XV

 

Возвращение было не столь романтичным, но и не утомительным. Мы прибыли на рассвете. Привычный моему взору маленький городок встретил утренней прохладой и тишиной. Выросший почти до пояса, за время нашего отсутствия, бурьян, сделал двор чужим, и только радостное поскуливание Полкана, да мяуканье, тёршейся о ноги Дрынди, говорили о том, что мы у себя дома.

Соседка тётя Глаша, или, как её звали взрослые, Егоровна, несмотря на ранний час, показалась за изгородью, разделяющей наши дворы.

- Вже приихалы? С приездом! – характерным кубанским диалектом поприветствовала она.

- Ой, спасибо Егоровна. Как тут, без нас, всё нормально было? – поинтересовалась Маня.

- Нормально. Шо тут чему сделается? Я, як Вы то и просылы, кур Ваших кормила, и кошку с собакой... Меня теперь Полкан, як свою, признае.

- Спасибо Вам, Егоровна, огромное! – поблагодарила мать соседку. – А мы Вам гостинчик привезли. Вот умоемся сейчас с дороги, и отдам.

- Ох, да не треба мне никаких гостинчиков, Марь Эдуардовна, - замахала руками тётя Глаша, - я ведь не за гостинчик, а просто так, по-соседски...

Но, помыв руки, Маня протянула ей свёрток.

- Ну, шо Вы, - обиженно отвернулась Егоровна, - я ж сказала, ничёго мени не надо.

- Возьмите-возьмите, - настаивала Маня, - Вы же не знаете, что там, а я уверена, что Вам понравится. Это украинское сало. Настоящее, розовое, с прожилками. Здесь Вы такого в жизни не купите.

- Та шо ж, Вы сразу-то не сказали? А я уж думаю, шо там за гостинчик. А сало-то, конечно, возьму, - пряча довольную улыбку, тётя Глаша переняла через забор свёрток, - Вот-де Нюрка с Гришкой обрадуются! Они у меня мясом не балованные, а сало, так оно ещё и лучше.

Она собралась уже уходить, но вдруг задумалась и снова повернулась к Мане.

- Всё-таки я Вам скажу. Думала, промолчу, сами потом разберётесь, но нет. Вы мне, Марь Эдуардовна, ответьте: окромя меня, Вы когсь просилы за домом Вашим приглядывать?

- Да, нет, вроде бы, - пожала плечами Маня, - так, некоторым соседям сказала, что уезжаем, но не более. А что? Что-то всё-таки случилось?

- Та, не. Ничого не случилось. Просто, як только Вы уихалы, так прям на второй день родственничек Ваш тут, як ясно солнышко, появился. Каже, воны, мол, меня просилы, сюды прийти. А я ему кажу: «Тогда б, Марья Эдуардовна меня предупредила».

- Конечно, предупредила бы, - поддержала её Маня. – Но, знаете, я за суетой преддорожной замоталась, да забыла им сказать, что мы уезжаем. Вот он, скорее всего, не знал этого, и пришёл.

- Да, ни, - прищурила, как Нюрка, глаза тётя Глаша, - не похоже, шо не знал. Он мени потом каже: «А ты, ведьма лохматая, сиди тут и делай вид, шо ничого не видишь. Зачем я здесь, так это не тебе, а им отчёт давать буду, когда приедуть». И давай по двору шастать! Туды-сюды, туды-сюды. Його ж Ваш Полкан не трогае, так он - и в сарай, и на огород, даже в курятник зашёл. Думаю, щас как повыпускае всех кур, ото будэ весело. Но ничого, обошлось. Но он, я Вам кажу, як искал чого-то.

- Да, это он, наверное, пьяный был, - засмеялась мать, - придёт, я обязательно его спрошу, что он тут у нас искал.

