Выпитый спирт мягко прокатился по горлу и растворился в желудке. Мужики закусили салом с капающим с него жиром, похрустели пахнущим лесом хлебом и, откинувшись, закурили.

В такие, первые минуты у костра, и не хочется больше ничего. Когда аппетит голодным зверем бродит по телу и злобно урчит пустым животом. Кажется, что и не будет им удачи в этот сезон. Охотники готовы опуститься даже до зайца, чтобы уже и не просто так прошастать целый день по лесу, намочить высокие болотники. Масть не шла, поэтому и решили сделать ночевку у высокого раскинувшего широкие лапища – сучья ясеня. Быстренько, знающи, натаскали валежника на разжижку, а уже потом, где-то в оседающем тумане уходящей край реки лощины глухо тукнул топор, - рубили пни на долгую осеннюю ночь.

Раскидали рюкзаки. Нехитрые «тормозки», у кого что, пошли на общаг. Все грубо, по-мужски, но с душой. Расстелили палатку, сели поближе к костру. Кто-то булькнул фляжкой, - потянулся легкий говорок:

- Да, сохатый нынче ушел за озеро. Что-то его спугнуло, зря маемся. На тетерева завтра думаю двинуть, - что думаешь, Митричь?

Митричь блаженно прикрыл глаза и пускал неровные кольца профильтрованного легкими табака в высокое, холодное небо.

- По мне, так если уж выбрались на Скрипучий лог, то надо лося брать. На «глухого» я мог дома сходить. Что же просто так двести верст пер? Рассветет, селезня посмотрим – пощупаем. Если пойдет в охотку, останусь на пару дней. Глядишь, оно и подфартит…

- Я вот тут на днях фильм смотрел «Особенности охоты…» что ли, - голос исходил из полумрака и тонул в пожухлом полыннике. Старый матерый охотник, видно из бывших. Глубоко посаженные, подернутые ободком морщинок глаза глядят жестко, пронзительно. Мужик штопает порвавшуюся лямку камуфлированного плечика, иногда поглядывает на огонь, от чего его зрачки танцуют отблесками мерцающих звезд…- Туфта, а не фильм. Хают людей в погонах, унижают…

- А вы, генерал…,- начал, было, его сосед, худой и какой-то прозрачный, высокий пасечник из Тульской губернии.

- Полковник, причем в запасе, - перебил «генерал», но сам прячет улыбку в седых усах и блаженно морщится.

-…Ну, хорошо, полковник. Вот вы мне скажите, когда вы были у власти, небось, любили на охотку прокатнуться, кабанчиков пострелять? – Разговор заладился, разгорелся сухой соломенной крышей на ветру и пошел, пошел набирать обороты, сыпать вверх армадами искр.

- Ну а куда без этого. Мне душой кривить нечего. У меня и запланированные выходы были. Приезжаешь в часть с проверкой, а там уже и загон организован и машина готова…все путем. Ну, отдыхали, выпивали, конечно, куда без этого. Ну не восемнадцать же коробок…

Легкий смешок прошелся по кругу сидящих.

- А если бы было сейчас восемнадцать коробок…- мечтательно протянул кто-то и зачмокал губами…- откровенный хохот прокатился и эхом утонул в заболоченных берегах широкого Черного озера.

- Да, Ермил, тебя допусти только. Ты же, как ходил, даже если все и не выпьешь, то уж из каждой отхлебнешь обязательно.

Опять разлили. Потянулись кружками к центру, глухо стукнулись:

- Ну, за удачу, - полковник все же не выдержал и скопировал генерала из фильма. Дернули махом, поворошили костер, чтоб поярче был. Приумолкли. Каждый опять о своем думает. Охота осенью – хорошее для раздумий время.

…- А вот я не понимаю, что в охоте хорошего? – Робкий и застенчивый голос как-то даже и не вписывался в эту спартанскую обстановку, грубые проветренные лица бывалых охотников.

Оглянулись. Из самого дальнего угла к костру поближе пробирался через сидящие фигуры совсем молоденький паренек. Огромные очки вспыхивали в темноте и делали его похожим на придурковатого инопланетянина из мультиков. Он поглубже запахнул длинный полушубок, протянул руки к костру.

- Ну, ты, паря, даешь. – Митричь вытянул губы трубочкой, презрительно отодвинулся от нахала.

