Свое будущее с женой мы предопределили давно: жить вместе не будем. Тоскливым и безрадостным был каждый день, предугадывался заранее. Каждое действие: те же и кухня, те же и телевизор, те же и общая холодная постель. Немного менялись декорации: добавлялся иней на оконных стеклах или скатывались дождевые струйки, серебрились солнечные лучи или поселялся сизый сумрак.

Вместе нас удерживали двое пацанов, нажитых в ту пору, когда мы не размышляли и не взвешивали, подходим ли друг другу. Постепенно мальчишки поумнели и стали подключаться к нашей игре в порядочную семью. Правда, им не приходилось быть свидетелями громких скандалов и мелких ссор. У нас хватало самообладания, поскольку каждый знал: никто никого не перевоспитает и не будет пытаться это сделать.

Длилось какое-то странное ожидание: то ли объявят желанную остановку, как в трамвае, то ли причалит, наконец, наш корабль, чтобы высадить надоевших друг другу пассажиров.

От сыновей, конечно, я не отказывался, хоть и перешел жить к своим внезапно постаревшим родителям. Петька и Борька к тому времени уже закончили школу, стали студентами вузов. Старший вскоре объявил о своем намерении жениться.

Где-то в глубине души я осознавал, что ребятам нужен отец – расторопный и опытный мужик, который бы посоветовал, помог в трудную минуту. Хотя бы направил на нужный путь в этой зыбкой, непредсказуемой жизни…

Но я замкнулся в своей ракушке с двумя больными стариками и жалкими крохами к существованию, достающимися мне муторным чиновничьим трудом. Сам себе напоминал облезлых героев классики с их тоской и безысходностью.

Первой после пяти лет неподвижности вследствие инсульта умерла мать. Я тщетно пытался разглядеть в этом ссохшемся маленьком тельце черты озорной девчушки, улыбающейся на портрете рядом с бравым лейтенантом. Отец, правда, сохранился получше, хотя частые переезды, диктуемые армейской службой, тоже достаточно измотали его. Вскоре ему выпала та же участь, что и супруге: в постели пролежал два года и ушел незаметно, во сне.

Похоронив отца, я вернулся в опустевшее семейное гнездо совсем другим человеком. Будто мне было не сорок девять, а девяносто девять лет. Отупевшим невидящим взором обводил знакомые углы квартиры и не узнавал их. Было такое ощущение, будто смерть не насытилась и где-то поблизости ждет удобного момента, чтобы расправиться и со мной.

Будто оглохший и ослепший добрался к кровати, надеясь, что во сне получу желанное облегчение. А, может, больше и не проснусь, как отец?

Что-то снилось – навязчивое, постылое, превращающееся в мутный поток безразличия и тупой сердечной боли. Усталость не проходила, разум продолжал томиться в безысходности. Перед пробуждением я вдруг явственно услышал голос. Не грубый, но настоятельный мужской голос, сопротивляться которому не было смысла. Настолько он пребывал именно в моей плоскости и обращался не к кому-либо, а только ко мне.

- Купи собаку! – советовал и приказывал кто-то сверху.

Эта фраза преследовала меня на лестничной площадке, на ступеньках, провожала до самого птичьего рынка, где рядом с попугаями и канарейками продавались щенки. Хотя в породах я особо не разбирался, но если уж покупать, то беспородистого не хотелось бы. Обходил небольшой уголок рынка вдоль и поперек – ничего подходящего не попадалось. Один назойливый продавец в серой полинявшей кепке, пучеглазый и рыжеволосый, то и дело подсовывал ко мне картонную коробку с тремя щенками:

- Мил человек! Бери, недорого! Поверь на слово – псы, что надо! Я давно занимаюсь разводом. От покупателей отбоя нет!

- Да, конечно, понимаю, - невнимательно отвечал я и снова продолжал поиски.

Возвращаться без покупки не хотелось. Приобретя у рыжеволосого мохнатый комочек, бережно положил его в матерчатую сумку и решил пройтись пешком.

