"ДА, СМЕШНЫЕ ЭТИ ЛЮДИ, КАК РАХМЕТОВ…

НО ИМИ РАСЦВЕТАЕТ ЖИЗНЬ…"

Так сказал про главного героя своего романа "Что делать" Николай Гаврилович Чернышевский.

В настоящее время этот роман потерял в России свою актуальность. Там больше не рассуждают "Что делать?", а быстрыми темпами строят капитализм.

С одной стороны, в результате ограбления народа и присвоения национальных богатств, появились сотни миллиардеров и миллионеров, с другой – миллионы бедняков.

Но, для первых и вторых вопрос "Что делать?", по-прежнему актуален. Первые не знают, что делать с награбленными миллиардами. Вторые, не знают, как прожить на нищенскую пенсию и зарплату.

Не теряется интерес и к прототипу главного героя романа – Павлу Бахметьеву, бывшему студенту Горыгорецкого земледельческого института, который упоминается в десятках материалов, размещённых в Интернете.

Говориться о нём в художественном произведении – повести Сергея Залыгина "Однофамильцы" и даже в "Энциклопедии загадочных мест планеты"!?!

Чем же интересна судьба этого человека? Об этом наш рассказ…

 

Друг и ученик Н.Чернышевского

 

Павел Александрович Бахметьев принадлежал к старинному дворянскому роду. Отец его, А.П. Бахметьев, был поручиком в царской армии. Бахметьевы владели деревней Изнаир Сердобского уезда Саратовской губернии, где в 1859 году насчитывалось 23 двора и 167 крепостных крестьян.

Литературоведы Н. Эйдельман и С. Рейсер нашли ряд интересных документов, которые содержат много дополнительных подробностей об этой семье и том окружении в котором 23 мая 1828 года родился будущий социалист -утопист П. Бахметьев (См.: Н.Я.Эйдельман. Павел Иванович Бахметьев [ Одна из загадок русского революционного движения] // Революционная ситуация в России в 1859-1861гг.- М., 1965. т.1У- С.387-398; С.А. Рейсер "Особенный человек" П.А.Бахметьев// Русская литература.1963. №1.С.173-177).

В пятнадцать лет Бахметьев поступает в Саратовскую гимназию, где учился с 1845 до 1851 год. Вместе с ним занимался Д. Мордовцев (1830 – 1905). В последствии он стал известным русским и украинским писателем, историком и публицистом, автором популярных в 1860–80-х гг. художественных произведений (в основном из русской и украинской истории — Полное собрание исторических романов, повестей и рассказов, тт. 1–33, СПб., 1914).

Как известно они не только учились вместе, но и дружили. В статье "О Рахметове" (Северный курьер", № 4 за 1900 г.) он писал: "Я его знал очень хорошо, потому что в конце сороковых лет учился с ним в одной гимназии в Саратове. Жил с ним на квартире рядом".

Д. Мордовцев характеризует Павла Бахметьева, как довольно избалованного барчука. Далее он писал:"Способности Бахметьева были не блестящие и я часто помогал решать ему математические задачки, переводить с латыни тяжёлые места. Однако то, что он освоил с трудом, то держалось в его убеждении так крепко, что и клещами не вытащить".

Однако от кого он мог услышать про социализм, про социалистов-утопистов? Скорее всего, от Н.Г. Чернышевского, с которым Бахметьев был лично знаком.

Как известно, Н. Чернышевский в это время (1842-1845) учился в Саратовский семинарии.

Н.Чернышевская в книге "Н.Г.Чернышевский в Саратове" писала, что как раз в этот период Николай Гаврилович встречался с молодыми людьми. "Кто эти молодые люди точно не известно, однако можно считать, что среди них был будущий писатель Д.Мордовцев и П.Бахметьев, который стал затем прототипом Рахметова.

