Мемуарчик

 

НУ, И ВИТАМИНКИ!

 

Это было на БАМе.

Мартовские морозы отпустили. Температура устоялась в пределах 20 градусов. И мы поехали теплой компанией на реку Туюн. Этот приток Буреи бы хорошо знаком нам по летним рыбалкам. Мы останавливались на крутом мысу, ниже которого закручивался омут. Рядом стояло заброшенное зимовье с печкой, вполне пригодное для зимнего ночлега.

В том месте на поплавочную удочку с короедом на крючке стабильно брал крупный темный хариус. Иногда попадались и ленки. Но ленков мы ловили обычно ночью спиннингом на искусственного мыша. На подледный же лов отправились впервые.

Лёд был толщиной под два метра. Чтобы добраться до воды, сперва поработали пешнями, затем бензопилой, потом коловоротом – двухсоткой с дополнительным метровым коленом. Умаялись с одной лункой дальше некуда, хотя и сменяли друг друга. Коловорота едва хватило. Еле успели его вытащить, как в воздух рванул серебряный фонтан.

На лед шлепались вполне товарные ленки и хариусы. Видно, ближние перекаты на Туюне перемерзли намертво, и рыба спасалась от удушья в омуте, к которому мы и заявились. Фонтан иссяк, но на поверхности проруби, то и дело появлялись, слабо пошевеливая плавниками, самые крупные экземпляры. Им, понятно, было не до клева, лишь бы кислороду глотнуть. Нам же хватило и той рыбы, что выкинуло на лед.

Большинство из нашего экипажа, прихватив «улов», отправились в зимовье варить уху. А мы с бригадным врачом Володей Богдановым остались у проруби, чтобы, хоть символически, окунуть в воду удочки. Как и следовало ожидать, не клевало. Богданов достал из-за пазухи фляжку с медицинским спиртом и два пластмассовых стаканчика. Выпили и, не переводя дыхания, запили туюнской водой. И еще по одной пропустили. Богданов расслабился и сказал:

- Ты, это, не ешь больше витаминки за завтраком.

Чашки с разноцветными сладкими горошинами стояли в нашей столовой на каждом столе, и мы лопали их горстями.

- Почему не есть? - спросил я.

- Это не витамины, а пилюли. Чтобы к бабам не тянуло. В тайге-то их нет!

Я в недоумении уставился на врача, переваривая его совет. То-то мы удивлялись, что женщины нам даже не снятся!

- Только ты никому не говори об этом, - спохватился Богданов.

В зимовье во избежание эксцессов я удержал язык за зубами. А по возвращении в городок, движимый состраданием к коллегам, выложил секрет всему палаточному воинству. Возмущенные таким вероломством, мужики двинулись в санитарную палатку. Богданов, завидя нас, вышмыгнул на улицу с другой стороны. А мы разыскали огромные банки с «витаминками» и отволокли их в тракторную колею, по которой тяжелая гусеничная техника ходила круглосуточно…

Летом мы с Богдановым снова оказались на знакомом мысу. Он рыбачил на закидушки. А я пускал поплавок своей шестиметровой удочки по течению. Поклёвка происходила всегда в одном и том же месте в момент, когда поплавок огибал большой подводный валун, и течение выталкивало короеда чуть ли не к поверхности. Он стремительно уходил вниз, и очередной темный хариус вынужден был обживать сетчатый садок.

Зимовье летом нам было ни к чему, и табор мы устроили прямо на мысу, прогрев предварительно костром-нодьёй место под палатку. Сидели в таежных сумерках, глядя на языки пламени, и, понятное дело, опять расслабились под уху. Он упрекнул меня:

-Ты зачем рассказал всем про пилюли?

- А вдруг они и в отпуске будут действовать?

- Думаешь, тот разбой вам помог?

Я насторожился и вопросительно глянул на приятеля.

- Пилюли стали растворять в кофейном титане, - продолжил он, – так было велено. А вы по три кружки кофе выпивали!

… С тех пор кофе я готовлю сам.