- Та это ще не всё. Потом як стемнело, он снова пришёл, да на чердак к вам полез. Был бы у мэне мужик, так может, мы бы чось и сделали. А так, мени страшно стало, Гришка-то мой, ещё совсем пацан. Так я думаю, ежели он в дом сунется, то тогда конечно. Тогда соседей позову, та милицию вызовем. Но он в дом не сунулся, а тихонечко так себе и ушёл.

- Спасибо, Вам, Егоровна большое. Вы правильно сделали, что меня предупредили, и я с ним обязательно поговорю.

Она зашла в дом, следом за ней занёс чемоданы Борис, но не поставил их аккуратно, а со злостью швырнул на пол, пнув при этом за что-то ногой.

- Допрыгалась! - закричал он на Маню. – Его давно надо было гнать отсюда в три шеи, и не то чтобы на порог не пускать – запретить даже на нашей улице показываться. Так нет же! Тебе он зачем-то нужен. Приваживаешь его вечно сюда. Зачем, хотел бы я знать?

- Чего ты кипятишься? – спокойно улыбаясь, спросила его жена, - Нашёл, кого слушать, Егоровну. Сам подумай, она сказала, что Коля лазил по чердаку, когда уже стемнело. А сейчас темнеет поздно. В девять часов ещё сумерки и всё видно, как днём. Так получается, что он здесь в полночь появился. Спрашивается, чего это, Егоровна в полночь не спала, а зачем-то по двору ходила? Ведь из окон её дома наш чердак не виден. Давай на выходные Колю и Беллу Наумовну пригласим, и ты сам у него обо всём спросишь. Считаешь нужным выставить за порог, так выставляй. Я-то здесь при чём? Вечно валишь с больной головы на здоровую...

 

В кульке, сделанном из газеты, тётя Белла принесла крупные белые сливы, но сказала, что кушать нам с Эдиком их можно будет, только после того, как пообедаем. На улице шёл дождь, и мы с братом задержались за общим столом. Борис шутил, перескакивая в своих воспоминаниях с времён, когда он познакомился с Маней к эпизодам последней нашей поездки. Шла непринуждённая, дружеская беседа, и я подумала, что он забыл, с какой целью были приглашены родственники.

- Скажи, Коль, - начала важный разговор Маня, - когда мы уехали, ты сюда приходил?

- Зачем? - удивился тот. – Я же знал, что вас нет.

Интересно, а она утверждала, что он этого не знал, - вспомнился мне разговор с соседкой. Кто из них сказал неправду, решить было трудно, потому что враньё, как я уже давно для себя отметила, являлось отличительной чертой обоих. Согласно требованиям воспитания, я промолчала и только с любопытством переводила взгляд с одного говорящего на другого.

- Ну, что я тебе говорила? – Маня направила свой взор на Бориса. – Этой Егоровне лишь бы о чём-то посудачить. Не важно, было это, не было... Лишь бы языком почесать.

- А что она вам рассказывала? - улыбнулся Коля. - Что-то обо мне?

- Ну, да. Сказала, что ты у нас, в полночь по чердаку лазил, - мать засмеялась.

- Ясное дело. Ровно в полночь, в белом платье... А глаза у меня при этом не светились? И что, по её мнению, мне здесь нужно было? За её душой приходил? А почему на вашем чердаке оказался?

Его рассуждения вызвали за столом веселье, и только Борис даже не улыбнулся.

- Ты тут не паясничай, - сказал он громко, слегка стукнув кулаком по столу. – Тебе есть, что здесь искать! Не надо думать, что вокруг одни дураки. Но, знай, ничего у тебя не получится. Всё слишком хорошо спрятано. А на тебя я в следующий раз в милицию заявлю. Они придут с собаками и быстро разберутся, кто там у нас на чердаке ошивался.

- Испугал! – отодвинув стул от стола, Коля развалился на нём, закинув ногу за ногу. – Иди, заявляй. Ты прав, они искать хорошо умеют, получше меня. Смотри, чтобы твой хвалёный дом, не превратился для тебя в «небо в клеточку».