Осень только начиналась. Во дворе нашего дома носилась ребятня. Собирали опавшие кленовые листья, осыпали ими друг друга, не находя другого занятия.

Мне вдруг захотелось похвастать своей покупкой.

- А посмотрите, кто у меня! – совсем по-детски выкрикнул в толпу.

Дети мигом окружили мою сумку и к величайшему восторгу публики я вытащил дрожащего щенка на всеобщее обозрение.

- Дядя! Вы уже назвали его? – дернул меня за рукав самый смелый из пацанов.

- Как же, конечно, назвал! М-м-м, сейчас-сейчас! Камрай – вот как!

- Здорово, – восхитился пацаненок и тут же продолжил, - а я - Шурик!

- Александр, значит? - попробовал возвысить мальчишку.

- Нет! Так меня никто дома не зовет. И мама, и бабушка, и прабабушка – только Шурик!

- Ну, что ж, Шурик, пойдем ко мне Камрая кормить?

С тех пор у меня началась совершенно иная жизнь. Все свободное время доставалось Камраю и дворовым ребятишкам. Вначале щенок ничего не хотел есть. Я тыкал его мордочкой в блюдце с молоком, крошил туда хлеб – ни в какую! Пришлось вспомнить свою семейную жизнь. Мы с женой тогда подкармливали Петьку и Борьку «Малышом» - самой доступной смесью из детского питания. Вдвоем с Шуриком предложили ее Камраю. На удивление он сам потянулся к блюдцу, ткнулся носом и, фыркая, начал лакать.

Время стало куда-то стремительно убегать. Камрай встречал меня с работы, нетерпеливо повизгивая внутри квартиры у запертой двери. Тут же мгновенно откуда-то появлялся Шурик с ребятней. Каждый уже знал: кому бежать за хлебом, кому гладить мою рубашку, кому подтереть полы. А я тем временем готовил на всех бутерброды, кипятил чай. Перекусив, оправлялись на улицу. Беготня, звонкий хохот, возгласы уже нисколько не раздражали. Наоборот, я слился с пацанами в каком-то чудесном мирке радости, веселья, бесшабашности, заметно похудел, вытянулся.

Бабки во дворе реагировали на наши забавы по-разному: и сочувствовали, и сокрушались, и крутили пальцем у виска. Слово за слово от безделья начали сочинять догадки, отпускать в мою сторону недвузначные намеки. Всех беспокоило то, что порог моей квартиры не так часто переступали женщины. Никто из них не оставался надолго. С этим никак не мог смириться бабий коллектив, усматривая недопустимые пробелы в моей морали.

Реагировать на дворовые сплетни мне было недосуг, носился, как угорелый, возвращался уставший и сразу же валился без задних ног. Почему-то всегда за мной в квартиру протискивался Шурик, ему больше всех хотелось продлить время пребывания со странным взрослым, который не поучает, не назидает, а снисходит к интересам детворы, ненавязчиво растолковывает то или иное явление природы, обстоятельно отвечает на самые нелепые вопросы. Вот такой он, дядя Юра, за которого уцепились мальчишки, как за спасательный круг – с ним интересней и увлекательней, чем с кем-либо из взрослых.

Я замечал, что мальчишке не хватает мужского общения. Пацан неоднократно повторял, что у них в доме самый главный мужчина – это он, второклассник, отличник учебы, всезнайка и… разгильдяй. Поскольку именно по его вине иногда разбивались чашки, проливался суп на скатерть, оставались мокрые следы на паркете. Три женщины постоянно кудахтали над ним, прививая хорошие манеры, приучая к нормам приличия. Как устоять тут против тоски зеленой?

Он что-то задумал, этот немногословный шалопай с блестящими глазенками и белым хохолком на темечке. То и дело заводил разговор о своем отце, летчике-испытателе, который улетел так далеко, откуда еще никто не возвращался, о том, что мама обязательно опять станет такой же веселой, какой была пару лет назад при папе. Только нужно очень захотеть. Загадать желание и очень сильно захотеть его исполнения.

