Посвящаю замечательным людям,

Марине Козюлиной и Стасу Беспечному.

 

ЮНИКС.

 

Стас любил Маринку. Очень сильно. Всей своей программистской душой, невзирая на то, что она терпеть не могла технику и ничего в ней не понимала. Маринка тоже любила Стаса. А еще она обожала путешествия налегке к холодным морям. Например, пару недель назад Маринка вернулась из Находки, что возле Владивостока – просто ей захотелось к Японскому морю. Стас не понимал этого ее увлечения, а Маринка подрабатывала на какой-нибудь работенке, например, подтягивая школьников по английскому или французскому языку, получала свои кровные и тут же тратила их на очередную поездку в Усть-Камчатск или Анадырь. А однажды она даже съездила в Оденсе, городок в Дании на берегу Северного моря. Вот такая была ее страсть.

В общем, Стас с Маринкой жили вместе, а еще с ними жил Юникс. Очень пушистый и очень наглый кот Стаса, который умел открывать холодильник и, не стесняясь, съедал там самое вкусное, нередко оставляя хозяев без завтрака. Стас давно встречался с Маринкой и уже не раз предлагал ей выйти за него замуж. Но когда речь заходила о свадьбе, Маринка только смеялась и говорила: «Ну, какая из меня будет жена, Стасито? Ты сам подумай. Я же не могу находиться на одном месте, мне постоянно нужно куда-нибудь ехать, писать свои рассказы и видеть море. Да и какие дети могут быть у такой мамы?» Стас только вздыхал и откладывал разговор с любимой до лучших времен. Но не так давно любимая все-таки согласилась попробовать жить вместе. Так, через неделю в однушку Стаса переехала Маринка. А вместе с ней переехали ее черный свитер, серые от стирки джинсы, старенький фотоаппарат «Зенит», куча дисков с музыкой и тетрадки с недописанными рассказами. Вот и весь нехитрый скарб.

В общем-то, они жили счастливо, даже очень. Но иногда Маринка приходила вечером домой, и лицо ее светилось каким-то необычным радостным светом. Стас уже все понимал и просто молча смотрел на нее. А Маринка как всегда доставала из рюкзачка билет и весело начинала щебетать о предстоящей поездке в какой-нибудь северный морской городишко. Конечно, Стас очень скучал за ней, но поделать ничего не мог. Просто терпеливо дожидался ее дома, уходя в работу с головой. Благо, Маринка уезжала не так часто – раз в два, три месяца. И когда она возвращалась, все было совсем хорошо – Стас работал, а она старалась быть хорошей хозяйкой, писала свои рассказики и зарабатывала небольшие деньги…на очередную поездку.

Знаешь, о чем я иногда жалею? – говорила ночью Маринка Стасу.

О чем, малыш?

О том, что передвигаться по планете стало как-то слишком дорого. Мне ведь много не надо, но позволять себе путешествия, даже мелко бюджетные, все сложнее.

Мариночка, но это естественно.

Конечно, естественно. А вот если б у человека были крылья, ну такие, знаешь, захотел – прицепил, захотел – снял, все было бы намного проще.

Ну и фантазерка ты у меня! – Стас прижимал Маринку к себе, а она утыкалась носом ему в плечо и сладко сопела своим горячим дыханием.

На этом, как правило, разговор и кончался.

Однажды утром Маринка проснулась оттого, что ее плечи и спина невыносимо чесались. Она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Юникс, заметив, что хозяйка проснулась, махнул пушистым хвостом и начал настойчиво мяукать, требуя завтрака. Сейчас, хороший мой, сейчас покормлю тебя, - сказала Маринка и спустила ноги на пол. В лопатках что-то больно щелкнуло и заныло. Она подошла к зеркалу, вывернулась боком и попыталась рассмотреть собственную спину. В лопатках снова что-то щелкнуло. Ай, - взвизгнула Маринка и зачем-то присела на корточки. Кот замолчал и удивленно посмотрел на хозяйку. Ну, ты подумай, неужели остеохондроз умудрилась себе заработать? – спросила Маринка у Юникса. Собрав русые волосы в пучок, она уставилась через маленькое зеркальце на свою спину. Впрочем, ничего необычного там не было – только кожа на плечах и лопатках была красной и слегка шелушилась. Ерунда, - решила Маринка и засобиралась на работу. Сегодня у нее было много дел. Сначала нужно съездить к ее ученику Лешке, проверить, как он справился с домашним заданием по французскому. Потом забежать в редакцию журнала, в который она сдавала свои рассказы, затем посетить еще двух учениц, которые также брали у нее уроки английского и французского. А еще надо, наконец, перевести несколько текстов своей подруге – Маринка уже вторую неделю обещает сделать и никак не может найти время.

