Семенякин Владимир

 

Не верю!

 

Иван Иванович, это случится неожиданно для тебя и для всех окружающих, это перевернёт, сломает привычную тебе жизнь. Твоя жена будет плакать по утрам, а под вечер носить тормозки к тебе в палату. Твои дети будут болезненно вздрагивать, когда у них будут спрашивать отчество. Сослуживцы ещё многие месяцы будут судачить о тебе; в коротких перерывах на ленч секретарши будут со смаком обгладывать косточки твоей рухнувшей репутации.

Возможно, тебе покажется в начале, что в том дне ничего особенного нет. Всё будет идти привычно, по уже проторенной, хорошо отрепетированной ежедневной колее… Впрочем, возможно, что-то особое и принесёт тебе тот день – например, повышение по должности. Пусть так и будет!..

С утра тебя разбудит до чёртиков надоевший будильник. Ненавистная мелодия с кровью выдерет тебя из сонной неги. На кухне уже будет возиться с посудой жена, будут вяло переговариваться невыспавшиеся дети. Ты вздохнёшь, понимая, что уже утро, решительно сбросишь с себя одеяло. Встанешь, хрустнув своими не совсем здоровыми сорокалетними суставами. Тщательно оденешься, стоя лицом к окну… Солнце ли будет за окном, хмурое утро ли – всё равно, ты этого не заметишь. Разве что, если в тот день в атмосфере будет что-то совсем выдающееся, ты поймаешь взглядом видимый среди серых тел высоток клочок неба, чтобы вежливо сказать кому-то в течение дня: «Хорошая погода, не правда ли!», или другое - как бы между прочим: «Ну и небо сегодня! Не иначе будет дождь!».

Закончив завязывать галстук (ты умеешь это делать, не так ли, и, понятно, очень гордишься, что обходишься в этом деле без помощи жены), выйдешь на кухню. Улыбнувшись милой отцовской улыбкой (у тебя болит гастритный желудок и гадкое настроение – но так надо), крикнешь: «Доброе утро, моя семья!». Дети что-то хмуро промямлят в ответ, жена устало отзовётся. Ты сядешь за стол, во главе, величественный, весь строгий такой, с иголочки. Твоя семья будет понимать, что ты торопишься, поэтому обычно-бессмысленный утренний разговор пройдёт скомкано, второпях. Стремительно покончив с едой, ты схватишь свой компьютерный кейс и выскочишь к порогу. Крикнув через весь дом, поторопишь детей. В глубине души затаишь обиду на свою семью – не понимают они, что у тебя ноет желудок и дурно на сердце… Впрочем, вслух ты, конечно, ничего не скажешь.

Дети наконец-то кончат завтракать и поплетутся к порогу, взваливая портфели на плечи. Жена чмокнет тебя, скажет что-то ласково-напутствующее. Потом один из твоих детей вспомнит вдруг, что забыл взять с собой дневник. Начнётся беготня. Уже едва сдерживаясь, ощущая, что желудок болит всё сильнее, ты бросишь: «Выходите, я пока разогрею машину!». Спустя пять минут, полные нервотрёпки и постоянного подглядывание на часы, из подъезда наконец-то выскочат твои дети и ты, вдавив педаль газа в пол, велишь им пристегнуться.

По дороге в школу ты успеешь прочитать какую-нибудь замшелую мораль о пользе собираться заранее. Они тебя, конечно, не будут слушать и ты будешь это прекрасно понимать. Однако всё равно выскажешься полностью, бросив уже вслед, когда твои дети, торопливо подхватив рюкзаки, выскочат из машины: «И чтобы завтра всё было кардинально по-другому!». Какое слово-то замечательное – кардинально! Сразу видно – интеллигент сказал – представитель великого и могучего среднего класса!