На этот раз родственник не вертел привычно головой, а пристально и неподвижно смотрел на моего отца. Потом он повернулся к Мане:

- Когда, ты говоришь, по мнению соседки, я здесь был?

- На второй день после нашего отъезда.

- Скажи им, Беллонька, - обратился он к жене, - ведь, в день их отъезда уехал я в Краснодар, к матери с отцом. Ты же помнишь? И меня целую неделю в Крымске не было. А если и тебе не поверят, так пускай у родителей моих спросят.

- Коля, действительно уезжал, - тихо подтвердила Белла Наумовна, - и давайте, не будем ссориться. Ведь ничего же не произошло. Что-то там соседке в темноте показалось...

Повернувшись ко мне, она вдруг громко заговорила, расспрашивая о том, как поживает бабушка. Узнав, что тётя Белла знакома со всеми родственниками, как в Виннице, так и в Черневцах, я стала оживлённо ей обо всех рассказывать, но вскоре обнаружила, что она меня почти не слушает. Тогда на её несложные вопросы последовали такие же краткие ответы:

- У тёти Фани уже есть седые волосы?

- Есть.

- А у мужа её?

- У него почти нет волос.

- Тебе Анюта понравилась?

- Да.

- А Мирра?

- Тоже.

- Правда, что она немая?

- Нет.

- Почему ты так считаешь?

- Потому что, она со мной разговаривала.

- Только с тобой?

- Нет, с Анютой тоже.

- А я, вот, от этого ребёнка так ни слова и не услышала, - влезла в наш своеобразный диалог Маня, но Белла Наумовна, даже не повернув в её сторону голову, продолжала вести беседу только со мной.

 

Уходя, гости предложили встретиться в следующие выходные у них. По привычке, я сразу же отказалась, а через несколько дней и Эдька заявил, что он «тут не нанимался всех по гостям разным сопровождать».

 

XVI

 

За три дня до конца августа мать примерила на меня школьную форму и, обнаружив, что та стала уже короткой, выпустила запас по талии. Немного удлинить удалось и белый фартук, а вот чёрный, который после многократных стирок стал тёмно-серым, теперь значительно отличался по длине от платья.

- Фартук и должен быть короче, - уверенно заявила Маня.

- Но так же не красиво, - засомневалась я.

- Много ты в красоте понимаешь! - отмахнулась, как от назойливой мухи, она и включила утюг.

 

- А мне мама каждый год новую школьную одежду покупает, - удивлённо меня рассматривая, сообщила Галя, когда мы с ней случайно, в один из первых дней учёбы, стали попутчиками домой, - она говорит, что платье, которое в течение года почти не снимают, заслуживает быть отправленным на пенсию.

Я понимала, что Галина мама абсолютно права, но с другой стороны радовалась, наличию хоть какой-нибудь формы, потому что у нас опять в доме господствовал ремонт, и Мане было не до меня. На этот раз избавлялись от печного отопления, заменив его водяным. Вместо летнего душа, Борис строил из белых блоков баню, где предстояло обитать и чугунному котлу.

Когда в доме всё снова заблестело и засверкало, наступили уже первые заморозки, и покрытые серебрянкой батареи вместе с теплом какое-то время излучали немного дурманящий запах краски.

 

Незадолго до осенних каникул, Маня сообщила, что есть возможность отдать меня в музыкальную школу по классу скрипки.

- Так ты, вроде бы, тогда, у Жанетки, решила, что она на пианино будет играть, - Борис задумчиво посмотрел вдаль, пытаясь что-то вспомнить.

- Ты опять всё перепутал, - раздражённо ответила Маня, - У Жанетки я как раз и решила отдать её на скрипку, а до этого хотела на аккордеон. Но дело не в этом. Учебный год уже всё равно давно начался, и набор на все инструменты окончен, классы укомплектованы. Но Людочка сказала, что один мальчик, как раз в первом классе, заниматься скрипкой отказался, и теперь там есть свободное место.

