Познакомились мы с Александрой Кирилловной после того, как мой сын привел в дом невестку. Родителей ее уже нет в живых, а бабушка не смогла приехать, она уже несколько лет не спускается со своего седьмого этажа. Ей 86 лет. Я и подумать не могла, что такие люди еще способны обладать хорошей памятью и мастерством рассказчика. Когда мы уединились от молодых, Александра Кирилловна с увлечением, свойственным тем, кому в четырех стенах очень не хватает собеседников, стала нанизывать одно за другим воспоминания со своей учительской практики. Делала она это с явным умыслом, чтобы я с пониманием относилась к своей невестке, была снисходительной и терпимой, поскольку она уже побывала замужем.

Мне интересны были откровения милой старушки – круглолицой, кареглазой, с неугасающей задоринкой во взгляде.

 

- Поверьте, - говорила она, - я знаю очень много историй из жизни своих учеников. Часто ночами перебираю в памяти давние события. И телевизор не нужен – все оживает перед глазами, волнует, тревожит душу. Хочется кому-то рассказать, чтобы поучились, предостерегли себя от необдуманных поступков.

 

Вот послушайте две похожие истории о моих выпускницах – Люсеньке и Марусеньке. Это было не вчера и не позавчера, а свежо, как нынешний день. Село моего детства имело странное название – Синицы. Может, по фамилии какого-то помещика, а может, и по прозвищу лихого перелетного казака. Только мне всегда казалось, что наши сады были особо привлекательными для птиц. В каждом дворе непременно размещались ветвистые старые вишни, густой крыжовник, при меже стелились земляничные ковры с целебными корешками, отвары которых лечили бронхи, легкие, горло.

 

Выходишь утром на порог – в ушах звенит от птичьего щебетанья. Особенно стараются соловьи, будто хотят во что бы то ни стало проникнуть в сердца влюбленных, так и перекатываются в их горлышках волшебные звуки: фить-фить, трех-трех…

Душа замирает от птичьих перезвонов, даже старые люди вздыхают:

 

- Кто умер, тот пожалеет, что не услышит больше…

 

А что говорить о молодежи? Не удержать ни парней, ни девчат – гулянья, песни, пляски до утра. Вот такие у нас были Синицы, далеко о них катилась слава: и девчата здесь самые красивые, и вода в колодцах самая студеная, и овощи самые урожайные, и фрукты… Но накрыла все это черная туча войны. Будто и птицы притихли, когда фашисты начали гнать людей в германское рабство.

 

Среди подростков была Маруся Горинь, из той семьи, где было, как в сказке, семеро братьев и одна сестрица. Все здесь делалось сообща: то ли сенокос, то ли жнивье, то ли замес на новую хату… Хлопцев один за другим на армейскую службу брали перед войной, а девчонке выпало, как жалкой скотинке, трястись в товарняке среди своих и чужих людей, которые с тревогой ждали неизвестности и боялись смерти в дальнем краю.

Нанял Марусеньку, а с ней еще нескольких украинцев богатый Бауэр. Работой загружал еще спозаранку: были у него кони, коровы, свиньи. Всех нужно кормить, чистить, мыть, выгонять на пастбище. Стала девчоночка чернее черной земли, руки длинные, худые, на ногах едва держится. Познакомились узники между собой, как могут друг друга поддерживают. Возле Маруси чаще всего оказывался Дмитрий, называл ее землячкой. Они почти ровесники, прибыли из одной области. Постепенно сблизились, сроднились, будто брат с сестрой. Дождались освобождения да и разъехались в разные стороны. Маруся – в деревеньку Синицы, а Дмитрий – за триста километров от нее.

 

Послевоенное время требовало особого напряга всех сил: разгребали все разрушенное и сожженное, строили, восстанавливали, едва сводили концы с концами. Может, и вспоминался когда-нибудь девушке худой долговязый парень с горящим взглядом серых глаз, но она гнала эти вспоминания, как минувшую беду, то ли стесняясь, то ли опасаясь чего-то…

 

Сошлась она с одним мужчиной – из германского плена вернулся. Немного хромал, а так ничего, крепкий и сильный. Карпом звали. Пришел свататься. Сала принес, лука, селедку. Мать Маруси сразу в слезы. Казалось ей, что это самый младший из ее сыновей, который пропал без вести на фронте. Троих у нее не стало в военном круговороте, а остальных судьба разбросала: кто в Казахстане, кто на Урале, на Донбассе. Муж рано умер, сильно болел перед войной, не дождался и победы над фашистами.