…Твоё пожелание, в кои-то веки, исполнится – завтра действительно принесёт кардинальные изменения. Для тебя – не в лучшую сторону. Но ты этого ещё не будешь знать…

По дороге на работу ты попадёшь в пробку. Как всегда. Вокруг будут бесноваться водители фур и шестисотых «мерсов», и от бесконечного гула клаксонов у тебя ко всему ещё и разболится голова. Сам-то ты не будешь участвовать в общем безумии – ты из среднего класса, тебе непозволительно уронить своё достоинство. И к чему портить нервы, если сделать ничего нельзя. Резь в боку у тебя станет к тому моменту ещё нестерпимей – не портить нервы, говоришь?

Наконец-то ты прорвёшься сквозь пробку. Проехав в темпе гонщика «Формулы-1» ещё пару улиц, ты увидишь свой офис. Стекло и бетон, три тысячи сотрудников – три тысячи винтиков в сложном транснациональном механизме.

Свернув к воротам подземного гаража, ты улыбнёшься охраннику (хотя на душе скребутся кошки), и предъявив пропуск, въедешь в открывшуюся створку ворот.

Ты припаркуешь машину и, схватив из багажника компьютер, направишься к лифту. По дороге ты встретишь Катю Сухишко – милую девушку из отдела бухучёта. Она всегда ходит в синих гламурных туфельках на высоких шпильках, носит безвкусную розовую гламурную кофточку и обливается литрами гламурных духов. Катенька уверена, что так и надо. Более того, в том, что так и надо, уверены все окружающие (притом, окружающие утверждают, что гламур им ненавистен).

И ты, Иван Иванович, сморщив на мгновение нос от оглушительной смеси запахов, тут же возьмёшь себя в руки, и скажешь: «О, Катюша, рад тебя видеть! Как у тебя дела?». Она хлопнет длиннющими ресницами, позвенит прозрачным смешком и скажет: «Иван Иванович, всё ОК!». Ты скажешь: «Хорошая погода, не правда ли!», или – другое: «Ну и небо сегодня! Не иначе, будет дождь!». Вы войдёте в лифт вместе, болтая о какой-то бессмыслице. При этом ты будешь кивать и поддерживать разговор, не спуская с лица идиотскую в своей вежливости улыбку. Ты будешь себя ненавидеть в тот момент – ненавидеть очень затаённо, не признаваясь себе в этом, и у тебя от этого ещё сильнее разболится желудок. Ты будешь напоминать себе, что так надо, что так живут все… Хотя нет, не будешь напоминать – ты будешь в этом просто уверен.

Наконец-то створки лифта раскроются, и Катя выйдет, оставив после себя крепкий парфюмерный дух. Два этажа ты проедешь сам. Всё это время ты будешь, продолжая глупо улыбаться, принуждённо думать, какая же всё-таки милая девушка – Катенька Сухишко… И чего от неё уже третий муж уходит… И она почему-то не выглядит особо расстроенной по поводу последнего развода, произошедшего на днях…

Тут ты быстрее прервёшь свои мысли, зарёкшись никогда не высказать бедной девушке указанных выше соображений. «Это было бы бестактно!» - пеняешь себе. И прошло же такое в голову! Не дай Бог сказать кому-то – назовут сплетником…

Ты окажешься на рабочем месте с десятиминутным опозданием. Поздороваешься со своими соседями по «клетке» (твой офис подобен тысячам других офисов по всему миру – картонные ячейки, точно клетки в школьной тетради по математике). Миша Громов, Костя Сидоркин, Антон Юшкин и Борис Манин. Со всеми соседями у тебя установлены деловые отношения – то есть, кроме их имени, фамилии, «мыла» и телефонного номера, ты знаешь только их должность. Ну и, конечно, к каждому у тебя добрососедские чувства (хм, ты в этом пока так уверен!..). Для работы вполне достаточно. Каждый из вас – остров – пусть вопреки словам Хемингуэя. Работаете вместе, в прямом смысле слова плечом к плечу, но на самом деле – вы одиночки, и пустота между вами шире космической.

Такие соображения ты тоже отбросишь – за ненадобностью. Пора будет работать. Приняв таблетку от гастрита, ты подключишь компьютер и выйдешь в корпоративную сеть. Дальше начнётся обычное беличье колесо. Звонки, письма, нервотрёпка, короткие перерывы на еду, деловые разговоры, жонглирование цифрами. И всё время ты будешь бесстрастным, деловым, спокойным. С коллегами будешь сдержано-воспитанный, с руководством – внимательно-услужливый.