- Откель будешь, иноходец, - загудел толстый Мирон и зло глянул своим похожим на жабью морду лицом на тощего парнишку.

- Я из Москвы, - опять стесняясь своего голоса, пробормотал очкарик.

- А какого…тут делаешь? – Грубоватый полковник выразил общую мысль очень точно. Все ждали ответа.

- Мое присутствие здесь действительно неуместно. Я студент филфака МГУ. На охоту меня взял отец. Он ушел за Лысую гору, а я идти отказался и остался здесь. Вот жду его, скучно стало. Смотрю - огонь, решил подойти, узнать. Можно погреться?

- Я вот что скажу тебе земеля, - говоривший Прокоп походил на ощипанного куренка. Некрасивое рябое лицо выражало безмятежное спокойствие и блаж. Пожелтевшие от постоянного курения пальцы ловко вертели нож с узкой и крепкой ручкой. Тусклыми вспышками лезвие отражалось в глазах очкарика.

- На охоте есть несколько неписаных правил.- Продолжал Прокоп. – Ты только что нарушил одно из самых важных…

- Первое, - перебил он вопрос поднявшего глаза студента.- Никогда не обсуждай трофей настоящего охотника. Придет время, и он сам похвалится…

- Ты, Проня, не филонь, сам то не дюже в охотниках походил. Ты же все по зонам, да по лагерям охотишься.

- А ты, Бугор, не лезь не в свой базар, - грубо отрезал Проня и нож в его руке застыл на мгновение. Пальцы сжались до легкого хруста. Секунда…он легким, хлестким движением пустил нож в тонкую березу. Пронзив ее насквозь, лезвие расщепило тонкий ствол.

-Хорош, мужики, - полковник потянулся к фляжке, твердой рукой разлил спирт в протянутые кружки…

- Так вот, - продолжал Прокоп, отерев губы грязным бушлатом, - охотник, он ведь как ребенок. А как же, именно ребенок. – Прокопу видимо понравилось сравнение.

- А почему же еще здоровые мужики забывают про все на свете и гоняются за дичью, почему у них руки дрожат и глаза сумасшедшим блеском горят, когда оружие видят? А? – Так ведь истинно дети, которым игрушку показали. Ружье- оно как баба: любит ласку, чистку и смазку. Только ведь разница в чем? Баба «чистить шомполом» начнешь, она сама смазывается.

Сидящие загоготали. Очкарик тоже смущенно заулыбался, блеснут толстыми линзами.

- Я, если, конечно, позволите, к убийству отношусь как-то…не очень. Дело в том, что я гринписовец…

Мирон перебил его, забулькал как-то испуганно:

-Голубой что ли?

Даже в темноте было видно, как студент покраснел и насупился:

- Вы что! Грин Писс,- это организация, которая занимается охраной флоры и фауны нашей планеты. На первых порах это был Британский биолого-зоологический клуб, позже разросшийся в целое движение, объединенное и поддерживаемое многими странами мира. Целью…

- Короче понятно…- кто-то, укрытый по самые глаза пледом, внимательно осмотрел на запинающегося парня.

- Да,- полковник как-то обиженно скорчил гримасу. Он просто не мог понять людей, которые не уважают охоту и рыбалку.

- Вы, молодой человек, небось, зрение книгами испортили, да этими, компьютерами. Верно?

- Разве это важно? – Удивился студент.- Мне действительно очень много времени приходится проводить у монитора.

- Как же не важно, - подхватил сидящий слева Ермил.- Охота, это ведь природа, общение так сказать с миром этой самой флоры и фаунти, тьфу…язык сломаешь с этими навороченными терминами.

- А ты, Ермил, в шибко грамотные не лезь. Сам-то ведь всю жизнь в колхозе проработал.

- Ну и че же, - Ермил удивленно выпятил вперед губу и шмыгнул широким носом. Ну и чего, что в колхозе. А там что, не люди живут?

- Да то, что если бы не фермер ваш местный, так и возился бы всю жизнь в дерме, пока не спился окончательно.

- Да ты это зря.- Прогудел Ермил и начал было привставать, чтобы поближе подобраться к собеседнику и доказать ему, что он не прав.

народ зашуршал, заголосил.

Ссориться из этих бывалых охотников никто не хотел. Хотели поговорить просто.