- А кто такая Людочка? – похоже, что отец из всей этой истории только одно слово и понял.

- Ну, здрасте! Людочка работает у нас в школе библиотекарем.

- Ах, эта. Ну, ясно. А причём здесь скрипка?

- Как при чём? У неё же муж в музыкальной школе преподаёт.

- Он скрипач? – удивился Борис, - а мне казалось, что он на дудке дудит...

- Ой, Борь, с тобой не соскучишься, - засмеялась Маня, - Конечно же, он играет на саксофоне, но работает в музыкальной школе и знает там положение всех дел. Ну, так я пойду завтра, Свету запишу?

- Иди, записывай, - недоумённо пожал плечами отец, - хотя непонятно: если ты собиралась отдавать её в музыкальную школу, то почему не сделала это в начале учебного года, как все, а ждала, когда освободится место. А если бы кто-то на контрабасе отказался играть, таскалась бы наша Света с контрабасом?

- Ну, если бы, да кабы... Появилось свободное место, оно нам подходит, почему б не попробовать.

 

Пожилой, заикающийся учитель музыки, постучав по столу, попросил меня повторить набор звуков, потом спеть песню, и в конце собеседования сказал, что его смущает только моя маленькая рука, особенно мизинец.

- А инструмент у Вас есть? – поинтересовался он.

- Пока нет, - ответила Маня, - может, подскажите, где можно недорого купить?

Подержанную скрипку за десять рублей мы приобрели у самого учителя.

Занятия проходили два раза в неделю. Они были скучны и похожи друг на друга: от меня требовалось знать длительность нот, а также место их нахождения на нотной строке. Иногда я отвечала правильно, иногда путалась, и всё ждала, когда же мы начнём играть хоть какую-нибудь, пусть даже самую простенькую мелодию.

Кроме того, по средам были уроки сольфеджио. Что это такое, я так и не поняла, потому что из-за нехватки преподавательского персонала, скрипка и фортепьяно, а также первый и второй класс занимались вместе. Лишь только несколько человек знали, всё, что от них требуется - им обычно доставались четвёрки и пятёрки. Остальным поровну раздавались тройки.

Порой мать проявляла некоторое любопытство и спрашивала:

- Ну, как твои успехи в музыке?

- Я по сольфеджио ничего не понимаю. Учительница сердится и говорит, что скоро начнёт двойки ставить, - пыталась я привлечь её внимание к своим проблемам.

- А как же другие дети?

- Многие уже второй год там занимаются.

- Ну не все же?

- Но даже и те, которые первый год. Они, ведь, с первого сентября всё это учить начали. А таких, как я, там нет.

- Ой, нашла причину, - недовольно ворчала Маня, - Сколько ты там пропустила? Всего каких-то десять уроков. Просто, дома надо больше заниматься.

Но как заниматься дома, я тоже не знала, потому что записей на уроках мы не вели, а учебника у меня не было. Правда, после того, как я пару раз упомянула матери об учебнике, вопросы о музыкальной школе перестали у неё возникать.

 

Высокая температура и обмотанное горло продержали меня несколько дней в постели, а когда дело пошло на поправку, мать стала бегать со мной по врачам и лабораториям, готовя к операции по удалению гланд. Кардиограмма, результаты анализов мочи, крови и прочие бумажки лежали стопкой на подоконнике, ожидая очередного вторника.

- Ничего себе, - сказал Эдька, - я за всю свою жизнь столько не сдавал.

Он даже сочувственно на меня посмотрел, а потом с интересом стал разглядывать большие и маленькие листочки, пытаясь угадать, что они обозначают.

- Ага, зато ты теперь знаешь, что у тебя вторая группа крови, - утешил он меня.

- А что это такое? – не поняла я.