А в два часа (отличное время, почему бы и нет?) тебя вызовет босс. Твои соседи уже давно будут знать о твоём грядущем повышении, и когда ты положишь трубку и сделаешь озабоченное лицо, они всё поймут, и тут же примутся подбадривать тебя, делать всякие нелепые наставления, вроде: «Главное, держи себя в руках!», или: «Отвечай на вопросы точно и осторожно!», или вообще, банальное: «Не бойся, всё уже давно решено!». Тебе тысячу раз наплевать на то, что они тебе говорят (им, кстати, тоже), но ты выразишь крайнюю признательность и поблагодаришь их. Потом встанешь и пройдешь через весь этаж, к двери начальника. Секретарша – как и Сухишко Катя, милая, одинокая девушка в разводе – с улыбкой взглянёт на тебя и впустит в кабинет, сказав, что надо будет немного подождать.

Ты зайдёшь, конфузливо оглядишься по сторонам – ты тут был пока всего два раза, не привык ещё толком. Сядешь в удобное кресло, обитое скрипящей чёрной кожей. Глянешь на портрет Главы компании, висящий над столом. Потом в окно. Скучный вид на многоэтажную недостройку – проект умер, очевидно, в результате мирового кризиса…

Мысль о кризисе заставит тебя внутренне содрогнуться – ты её тут же задушишь в зачатке. Ты убедишь себя, что твоей компании кризис не может коснуться…

Устав наблюдать безрадостную картину за окном, ты опустишь взгляд на широкий стол.

Тут-то всё и случится…

На столе – приятного дипломатического коричневого цвета – будет лежать единственный листок формата А4. Ты удивишься, и, скорее по инерции, чем по велению разума, протянешь руку и возьмёшь его. Ты тут же поймёшь, что это совершенно нелепый поступок с твоей стороны – без спросу, с чужого стола (да ещё и с чьего стола!). Дёрнешься положить его на место. Но ты успеешь заметить своё имя и отчество на листке. Тогда любопытство пересилит вежливость и ты вчитаешься внимательнее. «…входит в дверь… - Прочитаешь ты. – Иван Иванович: Здравствуйте, Михаил Александрович. Михаил Александрович проходит и садиться. Михаил Александрович: Да-да, конечно... Извините, что я заставил вас ждать. Кручусь, как белка в колесе, честное слово – нервов на всё не хватает. Время сейчас непростое. Весь мир лихорадит… Впрочем, ладно. Давайте перейдём к делу…».

Иван Иванович, ты будешь потрясён, ох, как сейчас вижу твоё лицо! Найти такую бумажку на столе у своего начальника!.. Нет, смысл написанного до тебя вначале не дойдёт. Тебя удивит сама форма - словно вырванная из пьесы страница. Секунду ты будешь лихорадочно пытаться найти объяснение, потом снова опустишь взгляд на листок.

Ты не успеешь ничего прочитать. За дверью послышится голос Михаила Александровича – ведь так зовут твоего начальника? – и ты бросишь странную страницу на стол. Страница перевернётся, слетит вниз и, скользнув по блестящему полу, с шорох исчезнет под массивным шкафом.

В тот же момент войдёт твой босс. Ты оторвёшь взгляд от шкафа, встанешь и, вежливо улыбаясь, скажешь: «Здравствуйте, Михаил Александрович». Он рассеяно глянет на тебя, потом пройдёт к столу. Сядет на своё место. Скажет тебе в ответ: «Да-да, конечно... Извините, что я заставил вас ждать». Потом он разведёт руками, и добавит усталым голосом: «Кручусь, как белка в колесе, честное слово – нервов на всё не хватает. Время сейчас непростое. Весь мир лихорадит…». Помолчит немного. Поднимет взгляд. Скажет: «Впрочем, ладно. Давайте перейдём к делу…». Ты согласно кивнёшь. Внутренне ты будешь весь сжат, испуган. Тебя не будет оставлять страшная мысль – если Михаил Александрович вспомнит про листок… Впрочем, твои опасения окажутся напрасными. Босс не разу не заикнётся о странной распечатке…