- Какое желание? – невнимательно переспрашивал я.

- Знаем какое,- отводил в сторону взгляд задумчивый Шурик. – Если скажу – не исполнится.

Ему было суждено исполниться, желанию вихрастого мальчишки. Однажды прилетел ко мне – запыхавшийся, вспотевший:

- Дядя Юра! Скорей спускайтесь вниз и Камрая возьмите. Меня отправляют в оздоровительный лагерь. Через час будьте на автовокзале!

- А что, тебя некому провести?

Но Шурик уже мчался вниз по ступенькам. Пришлось нам с Камраем следовать его просьбе. Пес, правда, охотно двинулся к двери, а я боролся с каким-то внутренним сомнением. Хитрит малец, ведь есть у него и мама, и бабушка, и прабабушка. Зачем еще и мне там маячить? А вдруг у мамы объявится сопровождающий, о котором Шурик не знает? Как представиться мне со своим Камраем?

Терзаемый мыслями, я почти прошел нужную улицу, ведущую к автовокзалу. Опомнился, тряхнул тяжелой головой и устремился за Камраем.

Вскоре навстречу нам выбежал Шурик. Радости его не было предела:

- Мама, мама, посмотри – вот он, Камрай! Вот его дядя Юра. Мы с ним давно дружим.

На меня смотрели блестящие глаза, точно такие, как у Шурика. Стройная девушка в легком плащике нервно теребила малиновый зонтик. Подала мне маленькую руку:

- Здравствуйте, я – мама Шурика. Он очень много рассказывал о вас и вашем замечательном Камрае. Вы извините, мальчик у нас немного… нескромный. Наверное, надоедает вам – приставучий и любопытный.

- Нет, что вы, отнюдь. Мы с ним очень хорошо ладим. Вас как зовут?

- Маму Наташей зовут, а бабушку – Ниной, - не переставая гладить Камрая, отвечал Шурик.

Со скамеечки поднялась седоватая женщина, подошла к перрону.

- Разумеется – вы дядя Юра? Почти как дядя Федор из Простоквашино, - улыбнулась бабушка. – Вы у нашего Шурика – идеал! Наконец-то и мы увидели идеального мужчину.

Я попробовал глазами этих двух женщин – молодой и пожилой – осмотреть себя со стороны. Потертые кроссовки, видавшие виды джинсы, ветровка с несколькими досадными чернильными пятнами на нагрудном кармане…

Женщины снисходительно улыбались. Или мне показалось? Малиновый зонтик перескакивал из одной руки в другую. Подъехал автобус, пассажиры засуетились. Шурик на прощанье еще раз взъерошил голову Камрая, подбежал к матери, что-то прошептал ей на ухо, поцеловал бабушку, а мне просто махнул рукой.

- Он что, сам уедет?

- Ничего страшного, каждое лето ездит, в лагере моя сестра воспитателем работает, - объяснила Наташа. – Между прочим, знаете, что мне сын приказал?

Я сдвинул плечами.

- Не оставлять вас одного, чтобы вам не было скучно без него.

- Правда? Тогда милости прошу ко мне. Здесь недалеко, можно пешком.

Бабушка Нина, попрощавшись, поспешила к маршрутке, а мы с Натальей попытались поместиться вдвоем под ее зонтом – начинался дождик. Было почему-то и смешно, и грустно. Такая неожиданная встреча… Оба чувствовали, что подстроил ее Шурик, но от этого не испытывали неловкости – обоим было по душе знакомство. Вскоре оно перешло в нечто более теплое, без чего нельзя было обойтись ни дня.

Сбылась мечта Шурика: он хотел, чтобы я заменил ему отца. Мы с Камраем переселились на новое место жительства. Наталья до сих пор, прошло уже шесть лет, удивляет и восхищает меня трепетной заботой и вниманием. Старушки тоже любят меня. Шурик легко стал называть меня папой. Да, кстати, недавно я стал дедушкой – старший сын порадовал.

Какое блаженство – держать на руках крохотное создание, слушать его сонное сопенье… Жизнь налаживается!