В 1846 году жизненные пути их расходятся. Чернышевский поступает в Санкт-Петербургский университет, а Бахметьев продолжает учиться в Саратовской гимназии. Но Чернышевский помнит о своём знакомым и в письмах к двоюродному брату А. Пыпину часто вспоминает про Бахметьева:

16 августа 1846 года: "Пиши, будут ли переведены Чесноков, Бахметьев ( про этого нечего, кажется, спрашивать)…;

19 октября 1846 года: "...по субботах" кланяйся от меня постоянно, не пропуская ни одной субботы Чеснокову, Кочкину, Бахметьеву…"(Н.Г. Чернышевский. Пол. собр. соч. Т.14.С.40,71).

Проучившись четыре года (1846-1850) в университете, Чернышевский возвращается в Саратов и начинает работать преподавателем словесности в гимназии. В Саратовском государственном доме-музее Н.Г.Чернышевского хранится аттестат на имя П. Бахметьева, выданный 11 июля 1851 года.

Из него видно, что он закончил Саратовскую гимназию со средней оценкой в 4 балла. Но самое интересное в том аттестате - предпоследняя по порядку подпись: "Старший учитель Чернышевский".

Что делал П.Бахметьев целый год после окончания гимназии не известно. А дальше была учёба в земледельческом институте.

 

Учёба в Горках

 

Летом 1852 года он покидает Саратов и приезжает в Горки Могилевской губернии.

"После гимназии, - вспоминает Д. Мордовцев, - Бахметьев поступает в Горыгорецкое сельскохозяйственное учреждение, про которое всегда мечтал, взяв с собой на свой счёт своего товарища Августа К., о котором также как о товарище по подвигах Рахметова, говорится в романе "Что делать?"

Почему именно в земледельческий институт? Д. Мордовцев в своих воспоминаниях объясняет это тем, что ещё в гимназии он решил ехать основывать колонию на социалистических принципах в Новую Зеландию, где по его мнению было "великолепное сельское хозяйство, к которому всегда лежали его симпатии, почему он и поступил после гимназии в Горы-Горки".

Как известно, к этому времени в России было несколько средних сельскохозяйственных учебных заведений, но как мы видим Бахметьев хотел получить сельскохозяйственные знания в высшем учебном заведении. В России в то время такое заведение было только в Горках.

Можем предположить, что ехать в Горки ему мог посоветовать Н.Чернышевский, который знал про институт от своего одноклассника по Саратовской духовной семинарии И. Палимпсестова (1818 -1902).

Дело в том, что в 1844 году Синодом было принято решение о посылке в Горки для учёбы в высшем разряде училища воспитанников духовных семинарий для того, чтобы из них подготовить преподавателей агрономии для семинарий.

Среди тех, кто был послал из Саратовской семинарии был И.Палимпсестов. Он учился с 1844 по 1846 годы в высшем разряде Горы-Горецкого земледельческого училища (во всех опубликованных о нём материалах ошибочно сказано, что он учился в институте, но институт в Горках был открыт только в 1848 году).

Затем работал преподавателем сельского хозяйства и естественных наук в Саратовской семинарии. В 1851 г. перешел в Одесскую духовную семинарию, где читал теорию садоводства. В 1853 г. был приглашен на кафедру сельского хозяйства в Ришельевский лицей, затем был профессором в Новороссийском университете.

В 1868 г.он оставил профессуру и отдался всецело занятиям в Обществе сельского хозяйства Южной России, в котором 17 лет работал секретарем и редактором "Записок" общества.

В момент приезда П.Бахметьева в Горки там работало уже три учебных заведения: земледельческий институт, земледельческое училище и учебная ферма, где обучалось 447 человек. Больше всего человек училось в институте – 222 студента из почти всех губерний России, а также из Германии и Франции.

Бывший студент института С. Акулич, вспоминая о годах, проведенных в Горках в этот период, писал: "Попал сразу в тот омут, в ту человеческую суету с разных сторон: из Литвы и Белой Руси, с Королевства и Подолии, с Волыни и Украины – представителей разных краёв, разных миров, понятий и суждений, обычаев и привычек однако сплавленных тут в одну амальгаму, имя которой было: студент Горыгорецкого института…"

Вот в такой "омут", в такую "человеческую суету" попал наш герой. Думается, что в Горках ему было не скучно. Но не за развлечениями поступал он туда. У него была благородная цель – обогатиться знаниями и ехать дальше – основывать колонию на социалистических принципах.