На улице природа творила весну или весна творила природу – во всяком случае, каждый день приносил какую-нибудь приятную новость: то зацветали первые одуванчики на свежей траве городских лужаек, то появлялись стаи маленьких птичек, юрко бегающих по траве. Солнце отражалось в лакированных боках автомобилей, стоящих в пробках, и рассыпалось на мелкие солнечные зайчики. Перепрыгивая через лужицы, Маринка побежала на трамвайную остановку. Щурясь от яркого света, и стараясь не обращать внимания не мерзкий зуд в спине, она стояла на остановке и смотрела вдаль, пытаясь разглядеть номера трамваев. От сигаретного киоска отделилась фигура и нетвердой походкой направилась к Маринке.

Девушка, а что это ты тут стоишь такая? – растягивая слоги и распространяя вокруг себя удушающее амбре, поинтересовался мужик.

Маринка посмотрела на маргинала и молча отошла в сторону. Она не любила ни с кем ввязываться в ссоры, старалась все воспринимать спокойно и вообще была «негромким» человеком. Мужик достал пачку, пожевал сигарету, закурил и снова подошел к Маринке.

Девушка, а может мы с тобой познако…ик…ся? Или ты такая гооордая?

Да отстаньте Вы от меня, - не выдержала Маринка.

Ишь ты! Какая! Птица гордая, да? Вот значит, как? Нуу-нууу…Смотри, не долетайся! Ха-ха! - обнажая поломанные коричневые зубы, мужик хрипло рассмеялся и отошел.

Птица-птица… - пробормотала Маринка и села в подъезжавший трамвай.

Дом, где жил Лешка, находился в самом конце улицы и образовывал собой тихий тупичок. Толкнув изумрудно-зеленую калитку, Маринка прошла во двор и нажала на звонок. Внутри тотчас же раздалось шарканье. Казалось, хозяева специально сидели прямо под дверью и ждали ее прихода. На пороге появилась пожилая женщина в светлом ситцевом платье и мелко завитыми седыми волосами.

Здравствуйте. Я Марина Александровна, то есть просто Марина, учительница Леши.

Здравствуйте, Мариночка, проходите, пожалуйста. Меня зовут Надежда Николаевна, я – Лешина бабушка. Вы знаете, Лешу забрала мама – ей очень срочно надо было с ним уехать, а дозвониться до Вас она не смогла. Так неудобно получилось!

Да ерунда. Такое бывает. Наверное, в моем телефоне снова села батарея, а я забыла ее зарядить. Ну, ладно, тогда не буду Вас отвлекать, передайте просто, что я приеду в среду, и пусть Леша повторит грамматику…

Марина, Вы же ехали через весь город, умаялись наверняка. Зайдите, хотя бы чаю попьем. Я вот только варенье открыла, вишневое. Заходите, заходите, не стесняйтесь! – женщина повернулась бочком и дала Марине пройти.

Надежда Николаевна заваривала чай, подавала на стол маленькие розеточки для варенья и рассказывала какие-то интересные, на ее взгляд, новости. Честно говоря, Маринка не особо вслушивалась – мешала эта мерзкая почесуха в спине, и позвоночник ломил немилосердно.

Марина, Леша говорил, Вы очень любите путешествовать. Часто ездите в какие-то экспедиции, да?

Да, путешествовать я люблю. Только это никакие не экспедиции. Просто мне нравятся моря.

Вы часто ездите на море? Загорать любите?

Нет-нет. Я люблю дикие моря. Не такие, где пляжи и курорты, а холодные. Почему-то меня привлекают именно холодные портовые города. Чтобы были волны, и чтоб над ними кричали птицы. Меня вдохновляет такая природа.

Надежда Николаевна отпила из своей чашки и внимательно посмотрела на девушку.

Знаешь, Мариночка, я когда-то тоже любила путешествовать. Мне доставляло это необыкновенное удовольствие. И я тоже, как и ты, любила ездить в дикие места и всегда одна.

Понимаю. Я тоже езжу всегда одна.