Разговор пройдёт как по маслу, под конец вы пожмёте друг другу руки и Михаил Александрович скажет: «Я поздравляю вас». Ты, как и ожидалось, получишь повышение…

Соседи встретят тебя прямо возле двери – поздравлениями и крепкими рукопожатиями. С того момент ты станешь их начальником. Если честно, на твоё место претендовал ещё Антон Юшкин, но он не будет в обиде (во всяком случае, не выкажет её), и поздравит тебя вместе со всеми. «Иван Иванович, Вы получили по заслугам! – Скажет он. – Вы удивительно быстро построили свою карьеру! Откройте секрет – как Вы это сделали?». Ты – сдержан и торжественен – ответишь: «Главное – это умение чётко распределять своё время… Ну, и уметь просыпаться по зову будильника!». Все посмеются, соглашаясь с тобой. Ты пообещаешь «отпраздновать это дело», и пригласишь всех на воскресенье. Сделаешь это скорее не из дружественных побуждений, а потому, что так принято.

Потом ты извинишься и, вернувшись на своё рабочее место, позвонишь жене. Она быстро возьмёт трубку – точно будет ждать. «Дорогой, это замечательная новость!.. Я очень рада!» - скажет она. Ты согласишься с ней, но в глубине души у тебя будет странное, горькое чувство, которое ты не сможешь объяснить себе.

Ты попрощаешься с женой, положишь трубку и только тогда вспомнишь про листок, найденный на столе Михаила Александровича. Вспомнишь, как странно текст, написанный на нём, совпал с началом вашего разговора. Впрочем, ты тут же отбросишь эту мысль. Важнее для тебя в тот момент будет проявить внимание к своим – отныне – подчиненным. Ты встанешь и, перед тем как выйти, скользнёшь взглядом по столу Антона Юшкина… По пустому столу, с лежащим на нём листком, исписанным ровными, аккуратными строками. Ты вздрогнешь и остановишься. Быстрым шагом подойдёшь к столу. Оглянёшься украдкой и поднесёшь листок к глазам.

«Подходит Иван Иванович – Прочитаешь ты. - Антон Юшкин: Иван Иванович, вы получили по заслугам! Вы удивительно быстро построили свою карьеру! Откройте секрет – как вы это сделали? (Про себя). Ну, и чем я хуже? Иван Иванович: Главное – это умение чётко распределять своё время… Ну, и уметь просыпаться по зову будильника!».

Ты отбросишь листок и попятишься. У тебя снова заноет желудок. Ты будешь испуган – очень испуган. Ты никогда не верил в мистику, всю жизнь прожил не атеистом всё-таки – «во что-то такое» верующим, но в этот момент твоя вера тебе не поможет

Ты попытаешься подобрать рациональное объяснение. Ничего у тебя, ясное дело, не выйдет. После мучительных секунд бессмысленного раздумья, ты поймёшь только одно – в происходящем тебя больше пугает неспособность рационально объяснить, чем сама по себе необычность. Как себя вести в подобной ситуации – вот что окажется самым непростым для тебя.

Сверкнёт простая мысль – спросить у Антона… Но ты тут же поймешь, что это будет выглядеть смешно. «Слушай, Антон, я тут шёл мимо, и увидел на твоём рабочем столе…» - как чудовищно!

Окончательно отчаявшись, ты решишь пока ничего никому не говорить. Положишь листок на место, усилием воли приклеишь к лицу улыбку и пойдёшь к соседям.

Тебе придётся проявить недюжинную выдержку, чтобы казаться довольным и радостным. Через каждые полчаса ты будешь глотать таблетки от желудочной боли. Работа пойдёт неровно и тяжко. При разговоре с коллегами ты будешь чувствовать, что на твоём лице написана рассеянная задумчивость. От неудобных вопросов тебя спасёт только гипертрофированная (как и у тебя) вежливость собеседника.