П.Бахметьев был принят в институт без экзаменов, как окончивший полный курс гимназии. За обучение нужно было платить 125 рублей за учебный год. Жить можно было в пансионе, или на частной квартире.

В это время в институте преподавали известные учёные: С.Ф. Федоров, Б.А. Михельсон, Б.А. Целинский, П.А. Раздольский, Э.Ф. Рэго, Р.Е. Кнюппер, К.Д.Шмидт и другие. У них и учился П.Бахметьев.

Сохранились ли сведения про обучение в Горках Павла Бахметьева и его товарища?

В Национальном историческом архиве Беларуси нахо-диться большой фонд (несколько тысяч дел) Горецких учебных заведений.Неоднократно работая в архиве, я искал материалы, связанные с учёбой там П. Бахметьева, но не нашёл. Вероятно, что они хранятся в областном историческом архиве Санкт-Петербурга, где сосредоточена значительная часть архива института (её перевезли туда после 1864 года, когда институт был закрыт и переведён в Санкт - Петербург).

Но оказалось, что и архивные поиски не нужно было предпринимать. Достаточно было заглянуть в 3-ю книгу "Записок Горыгорецкого земледельческого института" за 1854 год. Это первым сделал С. Рейсер.

Здесь в отчёте за 1852-1853 учебный год мы находим фамилию знакомого нам Бахметьева. Интересно, что учился он очень хорошо. В отчёте сказано: "подвергались испытаниям 46 студентов, из которых переводятся на 2 курс 42 студента в следующем по старшинству порядке..." Бахметьев там значиться третьим по старшинству ( т.е, по успехам).

Однако в отчёте за 1853-1854 учебный год, он уже не указан, значит, несмотря на успехи, покидает институт, не окончив второй курс. Тут необходимо вспомнить, что и Рахметов окончил учёбу на втором курсе.

Видимо П.Бахметьев не ставил перед собой цель окончить полный курс обучения в институте. Для этого понадобилось бы учиться четыре года (выпускники получали звание "действительного студента агрономии", а те кто защищал дипломную работу – "кандидата агрономии".

Проучившись два года он посчитал, что полученных знаний будет достаточно для создания сельскохозяйственной коммуны.

Вместе с ним покидает учёбу и его товарищ К. Авуст (так шифрует его Д. Мордовцев).

Н. Эйдельман в фонде III отделения (ЦГА России, г.Москва) нашёл интересный документ о том, как в 1859 группа саратовских общественных деятелей послала приветственный адрес цензору фон Краузе, которого преследовал царское правительство. Жандармы сняли с его копию. Известно, что адрес подписали: Мордовцев, Белов, а также Август К.

Кто он? Этого мы не знали до того времени, пока из Саратова не получили фотокопию "Списка учеников Саратовской имназии VII класса с пожеланием мест, куда они поступать желают". В списке сказано: "Павел Бахметьев. 22 года, сын потомственного дворянина. Заявил о желании поступить в Горыгорецкий земледельческий институт".

В списке под №6 написано "Клаус Авуст". В какое учебное заведение он планировал поступать об этом в списке ничего не сказано.

Д. Мордовцев вспоминал, что П.Бахметьев поехал на учёбу в Горки, взяв на свой счёт друга. Но в 3-ей книге "Записок Горыгорецкого земледельческого института " за 1853 год его фамилию мы не находим.

А дело в том, что Д. Мордовцев ошибался. К.Август приехал не вместе с П.Бахметьевым, а на следующий год. По данным Национального исторического архива Беларуси он был принят по экзамену в институт в августе 1853 года. На первом курсе 1853-1854 года он был первым "по старшинству", но летом 1855 года покидает институт по собственному желанию.

Не совсем понятно, почему он поступал, сдавая вступительные экзамены. Ведь он также окончил полный курс гимназии.

Из книги С.Д. Соколова "Саратовцы: писатели и учёные" ( Саратов, 1913.) можно узнать, что А. Клаус долгое время служил в Саратовской конторе иностранных поселенцев, а затем был переведён в Санкт-Петербург. Умер в 1870 году. Известен как автор ряда статей, опубликованных в журнале"Вестник Европы" и книги "Наши колонии"( Опыты и материалы по истории и статистике иностранной колонизации".СПб.,1869 г.).