Послушай, а у тебя есть семья? – спросила Надежда Николаевна и тут же, немного запнувшись, добавила, - ты извини меня, старую, за такое любопытство, но…

Ну, в общем, да. Родителей у меня нет, но я живу со своим парнем. Мы еще не поженились, но я не думаю, что стоит спешить. Просто я пока немного не готова к тому, чтобы…

Ты не готова распрощаться со своей свободой, давай будем говорить честно. Я права? – улыбнувшись, закончила за Марину хозяйка.

Пожалуй, Вы правы. Но, с другой стороны, свобода – это ведь хорошо, это очень важно. А муж и дети, как ни крути, ее будут ограничивать, причем достаточно сильно. Даже сами того не желая.

Знаешь, деточка, я тебя отлично понимаю. Мне даже кажется, что ты мое отражение. Ты совсем такая, какой я была много лет назад. Но однажды я из-за этой свободы чуть было не потеряла своего самого дорогого и любимого человека.

Как это?

Ну, если тебе интересно, тогда слушай, - хозяйка подперла рукой морщинистую щеку и начала рассказывать:

Мои родители были военными. Папа служил армейским капитаном, а мать была военфельдшером. Поженились они на фронте, а в самом конце войны родилась я. После войны вместе с той частью, где служили, они обосновались в городе Ашхабаде.

А ночью в октябре 1948 года произошло ашхабадское землетрясение. Город рухнул, погребя под своими камнями людей. В том числе и моих родителей.

Вот так – провоевали всю войну, выжили, а уже при полном мире, тихой ночью, во сне, придавила их упавшая стена. Я спаслась каким-то чудом. За день до этого родители моей подружки праздновали ее день рожденья и пригласили меня. Жили они в пригороде, и чтоб не утруждать моих родителей забирать меня поздно вечером, оставили у себя переночевать.

Ничего из этого я особо не помню: ни самого землетрясения, ни бедных своих родителей – все это просто стерлось из моей детской памяти. Такое иногда бывает, когда память сама себя очищает от событий, которые могут плохо отразиться на психике. В общем, чтоб не загружать тебя лишним, скажу просто, что все свое детство я провела в детском доме. Только не в самом Ашхабаде, а в Самаре, потому что таких, как я, сирот, оказалось много – и нас приютили в разных городах.

Почти сразу после выпускного, нас стали отпускать «на волю», в добровольно-принудительном порядке. Но меня это ни капли не расстраивало. Знаешь, я не боялась, как многие другие, этой новой жизни. Скорее наоборот, я чувствовала теперь полнейшую свободу, могла жить, как хочу и где хочу. Многие девочки хотели стать медсестрами или врачами, а мне очень нравилось рисовать. Я приехала в Харьков, чтобы поступить учиться на дизайнера, как теперь говорят, да провалилась на первом же экзамене. Не набрала проходного бала – дальше и пытаться не стоило. Только в следующем году. Значит, мне оставалось ближайший год работать какой-нибудь лаборанткой на заводе. Но эта перспектива мне совсем не нравилась.

Там же, в Харькове, я познакомилась с Мишей. Он был старше меня и учился на философском в университете. Сумасшедшая любовь, это все понятно.…Но Михаил учился, был постоянно занят какими-то разговорами о Канте или Гегеле со своими друзьями – философами, писал научные работы, в общем, жил полной жизнью. А я не могла киснуть на заводе, а не работать тоже не могла – статью за тунеядство ведь тогда никто еще не отменял. Тогда Миша поднатаскал меня по истории, и я поступила на археологическое отделение, на вечерний. Устроилась там же лаборанткой на кафедре и стала очень часто ездить во всякие экспедиции вместе с командой. Ничем особо научным я там не занималась, а просто вела статистику всяких черепков и камушков из раскопок, а также отвечала за кухню. Это было тяжело, но весело. Полстраны объездили! Так мне и привилась эта любовь к поездкам, новым местам и людям. Потом научные экспедиции прекратились, а тяга к путешествиям осталась. Даже стала еще большей. Мишу это, понятно, не очень устраивало. Ведь к тому времени он уже успел окончить университет, поступил на работу и хотел семью, а я все продолжала свое кочевое существование. Дольше месяца я почти нигде не задерживалась. И дома, которого у меня, по существу, не было, я находилась мало. Конечно же, я очень любила Мишу и понимала, что такой расклад его не устраивает, но изменить свой образ жизни не могла, а главное, не очень и хотела. Моя свобода и независимость были для меня самым главным.