И одна уже совершенно навязчивая, параноидальная мысль будет язвить тебя. Вдруг это не листок впитывал в себя произнесённые слова – такого и быть не могло, ты ведь находил листок раньше сказанных слов – а Михаил Александрович и Антон УЧИЛИ текст с листка? Для тебя это будет выглядеть, как непонятный сговор.

Наконец-то рабочий день кончится. Обычно ты задерживаешься на десять-двадцать минут на работе, но в тот день ты быстро соберёшь вещи и направишься к лифту, точно там твоё единственное спасение. Как назло, ты окажешься в лифте не один. С верхнего этажа будут спускаться девочки из отдела кадров. Ты, глубоко вздохнув, войдёшь в лифт. «Иван Иванович – скажет Аня Куйбышова - Мы слышали, что Вы получили повышение! Поздравляем». Ты покорно кивнёшь, буркнешь: «Да-да, конечно» и отвернёшься к стене…

В твоём офисе каждый лифт является ещё и средством рекламы. К одной из стен в них приделана пластмассовая ниша, в которую мерчендайзеры вкладывают рекламные буклетики.

В этой нише не окажется буклетиков. Там будет белый лист формата А4. Шрифт Times New Roman, 12 размер. «…Света Смирнова: Я ведь и сама, без него способна справиться – верно? И почему я должна убивать свою жизнь на детей? Стирать за ними, утирать им сопли… Как в гадкие древние времена! Вообще, девочки, я думаю, что в наше время женщина должна себя очень не уважать, чтобы иметь мужа и детей! Аня Куйбышова: (Про себя) Вот дура (В слух) Да, ты права, Светочка… »

Тебя оторвёт от чтения голос Светы. «Иван Иванович, как ваши мальчики?» – Спросит она. Конечно, она захочет просто задать тему для вежливого коротко трёпа – не ехать же молча.

Но в этот момент тебя возьмёт неожиданная злость. Почему-то именно этот вопрос выбьет тебя из колеи. «Учатся. – Скажешь ты. - Спасибо, что поинтересовалась!». И добавишь, едко и зло: «Ты ведь любишь детей, не так ли?». Когда ты скажешь это, Света вздрогнет, отшатнётся и испуганно глянет на тебя. «Иван Иванович, что вы кричите на неё?» - воскликнет Анюта. Ты ничего не ответишь – просто отвернёшься к стене – хмурый и злой.

«Дверь лифта открывается – Будет написано на листке дальше. – Входит Иван Иванович. Девушки замолкают, глядя на него. Дверь закрывается. Лифт, дёрнувшись, двигается дальше. Аня Куйбышова: Иван Иванович. Мы слышали, что Вы получили повышение! Поздравляем. Иван Иванович (сердечно): Да, девочки, большое спасибо! Света Смирнова (после паузы): Иван Иванович, а как там поживают Ваши ребятишки? Иван Иванович: Учатся! Лёша вот к экзаменам готовится – не разгибаясь читает учебники. У него по физике есть кое-какие проблемы… Света Смирнов: Никогда физику не понимала! Эти валентности и спектры… Жуть!».

Ты прекратишь читать и невесело усмехнёшься. Обернёшься к девушкам. Они будут подавленно молчать – пожалуй, давно им не приходилось молчать так долго. Света будет стоять понурившись, и в глазах у неё будут поблёскивать слёзы. Ты захочешь извиниться перед ней, но тут же подавишь это желание. Ты поймёшь, что сделал всё правильно. Возможно, впервые в жизни.

Когда лифт спустится в гараж, первой из него быстрым шагом выйдет Света. Ты увидишь, как у неё вздрагивают плечи, и поймёшь, что она беззвучно плачет. Аня выйдет вслед за подругой, обернётся, крикнет: «Зачем Вы так, Иван Иванович!», и побежит вслед за Светой. Ты виновато глянешь им вслед, не удержишься и крикнешь: «Света, извини меня».