Следует согласится с мнением Н. Эйдельмана, что дальнейшие поиски материалов, которые касаются этого человека, могут открыть что-то новое и про П.Бахметьева. Ведь про него А.Клаус, несомненно знал многое.

 

Последняя встреча с другом и учителем

 

Про жизнь П. Бахметьева в 1853-1857гг. ничего не известно. Д.Мордовцев считал, что он в это время "пошёл в бурлаки…, пробовал спать на гвоздях".

Летом 1857 года он появился у Д. Мордовцева с небольшим саквояжем, в котором были деньги за проданное имение и заявил, что собирается ехать на Маркизские острова, где думает "основать независимое общество, почти что государство".

Известно, что Д. Мордовцев иронизировал, зная с какими деньгами едет П. Бахметьев : "…важная сумма для основания чуть ли не государства". Он по-видимому не знал, что земля там стоила очень дешево – 2 фунта за акр, а проезд из Англии в Новую Зеландию всего 20-40 фунтов. Имел же он с собой более 1200 фунтов!

Он договорился с Д. Мордовцевым, что будет ему писать и пригласит его на должность редактора журнала вольного общества.

П.Бахметьев рассказал ему, что перед отъездом встречался в Санкт-Петербурге с Н. Чернышевским. Д. Мордовцев вспоминал, что он говорил ему, что провёл с Чернышевским "…всю летнею ночь в беседе, гуляя по набережной Фонтанки…"

О чём шёл у них такой длинный разговор?

Писатель Роман Белоусов в произведении "О чем промолчали книги" попытался восстановить эту встречу: "В один из летних вечеров 1857 года Николай Гаврилович работал в своём кабинете над статьёй для "Современника"... Внезапно появился гость. Николай Гаврилович узнал в нём земляка, саратовского помещика Павла Александровича Бахметьева.

Присели к столу. В начале беседа не клеилась. И внезапно Бахметьев разговорился. Он стал говорить о своей горячей любви к Родине, однако тут же признался, что, несмотря на это, принял решение навсегда покинуть Россию.

И он рассказал, что продал своё имение, что на руках у него сумма в пятьдесят тысяч рублей. Деньги он решил использовать для нужд человечества. А для этого собирается отправиться на Маркизские острова для основания там земледельческой колонии, идеального общества типа коммуны, где труд будет источником радости.

Удивительный человек. То ли русская действительность ему настолько надоела, что он не видел возможности исправить её…,то ли под воздействием утопистов решил их идеи проверить на практике…

Павел Бахметьев хорошо запомнился Чернышевскому. В нём Николай Гаврилович увидел человека действия, натуру особого склада, характер которой сложился в результате непрерывного самовоспитания".

Здесь следует отметить, что писатель Р.Белоусов ошибался. По данным Н.Эйдельмана весной 1857 года, П.Бахметьев уезжал за границу улаживать свои дела и поэтому встреча с Н. Чернышевским могла состоятся только летом 1856 года. Кроме того странно звучат слова Р. Белоусова о том, что П.Бахметьев хорошо запомнился Н. Чернышевскому.Писатель, верояно не знал, что они были уже знакомы очень давно.

Н.Эйдельман считал, что П.Бахметьев предлагал часть денег Н.Чернышевскому, но тот отказался и посоветовал поехать в Лондон и передать их А. Герцену.

 

Встреча с А. Герценым

 

В начале августа 1857 года Павел Бахметьев едет в Лондон. Перед эти он получил заграничный паспорт, и в газете" Саратовские губернские ведомости" появилось объявление о том, что отъезжает за границу сердобский помещик Павел Алексадрович Бахметьев.

Вскоре он встретился с Александром Ивановичем. Откроем страницы воспоминаний А.Герцена "Былое и думы". В седьмой части (раздел "Молодая эмиграция") Герцен пишет: "Одним утром я получил записку, очень короткую, от какого-то незнакомого русского; он писал мне, что имеет "необходимость меня видеть", и просил назначить время. Я в это время шел в Лондон, а потому вместо всякого ответа зашел сам в Саблоньер-отель и спросил его. Он был дома. Молодой человек с видом кадета, застенчивый, очень невеселый и с особой наружностью, довольно топорно отделанной, седьмых-восьмых сыновей степных помещиков. Очень неразговорчивый, он почти все молчал; видно было, что у него что-то на душе, но он не дошел до возможности высказать, что.