Однажды я собиралась в Барнаул. Ко мне пришел Михаил и сказал, что хочет на мне жениться, и что он устал ждать меня месяцами. Это было уже не первое его предложение. Но я, как обычно, предложила отложить этот разговор и обсудить все, когда вернусь. А вернуться я должна была не раньше, чем через два месяца. Он долго молчал и смотрел, как я собираю вещи. А потом сказал: «Надя, ты гонишься за призраком. Свобода – это призрак. И еще это не такое позитивное понятие, как ты думаешь. С одной стороны это хорошо. Но когда из-за твоей прихоти, да, именно прихоти, страдают люди, которые тебя любят, это плохо. Надя, это очень плохо! А полностью свободным человек может быть только тогда, когда он совсем одинок. Когда у него на всей земле нет ни единого человека, даже друга, который бы просто его ждал. И когда у него совсем нет никаких обязанностей. Такого не бывает. Я прошу тебя – не уезжай! Если ты меня любишь – ты останешься. Если уедешь – я просто пойму, что наши отношения для тебя ничего не значат, и отпущу тебя с миром».

Я тогда сказала, что люблю его, даже очень, но остаться не могу и не хочу. И еще сказала, что ультиматумов не потерплю. Тогда Миша молча поднялся и ушел.

Я приехала на вокзал, вошла в купе и стала ждать отправления. Чтобы было не так скучно, я достала карты и начала раскладывать пасьянс. «Удачной ли будет моя поездка?» - это был мой вопрос.

- Гадаешь? - спросил у меня кто-то.

От неожиданности я вздрогнула и выронила карту. Надо мной стояла женщина. Самой обычной, даже неприметной внешности.

Гляди-ка, король червовый. Под сердцем у тебя, дорогая. Лучше останься, - сказала она и, подхватив баулы, исчезла в проходе…

До отправления было меньше минуты, я схватила свой рюкзак, куртку и успела выскочить. Поезд тронулся, а я осталась.

Надежда Николаевна замолчала и задумчиво поковыряла ногтем щербинку на красной в белый горох чашке.

И чем же все закончилось? – спросила Марина.

Чем закончилось? – рассмеялась хозяйка, - конечно же, свадьбой, потом появился Костик, а через год Лизка – Лешина мама. И знаешь, мой Миша на самом деле был прав! Свобода – это не только хорошо, но иногда и плохо, прости за каламбур! Потому что можно остаться одной, буквально совсем. А это не понравится никому, даже самому независимому человеку. Гулять по свету, когда дома тебя ждут близкие – это одно, а возвращаться в город, где ты никому не нужна – совсем другое. И ты, Мариночка, подумай об этом. Даже птички - и те вьют гнезда, а не летают всю свою птичью жизнь по миру.

Наверное, Вы правы, - сказал Маринка. Правда, она все равно осталась при своем мнении, но спорить с хозяйкой ей не хотелось.

Ладно. Спасибо большое за чай, мне было очень приятно с Вами познакомиться и поговорить! Но мне пора бежать.

Да-да, Марина, заходите почаще. Тем более что я буду приезжать сюда теперь несколько раз в неделю – Лизке требуется моя помощь.

Маринка встала и направилась в прихожую. Теперь чесалась не только спина, но и шея, живот и ноги. Больше всего ей сейчас хотелось припасть спиной к дверному косяку и как следует почесаться, но милейшая Надежда Николаевна могла этого не понять. Присев на корточки, она принялась зашнуровывать высокие кеды. Это всегда было долгим занятием, и хозяйка стояла рядом и ждала, пока гостья управится со своей обувкой. Маринка украдкой снизу рассматривала женщину. Надежда Николаевна была еще очень свежей, жизнерадостной и ухоженной старушкой. Хотя, назвать ее старушкой, по большому счету, было сложно. Вот только ноги у нее были больными. Ноги пожилой женщины, страдающей тромбофлебитом. Маринка, наконец, зашнуровала кеды, приподняла штанину джинсов, чтобы поправить, и заметила, что кожа ее ног была совершенно красной, даже малиновой, и покрывалась какими-то крупными чешуйками. Это выглядело настолько ужасно, что ее даже бросило в жар! Она быстро опустила штанину, распрощалась с Надеждой Николаевной, клятвенно пообещав пить с ней чай после каждых занятий с Лешей, и побежала в сторону дома. Ни о какой редакции и других учениках сегодня и речи идти не могло!