 

Плачет вдова, приговаривает: нету сыновей, так пусть хоть зять за хозяйство берется… Как ни трудно было, все же свадебку надумали сыграть, назначили на воскресный осенний день. В субботу Маруся примеряла новые сережки и белое платье, выбирала, какие бусы надеть на худенькую шейку.

 

А тем временем Дмитрию приснилась широкая степь. Идет он навстречу ветру, поддерживая свою Наталью, девушку, с которой собирался завести семью. Вдруг из ковыля степного возникает знакомый силуэт. Маруся Горынь! Идет к нему, руки протягивает и плачет, как тогда, в Германии, просит о помощи. Голос слабеет и слабеет, едва хрипит.

 

Проснулся парень: сердце чуть не выскочит из груди. Мигом собрался и – в дорогу. Нашел заветные Синицы с вишневыми садами и вербами над рекой, бежал по тропинке, разгоняя запоздавших бабочек и сверчков, сбивая росу с терновых кустов и вербовой лозы. А вот и Марусина хата. Бубен, гармошка играет, старосты с рушниками топчутся у порога. Пьяные мужики месят грязь по улице, веселые молодицы раздают шишки да свадебный коровай.

 

Из избы выходит Карп. В зубах – люлька, пыхтит ею да кряхтит. Довольный. Фуфайка расстегнута, на щеках румянец.

- Здорово, приятель! – прямо от калитки идет к нему Дмитрий.

Дает ему руку, как давнему знакомому.

 

- Давай отойдем за хату, поговорим…

- В чем дело? – щурится от табачного дыма Карп. – Кто ты?

 

А приезжий упрямо тянет его подальше от порога. О чем они говорили – никто не знает. Только выскочила на тот шум Маруся и… сорвала с головы свадебную фату:

- Дмитрий! Голубчик мой! Где ж ты пропадал? Я думала, что и позабыл меня давно!

 

- Нет, не забыл, ягодка моя! Прилетел, синицы дорогу указали! Поехали со мной!

Обнялись, стоят среди двора, а на вишне колышется ветром веночек с фатой.

 

Из-за свадебного стола забрал Марусеньку ее любимый. Поженились они, двое деток нажили, приезжали в гости к матери в маленькую деревеньку с необычным названием Синицы…

 

А другая история случилась в Днепропетровске в начале шестидесятых. Неподалеку от центрального универмага в одном подъезде проживали две семьи, имевшие по одному ребенку одинакового возраста. Люся и Вадик были неразлучными еще из детсада, сидели за одной партой в школе, но никто не мог и предвидеть, что между ними возникнут серьезные чувства. Однако, это случилось Любовь затеплилась в их сердцах в седьмом классе, когда Вадик храбро бросился на помощь девчонке, остановившейся перед огромной лужей. Подхватил ее на руки, перенес, ступая по мутной холодной воде, и опустил уже перед самим подъездом. Глаза их встретились и… задержались на мгновение, словно впервые увидели друг друга. С тех пор это случалось очень часто – такие пылкие взгляды и непонятное волнение.

 

Паренек признался в своих чувствах летом, когда уже готовился к поступлению в училище речного флота. Их ежедневным встречам подходил конец, а значит прекращалась теплая романтическая сказка, которая согревала юные сердца уже на протяжении двух лет.

Люсеньке запомнился последний вечер, когда Вадим с букетом розовых лилий встречал ее возле школьных ворот перед выпускным балом. Он уже надел форму юнги речного флота, держался гордо, был очень красив, уверен в своем правильном выборе жизненного пути. Учебу дальше предстояло проходить уже в Киеве, чтобы получить высшее образование.

Девушке завидовали все подруги. Они хоть и окружили пару со всех сторон, но потом отступились, чувствуя себя лишними, ведь Вадик и Люся никого не замечали, пожимая друг другу руки и ни на секунду не отводя влюбленных глаз.

 

Не обошлось без вмешательства старших. Родители Вадима считали юношеское увлечение несерьезным перед ответственным моментом -- сдачей экзаменов и дальнейшей учебой. Были откровенные разговоры с Люсиной родней, которая расценила это по-своему: богатые не хотят общения с бедными. Между семьями на протяжении длительного времени образовалась трещина.