Я ушел, пригласивши его через два-три дня пообедать.

Далее И. Герцен пишет, что снова встретил молодого человека случайно на улице. Они разговорились.

- "Можно с вами идти? - спросил он.

- Конечно, - не мне с вами опасно, а вам со мной. Но Лондон велик...

- Я не боюсь, - и тут вдруг, закусивши удила, он быстро проговорил: - я никогда не возвращусь в Россию... нет, нет, я решительно не возвращусь в Россию...

- Помилуйте, вы так молоды?

- Я Россию люблю, очень люблю; но там люди... там мне не житье, я хочу завести колонию на совершенно социальных основаниях; это все я обдумал и теперь еду прямо туда.

- То есть куда?

- На Маркизовы острова.

Я смотрел на него с немым удивлением.

- Да... да. Это - дело решенное. Я плыву с первым пароходом и потому очень рад, что вас встретил сегодня. Могу я вам сделать нескромный вопрос?

- Сколько хотите.

- Имеете вы выгоду от ваших публикаций?

- Какая же выгода. Хорошо, что теперь печать окупается.

- Ну, а если не будет окупаться?

- Буду приплачивать.

- Стало, в вашу пропаганду не входят никакие торговые цели? Я расхохотался.

- Ну, да как же вы будете одни приплачивать? А пропаганда ваша необходима... вы меня простите, я не из любопытства спрашиваю - у меня была мысль, оставляя Россию навсегда, сделать что-нибудь полезное для нее, я и решился... да только прежде хотел знать от вас самих насчет дел... да-с, так я и решился оставить у вас немного денег. На случай, если вашей типографии нужно или для русской пропаганды вообще, так вы бы и распорядились.

Мне опять пришлось посмотреть на него с удивлением.

- Ни типография, ни пропаганда, ни я, в деньгах, мы не нуждаемся - напротив, дело идет в гору - зачем же я возьму ваши деньги - но, отказываясь от них, позвольте мне от души поблагодарить за доброе намеренье.

- Нет-с, это - дело решенное. У меня пятьдесят тысяч франков; тридцать я беру с собой на острова, двадцать отдаю вам на пропаганду.

- Куда же я их дену?

- Ну, не будет нужно, вы отдадите мне, если я возвращусь; а не возвращусь, лет десять или умру, употребите их на усиление вашей пропаганды.

Только, - добавил он, подумавши, - делайте, что хотите, но... но не отдавайте ничего моим наследникам. Вы завтра утром свободны?

- Пожалуй.

- Сводите меня, сделайте одолжение, в банк и к Ротшильду; я ничего не знаю, и говорить не умею по-английски и по-французски очень плохо. Я хочу скорее отделаться от двадцати тысяч и ехать.

- Извольте, я деньги принимаю, но вот на каких основаниях: я вам дам расписку...

- Никакой расписки мне не нужно...

- Да, но мне нужно дать и без этого ваших денег не возьму. Слушайте же. Во-первых, в расписке будет сказано, что деньги ваши вверяются не мне одному, а мне и Огареву. Во-вторых, так как вы, может, соскучитесь на Маркизских островах, и у вас явится тоска по родине (он покачал головой)... почем знаешь, чего не знаешь, - то писать о цели, с которой вы даете капитал, не следует, а мы скажем, что... деньги эти отдаются в полное распоряжение мое и Огарева - буде же мы иного распоряжения не сделаем, то купим для вас на всю сумму каких-нибудь бумаг, гарантированных английским правительством, в пять процентов или около.

Затем даю вам слово, что без явной крайности для пропаганды мы денег ваших не тронем; вы на них можете рассчитывать во всех случаях, кроме банкротства в Англии.

- Коли хотите непременно делать столько затруднений, делайте их... а завтра едем за деньгами".