На улицах уже было меньше автомобилей, пробки рассосались – клерки сидели в душных офисах, мамаши забирали из школ своих детишек, а домохозяйки уже успели сходить на рынок. Общественный транспорт не был забит, и Маринке повезло сразу сесть. Прислонившись виском к прохладному стеклу, она попыталась отвлечься и не думать о ломоте в суставах и воспаленной чешущейся корке на коже. Трамвайчик не спеша шел из одного конца города в другой. Мимо проплывали полуразрушенные трущобы. Маринка давно заметила, что в таких жилищах до сих пор живут люди. Окна там находятся почти на уровне земли, но на подоконнике обязательно стоит герань или алоэ. Иначе не бывает. Проезжая по мосту, Маринка смотрела на железнодорожные пути, переплетающиеся между собой прямо под мостом, и на зеленые вагоны пассажирских поездов. Ей снова захотелось сесть в такой поезд и поехать в какой-нибудь далекий город.

На следующей остановке в трамвай вошла женщина с девочкой лет четырех-пяти. Ребенок, завидев свободное место, тут же потянул маму по вагону, и они уселись прямо за Маринкой.

Когда я вырасту – выйду за Колю замуж! – заявил ребенок.

Почему за Колю? – поинтересовалась мамаша.

А он мне сегодня сказал, что я самая красивая девчонка в группе! – гордо заявила крошка.

Это на прогулке?

Нет, это в тихий час.

А ты что, не спала разве?

Спала. Я спала, а Коля мне в любви признавался, - бесхитростно сказала девочка.

А откуда же ты тогда знаешь, что он тебе говорил, если ты спала? – тут же словила на вранье ребенка мама.

А я глазки не совсем закрывала.

Подсматривала, значит?

Подсматривала.

Через несколько остановок женщина поднялась и повела малышку к выходу. Проходя мимо Марины, девочка остановилась и спросила у нее:

Ты фея, да?

Что? – не поняла Маринка.

И летать умеешь? – не успокаивался ребенок.

Даша, не задавай тете глупых вопросов! – одернула ребенка мама и вывела за руку на остановку.

Уже на тротуаре девочка снова посмотрела на Маринку и помахала ей ручкой. Маринка тоже подняла руку, чтобы помахать ей в ответ, но тут же опустила обратно. Ее изящные кисти и тонкие пальцы казались чужими – они стали ярко красными и покрылись тонкими волосками. «Это какой-то ужас! Надо скорее домой» - подумала Марина и попыталась унять нервную дрожь в коленях.

К вечеру ей стало только хуже. «Наверное, у меня аллергия, какой-то неизвестный вид. Скорее бы пришел Стас» - думала Маринка и рассматривала себя в зеркало. Других внешних изменений больше не было. Теперь ее только колотил озноб и по телу бегали мурашки.

Наконец в замке повернулся ключ, и в прихожую, тщательно вытирая туфли о половичок, вошел Стас.

Привет, солнышко! Как дела? – спросил он.

Стас. Со мной что-то происходит. Странное… - прошептала Маринка.

Да? Что именно? Ты решила научиться лепить пельмени и сидеть дома, дожидаясь меня с горячим ужином? – пошутил он.

Нет, я серьезно. Посмотри на меня, - она сняла футболку и закатила спортивные штаны до колен.

О Господи! Что это?! – он был так потрясен, что чуть было не сел мимо стула.

Я не знаю. Это, наверное, какая-то аллергия…

Аллергия? На что?

Может быть, на какое-нибудь цветение?

Я не думаю. А когда это у тебя началось?

С утра. Я стала чесаться в районе лопаток, а теперь чешусь вся, как блохастая собака! И шелушусь где-то также.

Знаешь, с таким шутить никак нельзя. Я сейчас же вызову скорую! – Стас взял со стола трубку и начал набирать номер.

Стой. Подожди! Не надо скорую. У одной моей знакомой уже было что-то похожее. Она просто выпила супрастин на ночь, а утром, как рукой сняло!

Да? – недоверчиво посмотрел на нее Стас.

Конечно! – с жаром заверила его Маринка, хотя на самом деле никакой подруги с подобной почесухой у нее и в помине не было.

Просто она до умопомрачения боялась врачей. А еще ей почему-то было неудобно, когда требовалось вызывать себе скорую. Ей казалось, что все соседи будут выглядывать из окон и пытаться выяснить, кому же из их подъезда стало плохо. А чувствовать себя больной и отвечать утром на соседские вопросы о самочувствии она не любила еще больше.

