По одной из окраинных улиц большого города шел человек. Никто не мог сказать точно, сколько лет ему было.

Он шел медленно, но тихий звук его шагов гулко отдавался на мостовой, отпрыгивал от стен домой и терялся где-то в высоте неба. Несмотря на теплую погоду, он был в шляпе и довольно толстом пальто, хоть и изрядно поношенном. Шею его стягивал длинный, когда-то белый, шарф, оканчивающийся где-то у колен. На носу мужчины, да, скорее, старичка, сидели допотопные очки с поцарапанными стеклами, которые постоянно пытались убежать, тихо сползая к самому кончику. В руках он вертел потертый черный чемоданчик.

Шел он медленно, иногда шаркая, но уверенно, зная свою цель. Свернув на какой-то улице, человек зашел в любимый маленький парк.

На улице была весна. Все жило и цвело, тянулось к солнышку, хватая жадными глотками каждый лучик, каждую капельку. Деревья стояли будто невесты, в белых, кружевных платьях, и иногда роняли невинные цветочки, словно молодая жена букет в толпу незамужних подруг. Все дышало полной грудью. Какие-то дивные цветы выглядывали из-за старого трухлявого пня, птички щебетали, гоняя друг за другом и вырывая червячков.

А старичок все шел через парк. Но вдруг остановился и поглядел вокруг. Ни одни глаза на свете не воспринимали этот мир, как его глаза. Никто не мог уловить эти краски чего-то невидимого, новой жизни, никто, только он.

А он все шел, и никто не обращал на него внимания, никто его не знал.

Наконец, он пришел к своей цели. Это была окраина парка – его любимое место Старичок еще долго стоял на своеобразном возвышении, глядя вдаль на убегающие верхушки зеленых колоссов, на виднеющиеся крыши домов через «окно», сделанное самой природой, деревьями будто расступившимися перед дедушкой. Наконец, он сел на пенек, раскрыл чемоданчик и извлек… краски.

Старичок был художником, как водится, бедным художником, хотя и рисовал красиво, с душой.

В минуты, когда он творил, его лицо преображалось, становилось теплее, черты – мягче. Творил же он самозабвенно, будто один во всем белом свете. Его не волновали ни пронизывающий ветер, ни срывающийся дождь, ничто.

Старый, забытый всеми, ненужный дедушка был по-настоящему счастлив лишь здесь, у «окна» с кисточкой в руках и перепачканный красками.

Он, бедный художник, был своеобразным антиподом молодой весны, крепких листочков и вечной жизни, являя собой старость и приближающуюся смерть.

Но он был счастлив, несмотря ни на что. Он не продавал картины, творил для себя. Он упивался своими произведениями, а больше и нечем. Создавая свой собственный мирок, дедушка вдыхал в них жизнь, и существовал только в картинах и для них

Каждый день старичок уходил, и каждый день неизменно возвращался, проделывая долгий путь к одному из красивейших, как он считал, мест на земле.

Его шаркающие шаги еще долго будут слышны на мостовой, пока однажды ноги не перестанут ему повиноваться и не поведут его совершенно другой дорогой, вдоль белого пространства другой жизни.

 

23.10.07.