Повисла тишина. Где-то, в низком логу ухнул филин, и как будто сам испугавшись своего голоса, замер, прислушиваясь. Хрустнула ветка, чей-то предсмертный писк утонул на дне Черного озера.

Очкарик поднял голову, глянул на притихших мужиков. Хотел что-то спросить, но вдруг тишину разрезал выстрел, потом второй. Непонятный шум нарастал на другом берегу реки, усиливался рычанием моторок. Сидящие повернули головы:

- Ну вот, теперь всю ночь куролесить будут. Тьфу, - досадливо сплюнул Митрич.

- Поэтому и лось ушел. Нехера нам здесь делать. Ни себе, ни людям, - сволочи. Денег девать некуда…

- Да…теперь можно по последней и спать. Не видать нам ни тетерева, ни зайца. Всю округу прочешут, там охотников, наверное, больше чем дичи. Я уж знаю.- Полковник разлил, аккуратно завинтил фляжку, положил в сумку.

- Если не секрет, кто там стреляет? А то у меня машина недалеко, повредят еще. Отец потом мне голову оторвет. – Студент встревожено поднялся и уставился в сторону выстрелов.

- Да мер или губернатор, какой. Элита отдыхает. Не столько охота, сколько баловство. Стреляют, шумят. Зверя пугают. А если крутой какой, то скоро вертолеты появятся, начнут лис с вертолетов долбить, - придурки.

Опять зашуровали, вперебой высказывая, друг другу негодование: «Ни какого житья не стало,…творят что хотят и ведь ни скажешь ничего, самому башню отстрелят…зазря что ли ехал сюда, с женой ругался, ждал выходных этих…» Потянулись к вещ. мешкам, снова доставали закуску, дзинкнули водкой. Теперь уже остается сидеть всю ночь у костра, пить и слушать далекие выстрелы.

- А куда же студент делся? – Митрич повертел головой, уставился на Ермила, который уже тянулся кружкой к открываемой бутылке.

- Да шут его знает. Машину побежал смотреть, - отмахнулся Ермил. Разлили…

Костер догорал. Кто-то из дальнего угла, видимо промерзнув, поднялся, подкинул хвороста. Пламя забурлило, жадно пожирая сухие, хрустящие прутики. Взвились в черное небо бисеринки ярких мотыльков, задрожали в холодном воздухе и таяли, угасали, сливаясь с сочными звездными.

На другом берегу не унимались. Бухали выстрелы, слышались, стелились над парящей водой пьяные выкрики, но слов было не разобрать. Все сливалось в долгоиграющее эхо.

Молча закусили, закурили.

- Эх…! – Тяжело вздохнул Мирон, поглубже запахнул военный бушлат, натянул на голову черную вязаную шапку с найковской «соплей». Время перевалило далеко за полночь. Потихоньку приноравливались, укладывались. У костра остались только полковник да еще несколько человек.

Вдруг совсем рядом, с вершины нависшего над берегом утеса сухо хлестнул выстрел. Казалось, долго гулял среди лысых стволов разлапистых сосен, утонул в высоком, неподвижном камыше; вспугнул мышь-полевку, которая пискнув бросилась в сухую траву, оставив недоеденный кусочек сала.

- Что за херня!? Отсюда уже лупят, когда добраться успели?

Жила, старый, высохший дед с огромным, пересекающим правую часть лица шрамом, начинающимся от переносицы и доходящим до мочки уха. Подстреленная им рысь прыгнула с ветки и умерла у него на лице; поднялся, подкинул еще хвороста.

- Правильно, - похвалил полковник.- Пусть горит поярче да дымит, а то ведь ухлопают по пьяну в слепую.

Полковник задумался. Он не даром долго служил в армии, мог отличать по звуку различные виды оружия. Что-то не понравилось ему в хлопке на вершине утеса. Это был не карабин, не ружье охотничьего ряда. Те бухают протяжно, раскатисто, гулко. А этот гавкнул коротко, наверно довольно сильно ударив обладателя в крепкое плечо, высказав в этом мощном толчке и обрывистом звуке силу и солидную убойную силу.

«А ведь СВД стрелял!»- мелькнуло у него в голове. Мелькнуло и тут же погасло. Стреляли и стреляли. Кого теперь удивишь разнообразием оружия, свободно гуляющего по широким окраинам России.

