Эх ма, давно это было, да только сегодня припомнилось.

Планидушка моя, что твоя бумажка – обернуха: всю жизнь по трубочкам заворачивалась, а сейчас, на горушке, обратный процесс пошёл – собеседника треба.

А раз ты ко мне по - человечески, то и слушай себе пожалуйста.

 

Остался я после войны на сверхсрочную в Австрии, при штабе коменданта всей нашей оккупации генерал – полковника Курасова, телефонным мастером. Вена тогда была вся на секторы разбита. Там, тебе, за речкой Дунаем – англичане, а тута, у «Оперного» - Америка. Местным особо по городу шлындать не давали, но мы, как воины – победители, в гости к друг дружке похаживали.

И вот, как –то раз, на «Октябрьскую», вздумалось мне сеструхе моей Зинке и невесте Катерине, что в Воронеже шиш с маслом ели, радость доставить, подарочки типа сделать. Для Катерины–невесты, я модные капроновые перчатки у бриттов на сапоги сменял, а Америка мне прям у «Оперного», Зинке–сестре, трусы в карты продула!

Забацал я в тот же день две оказии, байки по уму накатал, выпил на радостях и... маленькую ошибку сподобил: перепут писем и адресов допустил.

Зинке я перчатки послал, а Катерине-невесте моей, Зинкины трусы с текстом вот такого содержу:

«Гутен тах, дорогая и ненаглядная моя Катерина!

Шлёт тебе боевой победный привет, и ещё кое–что к нашей свадьбе, гвардейский старшина Митрофан Козлов. Думкаю, что в это прохладное времечко мой небольшой сурприз доставит тебе удовольствие в его прямом ношении. А так как ты у меня очень шустрая, на присед и вставания скорая, и всегда тебе некогда, то купил я модель на «молнии» (по-немецки «Блиц» называется), чтобы не терялось времени драгоценного на её снятие. Продавщица в гешефте (по–нашему в сельпо) мне побожилась, что стирать их только раз в год и надо. Катенька - это то, что тебе и нужно, поскольку и другие ты стираешь не чаще.

Я взял розовые – мой любимый цвет. На женском поле они смотрятся просто взрывающе. По моей просьбе, та девушка –продавец, в сельпо, примеряла их на себе... да и другие дамы выглядели в них просто шикарно!

К Новому году я пришлю тебе ещё одни, другогу цвету, и тогда ты сможешь менять их по сезонно.

В тёплые дни снимай и небрежно носи в руке; тут так все модницы ходят. Старые, поношенные, не собирай, выбрасывай, потому, что от частого надева и снятия они бахромой обзаводятся; это я уже на многих видел.

Катерина, прошу тебя, будь осторожна с моим подарком, не давай каждому встречному поперечному лапать их своими грязными ручищами, береги добро!

Дома отведи им особое место, лучше на комоде, чтобы все видели, какие культурные вещи ты носишь.

Когда я приеду к тебе и вечер укроет нас в каком–нибудь парке на лавочке...

О, как я буду дрожать Сивкой–буркой от снимания их с тебя! О, как я буду лобызать то, что они все эти годы скрывали...

Но, если хочешь, мы можем радоваться нашей встрече и не сбрасывая их; так тоже можно - я в кино у американцев видел.

Извини, нет сил больше продолжать, так как очень волнительно от представленного мне эпизоду вдруг встало; пойду квасу попью...

Гутен абенд, это опять я!

Собрался, значит, снова с боевой силой (Крафт по –немецки), и хочу открыть тебе одну тайну. Однажды, перед войной, я точно такие же на твоей лучшей подруге Алле видел. Ну, ты знаешь, ни какого с тобой сравнения: как на корове седло!

Катя, летом мне дадут отпуск, я приеду в наш родной город, ты выбежишь встречать меня на перрон вокзала и, я прошу тебя, несмотря на жару, надень их. А когда поезд встанет, сними их гордо, и, взмахни ими увидев меня. Пусть все знают какая ты у меня современная!

До свидания, крепко целую те места, кои скоро обоймёт мой подарок. До встречи и свадьбы, гвардейский старшина Митрофан Козлов».

 

Свадьбы конечно не было. Катерина даже не пришла к поезду... А во всём Зинкины трусы виноваты, надо было и ей, дуре, перчатки добыть!