Мы с Аринкой дружили с детства. Куклами менялись, в одной песочнице веселились, а потом вместе грязь между пальчиков ног выкалупывали. Часто смотрели мультики на веранде в доме её дедушки. Полдник после сна тоже проводили вместе, в моём саду фруктовые деревья объедали.

Зимой, когда холодно было, и снег лежал по колено, родители наши запрягали в сани собак и по заснеженным улочкам родного города гнали что есть мощи в сторону парка.

Домики наши по-соседству стояли. Ни сестёр, ни братьев у нас с подругой не было. Оттого и нужны были друг другу.

В садик мы с ней не ходили, дома всё время проводили – то у меня, то у неё. Бабушка её нас грамоте обучила, а как подросли, швейному мастерству учить стала. Так к десяти годам мы с Аринкой всех своих кукол обшивали. Мечтали мы с ней швейную мастерскую сделать, как вырастем. Вот так и росли мы с ней рядышком.

Но как все добрые сказки заканчиваются, так и наше с ней содружество прервалось. С родителями моим неладное случилось: мать изнасиловали и оставили помирать, привязанную к столбу на обочине. А отец всю вину на себя брал, как и полагалось любящему мужу. Не знаю на кого мою судьбу полагал, то ли просто слабым он был, но своё одиннадцатилетние я в детдоме встречала. Его прав родительских лишили, а семье Аринки меня власти не доверили. Долго бабулька Нюра бегала с документами, чтоб меня отсудить, да так и не выходило ничего.

С ребятами подружиться поначалу было не очень легко – после моего былого окружения, дети с нездоровым развитием сильно на меня влияли. Да и подруги очень не хватало. Приезжала она ко мне поначалу, и бабушка её всегда привозила чего-нибудь вкусненького и одежду новую, только её сразу отбирали, чтоб остальных детишек против меня не настраивать.

Так и проходила ранняя моя юность в детдоме. Скоро Аринка пропала. А меня в город не пускали, да и далеко было с пригороди к ней ездить, а денег-то совсем не давали.

Оставалась в моей душе история о незаконченной дружбе с человеком, которым дорожила я больше каких-либо материальных ценностей, которых, кстати, в ту пору жизни у меня вовсе не было.

К отцу долгое время тоже не пропускали, пока не перевели его в другую клинику, где на психику его, сильно поврежденную, управа нашлась. Тяжело мне было, больно на него смотреть: взгляд довно мёртвого изнутри человека, которого из последних сил держат на этом свете. Порой казалось, ничто его не спасёт. Не долго ему тогда оставалось…

Да и сама я была оборванцем. Когда могла пойти куда хочу, и деньги в кармане появились, страшно было к Аринке сунуться, хотя и жуть как хотелось.

Ради самой себя хотелось выжить и обрести новую жизнь. Но что я могла знать о настоящей жизни, если некому было научить меня смотреть на многие вещи так, как все смотрят. Смотреть так, как надо смотреть, чтоб оплошностей меньше было.

К двадцати пяти годам я работала на фабрике, по-ночам подшивала, как могла, чтоб только денег подзаработать. Жизнь понемногу налаживалась да местечко в общежитии выделили мне неплохое.

Но осадок в душе оставался. Сломанная юность и безбрежные воспоминания о счастливом детстве не всегда давали возможность бодро возвращаться к моей действительности. Не хватало много чего. Наверстать то, чего не поняла вовремя и то, что упустила из-за своей недалёкости, возможности не было, да и времени на это как-то не хватало.

Многие девчёнки, с которыми я училась и долгие годы таскалась по приютам, обзавелись семьями со своими скандалами, нежностями и детьми. Меня что-то отталкивало от подобного существования. Но и скитаться закаулками, лазить по мусоркам, как многие другие, я не собиралась.

Одним воскресным утром я старательно привела себя в порядок, насколько это было возможно, и отправилась навестить старых друзей.

Найти дом оказалось не проблемно. Аринка больше не жила с родителями, но разыскать её мне помогли. Бабульки Нюры больше не было в живых. Не застала я её, долго собиралась. Всего не несколько лет опоздала.

Встречу с Ариной откладывать я не стала. И хорошо. Иначе сейчас бы очень сожалела.

К тому времени как я пришла её навестить, она обжилась в нехилой квартирке и построила ателье, о котором мы однажды с ней замечтали. Ни мужа ни семьи у неё не было. только родители и сплошные толпы подруг. Жила она при работе: вот тебе койка, кухня, а вот тебе и рабочая зона, этажом ниже.

Она сказала, что так долго ждала меня, ждала, что я наконец вспомню о ней и вернусь на старую улочку, где хлопотали радостные собаки в заснеженные, холодные дни.

А теперь я её семья и дружба наша переросла в нечто большее, крепкое, стабильное и желанное для нас обоих. Из моего первого приюта мы взяли себе дочурку и обучаем её швейному мастерству, как когда-то обучили нас с моей половинкой.