Ну ладно, - наконец согласился Стас, - давай выпьем этот…ммм… супрастин, или как его там.… Но учти, если завтра тебе не станет лучше, мы немедленно едем в больницу!

Хорошо, хорошо! – закивала Маринка, надеясь, что к утру ее попустит.

Проглотив таблетку, она накрылась пледом с головой и провалилась в тяжелый и нервный сон.

Всю ночь Стасу снились слишком яркие и какие-то наркоманские сны. Такие видения воспаляют мозг, и утром он упорно отказывается понимать, где же все-таки проходит граница между явью и сном. Зебры, бегающие прямо под окнами его дома, и Юникс, который пытался съесть ожившую компьютерную мышку, не давали Стасу покоя до самого утра. Когда лучи весеннего солнца радостно и даже немного беспардонно засветили Стасу в глаз, не было еще и восьми часов. Но так было всегда – его с Маринкой комната находилась на восточной стороне, и солнце туда попадало достаточно рано.

Стас сладко потянулся и открыл глаза. Так и есть – на часах всего половина восьмого. Он перевернулся на левый бок и хотел обнять Маринку, спящую обычно именно слева, даже руку поднял, но в постели никого не было. Наверное, уже проснулась и теперь варит кофе на кухне. Стас потянул носом, пытаясь уловить аромат бодрящего напитка, но ничего такого не почувствовал. В квартире было тихо. Он откинул одеяло и тут же услышал легкий трепещущий звук прямо над головой. Как будто кто-то хлопал свернутой газеткой по ладошке. На подлокотник разложенного дивана откуда-то сверху слетел серенький голубь и уставился на Стаса. Парень вдруг вспомнил старое суеверие о том, что птица, залетевшая в открытое окно – это всегда к смерти или к болезни. «Еще чего не хватало!» - подумал он и встал, чтобы прогнать голубя в окно и закрыть форточку. «Кыш, кыш, лети на улицу!» - строго сказал Стас птице и повернулся к окну, но…форточка была закрыта, а голубь и не собирался улетать. «Ого! Это просто какая-то уличная магия»!» - подумал парень и ощутил странную и неприятную дрожь внутри. Он сел на диван и посмотрел на смятую простынь, с той стороны, где спала Маринка.

Марина! – позвал Стас скорее для галочки, потому что чувствовал – она не откликнется.

Сам он не сводил глаз с птицы.

Голубь попытался вспорхнуть, но потерпел неудачу и шлепнулся на паркет. Птичка явно еще плохо летала, несмотря на то, что выглядела взрослой.

Крыло у тебя, что ли сломано? – спросил парень у несчастной и, стараясь не спугнуть птицу, не спеша опустился на колени, и подполз к голубю.

Однако птичка совсем не боялась. Наоборот, она бодро побежала по полу навстречу к парню и вспорхнула ему на ладони. Стас поднес голубку прямо к своему лицу, она же сидела совершенно спокойно и внимательно смотрела на Стаса своим блестящим черным глазом. И от этого внимательного и слишком уж человеческого взгляда птицы Стасу было совсем не по себе.

Неожиданно, голубь замахал крыльями, и, как бы поднатужившись, наконец, взлетел. Казалось, что он просто еще не умеет летать по-настоящему. Стас решил посмотреть, куда же направится птичка, и через секунду чуть было не свалился в обморок. Голубь примостился на открытых книжных полках. Ничего особенного, конечно, если не считать то, что уселся он прямо возле фотографии, с которой очаровательно улыбалась Маринка. А за ее спиной бушевало холодное море.

Марина, это… ты??? – прошептал парень, чувствуя, как пол уходит у него из-под ног.

Птичка стала раскачиваться из стороны в сторону и кивать головкой, наклоняясь к самым лапкам.

Этого просто не может быть! Это какой-то бред! Мне же это снится, правда?! – он закрыл глаза и больно ущипнул себя за кисть. Потом снов открыл глаза.

Голубь никуда не исчез – продолжал сидеть на полке и грустно, насколько грустными могут быть птичьи глаза, смотрел на парня.

То есть… Ты же понимаешь меня?

Птичка снова закивала головкой.