Затем И.Герцен пишет интересные подробности о том, как П. Бахметьев передавал ему деньги:

"Следующий день был необыкновенно смешон и суетлив. Началось с банка и Ротшильда - деньги выдали ассигнациями. Б<ахметев> возымел сначала благое намерение разменять их на испанское золото или серебро. Конторщики Рот<шильда> смотрели на него с изумлением, но когда вдруг, как спросонья, он сказал совершенно ломаным франко-русским языком: "Ну, так летр креди иль Маркиз", тогда Кестнер, директор бюро, обернул на меня испуганный и тоскливый взгляд, который лучше слов говорил: "Он не опасен ли?" К тому же никто еще никогда в доме у Ротшильда не требовал аккредитива на Маркизские острова.

Решились тридцать тысяч взять золотом и ехать домой; по дороге заехали в кафе, - я написал расписку; Б<ахметев>, со своей стороны, написал мне, что отдает в полное распоряжение мое и Огар<ева> восемьсот фунтов. Потом он ушел зачем-то домой, а я отправился его ждать в книжную лавку; через четверть часа он пришел бледный, как полотно, и объявил, что у него из 30000 недостает 250 фр., то есть 10 liv. Он был совершенно сконфужен. Как потеря 250 фр. могла так перевернуть человека, отдававшего без всякой серьезной гарантии 20000, - опять психологическая загадка натуры человеческой.

- Нет ли лишней бумажки у вас?

- Со мной денег нет, я отдал Rothsch, и вот расписка: ровно 800 фунтов получено.

Б<ахметев>, разменявший без всякой нужды на фунты свои ассигнации, рассыпал на конторке Тх<оржевского> 30000 - считал, пересчитывал, - нету 10 фунтов, да и только. Видя его отчаянье, я сказал Тх<оржевскому>

- Я как-нибудь на себя возьму эти проклятые десять фунтов, а то он же сделал доброе дело, да он же и наказан.

- Горевать и толковать тут не поможет, - прибавил я ему: - я предлагаю ехать сейчас к Ротшильду.

Мы поехали. Было уже позже четырех, и касса заперта. Я взошел с сконфуженным Б<ахметевым>. Кестнер посмотрел на него и, улыбаясь, взял со стола десятифунтовую ассигнацию и подал ее мне.

- Это каким образом?

- Ваш друг, меняя деньги, дал вместо двух пятифунтовых две десятифунтовые ассигнации, а я сначала не заметил.

Б<ахметев> смотрел, смотрел и прибавил:

- Как глупо - одного цвета и десять фунтов и пять фунтов; кто же догадается? Видите, как хорошо, что я разменял деньги на золото.

Успокоившись, он поехал ко мне обедать - а на другой день я обещался прийти к нему проститься…"

1 сентября 1857 года Павел Бахметьев отплывал на Маркизские острова. И. Герцен пришёл его провожать. "Он был совсем готов, писал он, – маленький кадетский или студенческий, вытертый, распертый чемоданчик, шинель, перевязанная ремнем, - и... тридцать тысяч франков золотом, завязанные в толстом футляре так, как завязывают фунт крыжовнику или орехов.

Так ехал этот человек на Маркизские острова.

- Помилуйте, - говорил я ему, - да вас убьют и ограбят прежде, чем вы отчалите от берега. Положите лучше в чемоданчик деньги.

- Он полон.

- Я вам сак достану.

- Ни под каким видом.

Так и уехал. Я первые дни думал, чего доброго его укокошат - а на меня падет подозрение, что подослал его убить.

С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу…"

А.Тучкова-Огарёва вспоминала, что А.Герцен долго, но без результатов отговаривал Бахметьева ехать. Он говорил ему: "Не торопитесь, и тут не всё безрадостно и безнанадёжно…"

В 1859 году к А.Герцену приезжает Н. Чернышевский. Прямых доказательств того, что они говорили про судьбу П. Бахметьева нет. Но, есть косвенные.