- Ну, например, если ты попадёшь в аварию и потеряешь много крови, то можно у другого человека взять немного и влить тебе. Только кровь у разных людей бывает разная. Всего четыре группы.

- А у тебя какая?

- Откуда я знаю, говорю же: в жизни столько анализов не сдавал.

 

В тот самый вторник, проснувшись, я почувствовала себя очень уставшей, а тело болело, как после чрезмерного загара.

- Ты вся горишь, - удивлённо сказала мать, потрогав мой лоб, и сунула градусник.

Обрадовавшись, что ещё некоторое время можно не вставать, я снова уснула, а проснулась от вскрика Мани:

- Ничего себе, тридцать девять и восемь.

Через несколько часов пришла Зоя Григорьевна и всё объяснила:

- У ребёнка скарлатина.

- А на сегодня назначена операция, - растерянно промямлила Маня.

- Да-да, я помню. Но теперь её можно сделать не раньше, чем через три месяца, потому что сразу после болезни организм будет ослабленный, - ответила врач и быстро покинула наш дом.

- Но через три месяца нас снова заставят сдавать все анализы, - задумчиво покачивая головой, объясняла Маня положение дел стулу, на котором только что сидела Зоя Григорьевна.

 

Поскольку болезнь была инфекционной, а подружки не знали, болели ли они ею, на этот раз домашнее задание мне никто не приносил. Теоретически, Эдик должен был после школы каждый день заходить к Зинаиде Фёдоровне, но чаще всего он об этом вспоминал уже дома.

После выздоровления, сидя на уроках, я многого не понимала, однако, усвоив к тому времени, что знание чего-то или незнание является только моей проблемой, пыталась во всём разобраться сама. Внимательно наблюдая, как хороший ученик побеждал у доски сложный пример, я в конце-концов сообразила, что такое скобки.

- Света, ты уже решила? – спросила меня учительница.

Я отрицательно замотала головой.

- Странно, ты же раньше у меня первая была готова. Тебе что-то не понятно?

- Всё понятно, - сказала я, потому что на тот момент, действительно, уже всё прояснилось.

- Смотри, ты много пропустила, поэтому, если есть вопросы, спрашивай.

Я кивнула и, пытаясь угодить учительнице, постаралась следующий пример сделать как можно быстрее. Мне казалось, что всё правильно, но ответ получился не верным.

- А минус перед скобкой меняет все знаки на противоположные, - пояснила Зинаида Фёдоровна, заглядывая в мою тетрадь, - Тебе всё-таки что-то не понятно, Света?

- Всё понятно, - снова прозвучал мой ответ, поскольку после замечания учительницы, я уже знала свою ошибку.

- Странная ты какая-то стала, - удивлённо пожала плечами она и пошла дальше вдоль рядов.

 

На уроке русского языка я еле успевала записывать предложения под диктовку. Оттого, что спешила, буквы получались корявыми.

- Что-то у тебя почерк стал портиться, - заметила учительница, проходя мимо, - но молодец, что поставила запятую. Кто ещё поставил запятую после слова «цветы»? – обратилась она ко всему классу.

Вверх поднялось несколько рук.

- Не много, - сокрушительно произнесла учительница, - а ведь совсем недавно мы с вами всё это проходили. Объясни, Шнайдер, зачем здесь нужна запятая.

Я встала и молча опустила голову. Откуда я знаю, зачем она там нужна? Поставила по аналогии чего-то, где-то прочитанного. Сидящая сзади Берта стала громко мне что-то нашептывать.

- Янцен, не подсказывай, а встань и объясни. Раз уж ты, единственная, кто знает ответ.

- Здесь имеет место перечисление, - оттараторила примерная ученица.

- Я этого не знала, - тихо сказала я.

- Как не знала? А зачем же ты тогда запятую поставила? – удивилась учительница.

- Не знаю.

 

(продолжение следует)