Потом подопрёшь ногой закрывающуюся дверь лифта, выхватишь из пластмассовой полки листок с текстом, отпустишь лифт и пойдёшь к своей машине. По дороге ты медленно, с чувством порвёшь листок на мелкие клочки. Сев в машину, сложишь их на соседнее сиденье.

Ты попрощаешься с охранником и выедешь на вечернюю улицу. Разогнавшись, выбросишь клочки за окно. Ты откроешь все стёкла и ветер с оглушительным гулом ворвётся в машину. Он будет трепать твои посеребрённые сединой волосы, забьётся тебе в глаза, выдавливая слёзы. Останавливаясь на перекрёстках, ты будешь смотреть в окно, провожая взглядом медленно бредущих по тротуарам пешеходов. «Лжецы» – будешь говорить сам себе… Жаль, что правда открылась тебе тогда только с одной стороны.

Ты приедешь домой раньше времени. Жена откроет дверь и с улыбкой скажет: «О, дорогой, ты сегодня рано!». Ты сразу, с порога, задашь ей вопрос: «Нина, как ты думаешь, все люди врут, или есть такие, которые говорят правду?». Она удивлённо отшатнётся от тебя. Так, как совсем недавно сделала это Света Смирнова. Слишком похоже… У тебя похолодеет всё внутри от этой схожести.

«Ваня, что случилось?» - Спросит твоя жена. Ты, не разуваясь, не снимая куртки, пройдёшь мимо неё, мимо испуганно замерших за её спиной детей – в гостиную комнату. Ты угадаешь совершенно точно. Там, возле телефона, среди бумажек, на которых записывают временно необходимые номера…

«Что случилось?» - снова спросит тебя жена, осторожно подходя к тебе сзади. Ты схватишь в руку листок, скомкаешь его и свирепо обернёшься к ней. «Я у тебя хочу спросить тоже самое! Что это такое?!» - Крикнешь ты. «Ты почему повышаешь на меня голос?» - скажет она со слезами в голосе.

Ты возьмёшь себя в руки. Подавив ярость, протянешь ей лист. «Прочитай!» - скажешь ты. Она испуганно глянет на тебя, потом возьмёт из твоей руки скомканный листок. Развернёт и прочитает вслух: «Вася Горбушкин 145-65-12…». «С другой стороны!» - крикнешь ты. Она дрожащими руками перевернёт лист.

«Нина Александровна: Ваня, что случилось? Иван Иванович судорожно переворачивает бумаги. Наконец, находит ЛИСТОК. Иван Иванович: Я у тебя хочу спросить тоже самое! Что это такое?!»

Она прекратит читать, поднимет на тебя испуганные глаза и начнёт говорить: «Ваня, я не понимаю, почему…». Ты перебьёшь её: «А я, думаешь понимаю – почему? Сегодня весь день меня повсюду – даже здесь, дома! – преследует эта… чертовщина!». «Не ругайся при детях!» – Крикнет твоя жена. Обернётся, скажет: «Мальчики, идите делать уроки!». А сама войдёт в гостиную, закрыв за собой дверь.

«Ну что случилось, Ваня? - спросит она, подходя к тебе ближе. – Что на тебя нашло?». Ты, не слушая её, примешься метаться по комнате. «Нина, я сегодня весь день нахожу вот такие бумажки! И на них то, что говорят люди! Нина, неужели и ты тоже… Господи, какой кошмар!». Она будет испуганно следить за тобой, потом скажет очень спокойным голосом: «Ваня, успокойся… Ну что ты…».

Мягко возьмёт тебя за руку и усадит в кресло в углу комнаты. «Вот, сядь. Всё будет хорошо» – скажет, садясь рядом на корточки, заглядывая тебе в глаза, не выпуская твою ладонь из своей. Ты одёрнешь руку. Скажешь с горечью: «Нина, ты тоже – врёшь мне!». Она побледнеет, когда ты ей это скажешь, но тут же вздохнёт и скажет снова спокойным голосом: «Ваня, я же вижу – ты просто устал. Ты много работал последнее время… Ну давай ты успокоишься, и всё мне расскажешь, только уже спокойно…». Снова возьмёт твою руку. « Ты возьмёшь отпуск – и мы уедем, подальше от всей этой суеты … На майские – уедем в Крым. Мы будем слушать морской прибой, и ложиться спать пораньше, а вставать – когда уже будет жарко на улице… Успокойся, Ваня…». Ты посмотришь на неё: «Словно бы там ты мне меньше врать будешь».