Уже находясь в Александровской каторжной турьме Н.Чернышевский рассказывал политкаторжанину С. Стахевичу об своей поездке. С.Стахевич вспоминал, что "Николай Гаврилович…прибавлял подробности, называя их забавными. О том, как этот чудак ( Бахметьев) вошел к Герцену с каким-то узлом в руках, как он развёртывал салфетку, в которой были завязаны денежные пачки, как несколько пачек выскользнули и рассыпались по полу".

А что же стало с деньгами, которые оставил П. Бахметьев А.Герцену?

Александр Иванович об этом также пишет в книге" Былое и думы": "Деньги его я положил в фонды с твердым намерением не касаться до них без крайней нужды типографии или пропаганды.

В России долгое время никто не знал об этом, потом ходили смутные слухи... чему мы обязаны двум-трём нашим приятелям, давшим слово не говорить об этом. Наконец, узнали, что деньги действительно есть и хранятся у меня.

Весть эта пала каким-то яблоком искушенья, каким-то хроническим возбуждением и ферментом. Оказалось, что деньги эти нужны всем, а я их не давал. Мне не могли простить, что я не потерял всего своего состояния, а тут у меня депо, данный для пропаганды; а кто же пропаганда, как не они.

Сумма вскоре выросла из скромных франков в рубли серебром и дразнила еще больше желавших сгубить ее честно на общее дело. Негодовали на Б<ахметева>, что он мне деньги вверил, а не кому-нибудь другому, самые смелые утверждали, что это с его стороны была ошибка, что он действительно хотел отдать их не мне, а одному петербургскому кругу и что, не зная, как это сделать, отдал в Лондоне мне. Отважность в этих суждениях была тем замечательнее, что о фамилии Б<ахметева> так же никто не знал, как и о его существовании, и что он о своем предположении ни с кем не говорил до своего отъезда, а после его отъезда с ним никто не говорил…

Я решительно денег не давал, и пусть требовавшие их сами скажут, где они были бы, если б я дал.

- Б<ахметев>, - говорил я, - может воротиться без гроша, трудно сделать аферу, заводя социалистическую колонию на Маркизских островах.

- Он, наверное, умер.

- А как, назло вам, жив?

- Да ведь он деньги эти дал на пропаганду.

- Пока мне на нее не нужно.

- Да нам нужно.

- На что именно?

- Надобно послать кого-нибудь на Волгу, кого-нибудь в Одессу.

- Не думаю, чтоб очень нужно было.

- Так вы не верите в необходимость послать?

- Не верю.

"Стареет и становится скуп", - говорили обо мне на разные тоны самые решительные и свирепые. "Да что на него смотреть; взять у него эти деньги, да и баста", - прибавляли еще больше решительные и свирепые. "А будет упираться, мы его так продернем в журналах, что будет помнить, как задерживать чужие деньги".

Денег я не дал".

Известно, что А.Герцен использовал для дела только проценты с этих денег. И только в 1869 году, незадолго до смерти, передал их в качестве помощи группе эмигрантов.

 

Подведём некоторые итоги

 

15-летний сын дворянина Павел Бахметьев поступает в Саратовскую гимназию, где судьба его сводит с Н. Чернышевским. Тут возникает вопрос: почему дворянский сын попал в учебное заведение так поздно? Ведь его учителем был его ровесник – Чернышевский.

Одноклассник Бахметьева вспоминает про его как избалованного и не очень способного к учебе. Не объясняется ли это его слабым здоровьем? Тут необходимо заметить, что характер Бахметьева сложился "в результате непрерывного самовоспитания, как считал Н. Чернышевский.

Может быть, благодаря самовоспитанию и упорному труду объясняется и тот факт, что Бахметьев слабый гимназист, стал третьим по успеваемости среди студентов Горыгорецкого института.

Можно не сомневаться, что Н. Чернышевский знал и 15-летнего, и 29-ти летнего Павла, способного создать государство на социалистических принципах.

Четыре года для нас остаётся тайной. Его друг Д. Мордовцев считал, что был бурлаком и испытывал себя физически. Не желание ли проверить свои силы привело Бахметьева к этому поступку?

Логично допустить, что только тогда, когда он почувствовал себя морально и физически готовым для решения поставленной цели, наш герой решил покинуть Россию и поехать в далёкую страну.

