги с этой хабалки, которая ради благой цели будет таскать полумёртвое тело несчастной старой женщины по врачам, знахаркам, причиняя ещё более сильные мучения своей матери? Чтобы вылечить свою мать она готова тратить деньги на всяких шарлатанов. Но это бесполезно. Её мать неизлечима больна. Она должна умереть в мучениях где-то через пол-года! Ясно тебе? Или ты считаешь, что я сделал что-то не так? Я специально не взял с неё сегодня денег за посещение и в рецепте вписал именно эту цену. Цену за избавление человека от мучительной и долгой смерти.

- Виталий Алексеевич, так ведь это всё равно убийство. Никто не поверит, что врач вашего уровня ошибся и прописал неправильное лекарство. Ведь есть же история болезни, результаты анализов.

 

Я взял со стола медицинскую карту человека, который через три дня должен был умереть, вырвал несколько листов с результатами анализов, скомкал их, бросил на пепельницу и поджёг.

 

-Всё. Теперь это просто врачебная ошибка. Никто не докажет что я специально выписал смертельное лекарство своему пациенту.

 

Наталья заворожено глядела на бумагу, которая превращалась в пепел. Вместе с клочками бумаги в этот момент догорала жизнь в теле одной смертельно больной старухи, превращая её тело в пепел.

 

Я вышел из кабинета, оставив Наталью одну. Вернувшись, я увидел на столе заявление своей помощницы об увольнении из ООО «Правда Гиппократа» по собственному желанию.

 

Прочитав её заявление, я взял ручку с золотым пером и написал в качестве резолюции: «Morsque minus poena quam mora mortis habet. Не возражаю.»

 

P.S. "Morsque minus poena quam mora mortis habet." (лат.)- Менее мучительна сама смерть, чем ее ожидание.

Овидий.