Тут она не выдержит, встанет в полный рост, отступит на шаг и крикнет: «Ну как, скажи, как я тебе вру?! Ты что, с ума сошёл?! Откуда ты это взял?! Я думала, что у нас будет такой прекрасный вечер…». Ты тоже встанешь, шагнёшь к ней. «Лживый, наигранный вечер, полный не до конца искренних поздравлений родственников и друзей!.. Слушай, неужели нельзя говорить только то, что думаешь? Думаешь сам, целиком и полностью сопоставляя слова с тем, что хочется сказать. – спросишь ты. – Просто то, что хочется сказать, а не то, что надо?! Не врать другим, говорить им об их грехах и ошибках, не боясь сделать им больно? Ведь всё равно они сами увидят правду, и им от этого – от этой страшной раздвоенности – будет ещё хуже… Может, от этой раздвоенности и есть все беды человечества? Ведь могли люди раньше быть честными?.. Или и раньше было так же?!».

В этот момент она заплачет. Ты шагнёшь к ней, обнимешь, не прерываясь, продолжишь, уже шёпотом, ей на ухо: «Ты любишь меня, я знаю это… Но неужели обязательно говорить со мной так, как это мне нравиться? Нельзя говорить просто и легко – как живут бабочки-однодневки? Зачем играть в эту игру?».

Жена ещё долго будет плакать, а ты будешь утешать её, шептать уже другое: «Ну, всё-всё, успокойся, ну я был не прав… Не надо было кричать – тут я не прав…». Наконец она успокоится. Отстранится от тебя, глянет тебе в глаза. В знак примирения, коснётся своими губами твоих губ. «Я люблю тебя» – скажет она. Ты скажешь в ответ то же самое. «А теперь, дай сюда этот злополучный листок…» – скажет она.

Твоя жена порвёт листок – на кучу мелких частей – и выбросит в форточку. Ты будешь следит за ней, усталый и бессмысленный. «Ладно, пошли есть» – скажет она, вытирая слёзы и делая на лице улыбку. Откроет дверь в коридор, крикнет искусственно весёлым голом: «Мальчишки, идём есть!». Ты несколько минут постоишь, не в силах двинуться с места. Потом снимешь куртку, медленно пройдёшь в ярко освещенный коридор. Слушая весёлый говор на кухне (словно и не случилось ничего), пройдёшь в ванную. Закроешься на замок. Включишь холодную воду. Набрав полные ладони, плеснёшь себе в лицо. Потом ещё раз наберёшь и плеснёшь. И ещё раз, и ещё…

«Хоть бы не было ничего этого… – будешь бормотать сам себе под нос. – Хоть бы не было этого злополучного дня… Что же это… Все вокруг – все врут… И друзья, и знакомые – все… Нельзя и слова молвить, чтобы не соврать… И даже я… Я… Сам себе… Тоже... Не верю!». Шокирующая мысль!

…Да, дорогой Иван Иванович – и ты сам себе врёшь. Твоя роль в страницах сценария тоже была. Помнишь – Иван Иванович…

Не выключая воду, ты медленно поднимешь голову, сотрёшь рукавом пиджака воду, стекающую по лицу, прищуришься и подозрительно глянешь в большое ванное зеркало над умывальником…

Приехавшие по вызову твоей жены доктора, выломав дверь, так и найдут тебя. Они остановятся на пороге, профессионально поблёскивая стёклами очков, а ты будешь с ужасом и недоверием всматриваться в глаза собственного отражения, и всё повторять, повторять себе под нос удивлённо и горько: «Не верю! Не верю! Не верю…»

 

Дата создания: 12.01.2009 13:50:00