Известно, что он периодически прямо или косвенно поддерживал связь с Н.Чернышевским. И видимо, для него не было не ожиданностью решение ученика ехать за границу; Чернышевский, кстати, не отговаривал, как А.Герцен, его от такого поступка.

Остаётся открытым только вопрос о том, почему именно ему пришла в голову такая мысль. Ведь он мог, окончив Горыгорецкое земледельческий институт, спокойно работать чиновником или хозяйничать в своём имении, т.е. делать то, что делали сотни тысяч дворян.

Мы не знаем ответа на этот вопрос. Можно только предположить, что есть категория людей, которые чувствуют себя плохо. Очень плохо! Когда значительной части народа также не хорошо. Они видят политическое, социальное и национальное угнетение, видят произвол и хамство чиновников и всё то, что было порождено крепостным правом и царизмом… И хотят это устранить. Вот, почему и появлялись революционеры из дворянских семей.

Кстати, на наш взгляд, странным сегодня является выбор россиян, которые из 12 имён в программе первого телевизионного канала "Имя Россия" выбрали четверо царей. И даже такого жестокого, как говорят "с кровью на руках" – Ивана Грозного.

Как бы там не было, П. Бахметьев своим примером моральной и физической подготовки к созданию нового общества вдохновил Н. Чернышевского на создание образа Рахметова. Того образа, который стал для многих революционеров эталоном, примером для подражания.

Известно, что Н. Чернышевский говорил С. Стахевичу, что:

— В своём романе я назвал особенного человека Рахметова в честь именно Бахметьева".

А в своём романе он писал, "…что это недурные люди…Мало их, но ими расцветает жизнь всех…"

Когда был опубликован роман " Что делать?", родственники Н. Чернышевского – Пыпины сразу узнали в Рахметове черты П. Бахметьева.

Евгения Николаевна Пыпина 16 марта 1863 года писала: "Там между тем выведен Бахметьев – помните его?

А 23 марта: "С большим интересом прочитаете Вы роман Николая. Рахметов – это Бахметьев Павел Александрович. Помните Вы его? Тут, между прочим, мы про это не говорим. Николай Гаврилович знал про него много такого, что мы и не знали".

Следы П. Бахметьева теряются с того самого сентябрьского дня, когда И. Герцен проводил его на пароход.

А искал ли его кто-то? Да. Литературовед Н.Эйдельман, заинтересовавшись судьбой П. Бахметьева, посылал запросы на острова Фиджи, в Новую Каледонию, Новую Зеландию и на Маркизские острова.

Однако ответы были отрицательные. Он встречался с Т. Хеердалом, который жил на Маркизских островах более года. Но и Хеердал, к сожалению ничего не слышал про П. Бахметьева.

В 1989 году мы также послали запросы в музеи и архивы этих островов, а также в Новую Зеландию. Ответы были отрицательные.

В настоящее время по Интернету мы просмотрели сотни материалов про Маркизские острова и Новую Зеландию. Теперь это районы активного отдыха и туризма. Но ни в одном материале мы не нашли упоминания про нашего героя.

Читателю наверное будет интересно узнать, что Маркизские острова, куда собирался ехать наш герой – это архипелаг во Французской Полинезии. Маркизы или "Фенуа Енана" или "Хенуа Ената" (Земля Людей) как жители Маркизов называют свои острова, находятся в 1500 км на Северо-Восток от о. Таити, около экватора (между 7 и 10 градусами южной широты и 138 и 141 западной долготы).Разбросанные на поверхности в 1300 кв. км 12 островов разделены на 2 группы: Северные Маркизы и Южные Маркизы.

Население островов составляет всего 8,7 тыс. человек (2002). Административный центр — Таиохаэ на острове Нуку-Хива. Из всех островов только шесть населены.

Видимо нужно согласиться с мнением, что П.Бахметьев был ограблен и убит ещё во время путешествия.

"Я ничего не ведаю о судьбе этого человека. Но она почему-то тревожит меня…", – писал Н.Эйдельман.

Думается, что судьба бывшего студента Горыгорецкого земледельчского студента Павла Бахметьева, прототипа Рахметова, заинтересует пытливых читателей.

Приглашаем к совместному поиску…