 

А в Киеве у Вадима началась совсем другая жизнь. Он быстро освоился в студенческом общежитии, стал своим среди киевлян, образовались достойные связи через влиятельного папашу в руководстве вуза. Именно в этом высокоуважаемом кругу ему подыскалась пара – немного полноватая, но очень веселая и любознательная Шура-Шурочка – принцесса студенческих вечеринок, воплощение бурной фантазии и выдумки.

 

Их все чаще видели вместе, поползли слухи о возможной женитьбе и самостоятельном проживании молодых в отдельной квартире. Такая перспектива очень радовала родителей Вадима, приезжавших к сыну почти ежемесячно и готовых породниться со столичной щебетуньей хоть и сейчас.

 

Не могла не узнать об этих обстоятельствах и Люсенька. Она ходила на лекции в мединститут, как лунатик: под глазами – синяки, часто болело сердце. Такой опечаленной и обессиленной девушкой заинтересовался студент-старшекурсник. Ему показалось, что она смертельно больна и он сможет вернуть ее к жизни методом воздействия на подсознательном уровне.

 

Предложил свои услуги и получил согласие… Начались встречи на лавке в сквере, а вскоре Люся познакомила родителей с будущим новатором медицинской науки. Он стал приходить в дом просто, без лишней осторожности, дважды в неделю. Едва услышав звонок в дверь, Люся, не помня себя, мчалась открывать. Образ Вадима понемногу рассеивался и меньше являлся во снах. Этому умело способствовал Геннадий, который и вправду владел чем-то необычным, подражал малоизвестным на то время экстрасенсам.

 

Отработанный тембр голоса, четкое размежевание реального и мистического и вместе с тем смешение сих двух понятий на нужном уровне – все это очаровывало девушку. Она чувствовала потребность в успокоительных сеансах, покорно ждала ощущения легкости и расслабленности в утомленной нервной системе.

 

В какое-то мгновение Люсеньке показалось, что она влюблена и ждет признания от Геннадия. Было так сладко, душа просто млела, когда это произошло. Девушка ходила, будто в бреду: не то, чтоб счастлива, но и не удручена, как раньше.

 

Вздохнули с облегчением родители Вадима, узнав о том, что соседи готовятся к свадьбе. Уже можно было по-дружески, как в давние времена, общаться искренне и сердечно. Приходили на праздники повеселиться, спеть, вспомнить то хорошее, что связывало их в годы, когда дети были маленькими и смешными.

 

Сообщили и сыну, что его бывшая подружка стала невестой, известна уже и дата свадьбы.

 

- Как?! – не поверил собственным ушам Вадим. – Люся станет чьей-то женой? Моя Люся?..

Полетели в угол комнаты самые необходимые вещи, быстро цокнул чемодан, будто проглотил последние сомнения и нерешительность. Вадим летел к поезду. На утро нужно было опередить свадебные церемонии, не дать превратиться временной разлуке на окончательную.

 

За вагонным окошком вспыхивали зарницы, во тьме ночи возникали воспоминания, теплая волна заливала душу, меняясь горьким осознанием собственной вины.

- Милая моя Люсенька! Как я мог оставить тебя одну, как подставил свое плечо другой, когда на нем еще остался сладкий и незабываемый аромат твоих волос…

Возле подъезда их дома уже стоял украшенный гирляндами и лентами автомобиль, возле него суетились незнакомые девчонки, студентки мединститута. Они с удивлением оглядывались на высокого юношу в морской форме, который колючим взглядом окинул свадебные приготовления и решительно дернул дверь подъезда.

 

Дальше события разворачивались, как и в предыдущей истории. Молодые люди, увидевшись после долгой разлуки, не раздумывая, бросились друг другу в объятия, горячо обсыпали лица поцелуями, смешанными со слезами. Застыла Люсина мать с фатой в руках, тяжело осел на стул отец. Нечего было сказать и медику-новатору с его неудавшимся экспериментом. Любовь преодолела все преграды и соблазны…

 

Вскоре Люся с Вадимом, который так и недоучился, переехали из Киева в Днепропетровск, у них родился мальчик. Он мечтал о море и все-таки стал морским офицером…

Александра Кирилловна перевела дух и предложила:

- Приходите еще когда-нибудь. Самая главная история - впереди.

Вдруг почувствовалось, что мы знаем друг друга очень давно. И главное – понимаем!