Хрустнул Валежник, все сидящие повернули головы. В темноте, в отблеске костра мелькнули очки. Студент робко подошел, присел. Вытащил из кармана пачку дорогих сигарет, прикурил. Бросил взгляд на полковника. Тот, в свою очередь, пристально вглядывался в юное лицо. Долго смотрели, сигарета наполовину истлела в тонких пальцах студента.

Что уж ему сказали глаза, глубоко спрятанные за огромными, явно не идущие этому точеному лицу, очками, но полковник понял. Он понял, почему этот выстрел прозвучал в аккурат напротив горящего на той стороне костерка, понял, почему это была именно снайперская винтовка с сильной оптикой и, наверное, с пламегасителем, чтобы не выдать свое месторасположение…

Выстрелы на той стороне затихли несколько минут назад. Стояла мертвая тишина. Только горели друг напротив друга два огонька, и между ними раскинула свое скользкое, мокрое тело Черное озеро.

«Студент» наверное, тоже понял, что полковник догадался. Он опустил голову, стряхнул пепел, затянулся зло и стрельнул бычок в воду. Снял очки, хотел протереть, но повертел в руках, хмыкнул и швырнул их вслед за бычком.

Сидящий напротив него Жила удивленно уставился на очкарика и ничего, не понимая, брякнул:

- Ты чего это?

- Ты уж извини отец, сам понимаешь,…вы мне не нужны, но так оно лучше будет, спокойней…- студент говорил, но слова его были обращены к старому полковнику.

- Я не могу рисковать. Деньги большие…люди вы хорошие…извини бать, - говорил, а сам неспеша достал из кармана пистолет. Повертел его в руках, улыбнулся чему-то.

Жила начал понимать, что к чему. Не до конца еще, но тревожно колыхнулась душа, вздрогнула и подтолкнула его сухое тело от костра подальше, в чернеющий за спиной куст. Выстрела он не слышал. Не слышал и собственного хрипа и гулкого падения тела на мокрую траву.

Прозвучало еще семь выстрелов. В воду, глухо булькнув, полетели ружья и ножи. Круги долго бились в берега, слизывая соленую пену. Полковник был еще жив. Студент наклонился:

- Крепкий ты, однако, отец. Может оно так и лучше будет. Мне пора. Скоро гости приедут. Надеюсь, больше не увидимся. – Он бросил на грудь полковника пистолет с глушителем, и уже уходя, бросил:

- Пригодится…

Скоро послышались звуки приближающегося катера. Он гнал волну впереди своей железной грудью…

Пистолет не пригодился. Полковник умирал. Он не мог шевелиться. Из почти раздробленной выстрелом головы кровь шла густо, заливая глаза, дымилась на свежем воздухе. Катер причалил, народу было много. Все матерились и глупо пинали трупы охотников. Они, наверное, никогда не поймут, что здесь произошло.

Просто их хозяин вдруг свалился c мягкого стула, на котором сидел и пил коньяк и тупо уставился в небо. Начальник охраны, он не пил вовсе, упал на землю и утащил тело хозяина за машину. Остальные попадали и начали палить неизвестно куда. Потом уже допетрили, что стреляли с другого берега…

…А лось обязательно вернется в эти места. Непременно когда-нибудь из низко наклоненных лап елей высунется осторожно лобасто-рогатая голова с большими влажными глазами. Осторожно втянет широкими ноздрями воздух и ступит на кусок исконно своей территории. А люди долго не будут беспокоить тишину и спокойствие здешних мест. По крайней мере, охоты «в разгул» не будет. Может и прошаркает где одиночка с тертой котомкой за спиной, посидит, покурит, поднимет голову вверх, охватит взглядом высокое, спокойное небо с легкими, почти прозрачными облаками и …улыбнется. Улыбнется, когда прямо перед ним раздвинутся камыши, и утиная чета важно переваливаясь, проследует куда-то. Селезень повернет голову, блеснет внимательным взглядом и, крякнув, расправит крылья.

Охотник не станет стрелять. Он побоится даже пошевелиться, дабы не спугнуть стаю. Посидит, отдохнет. Бросит окурок в темную воду и пойдет дальше. Идти еще далеко, успеть бы засветло…

 

Копылов Роман