Но… Как такое могло получится?! Это невозможно! Бред, бред, полный бред…Что же делать? Надо что-то срочно делать, - забормотал он и стал, как безумный, передвигаться по комнате. От балконной двери к дивану и обратно, а потом снова к двери и снова к дивану. И так десять, двадцать, тридцать раз.

Птичка никак не реагировала, просто смирно сидела на полке и следила за Стасом. Он двигался по комнате, как робот, и повторял одну и ту же фразу «Надо что-то делать, что-то срочно делать…» Казалось, он просто сойдет с ума, либо уже сошел. Время шло с непонятной скоростью. На него, время, которое люди всегда так ценят, этим двоим было сейчас совершенно наплевать. Стрелки на часах двигались рывками – то бодро пробегали свой час всего за несколько минут, то залипали на одной цифре намертво и отказывались двигаться.

Наконец, Стас сделал последний круг по комнате, прислонился к стене, и, кажется, немного вышел из оцепенения.

Я думаю, тебя заколдовали! Вернее, сглазили, колдовства-то нет, но навести порчу вполне возможно. Не знаю, кому ты могла насолить. Ты с кем-нибудь ссорилась в последнее время?

Голубь посмотрел на Стаса и завертел головкой в разные стороны.

Не ссорилась, значит… Ну, порчу могут навести и без всяких там ссор. Люди достаточно злые создания, а некоторые жить не могут, чтоб гадости другим не делать! Я уверен, что нам нужно поехать куда-нибудь к знахарке. И мне кажется, что я даже знаю, куда именно нам нужно ехать!

Птичка слетела с полки и опустилась Стасу прямо в руки. Она прижималась все своим маленьким тельцем к его груди и заглядывала ему прямо в глаза. В черных глазках-бусинках плескался настоящий человеческий ужас. Все ее существо кричало одно: «Спаси! Мне страшно!»

Стараясь не повредить что-нибудь своей любимой, ведь теперь Стас был несоразмерно больше девушки, он прижал ее к груди и ласково погладил по перышкам.

Не бойся, Мариночка! Мы все сможем пережить, главное - вместе! Я никогда тебя не брошу. Мы сейчас поедем к одной моей знакомой бабке, и она мигом поможет. Станешь, как раньше, такой же красивой! Обязательно станешь! Она – замечательная знахарка, почти колдунья! Она и не с таким справлялась! - он говорил всякую утешительную ерунду, а сам еле сдерживал слезы отчаяния. Навряд ли хоть кто-нибудь мог справиться с таким случаем.

Давай я спрячу тебя за пазуху, и мы тут же поедем к ней! Хотя нет. Так не пойдет. Тебе нужно что-нибудь съесть, иначе ты совсем ослабеешь, и никакого толку от тебя не будет. Я слышал, важно, чтоб и сам клиент принимал активное участие в сеансе. Только что же тебе такое дать…поклевать? – Стас неловко запнулся.

Эти слова дались ему очень тяжело. Он и раньше не раз говорил о Марине, что «она ест, как птичка, поклевала и полетела». Но сейчас это выражение было как никогда верным. Верным просто до отвращения!

Тебе же, наверное, обычная еда пока не будет подходить. А у нас ни семечек, ни хлеба нет. Ты посиди тут, а я пока сбегаю в зоомагазин и возьму тебе что-нибудь. Я быстро – это от подъезда всего в пяти шагах. Если ты хочешь на воздух, я могу открыть тебе балкон – посидишь там. Только не вздумай летать! Летать ты не умеешь, а учиться тебе и не надо! К вечеру будешь сама собой. Ну, я побежал!

Стас накинул куртку и вышел из квартиры.

По закону подлости ближайший зоомагазин был закрыт, в киоске, где продавалась еда для братьев наших меньших, был хороший выбор для кошек и собак, но на птиц там явно не рассчитывали. Тогда Стас побежал в супермаркет, надеясь найти там что-нибудь подходящее. В общем, вернулся домой он только через час.

Открыв дверь и не снимая кроссовок, он кинулся в комнату. Марины там не было. Выглянул на балкон – нету. «Марина! Мариночка! Я пришел!» - закричал Стас. Никакой реакции. Стас поставил коробку с кормом на компьютерный столик и вошел в кухню. В углу, возле своей миски чем-то чавкал хозяйский кот.

Юникс! Нееееет!!!!!!!!!! – закричал Стас и кинулся к коту.

Животное не ожидало такой реакции от Стаса. Кот высоко подпрыгнул на месте, развернулся к Стасу, вжался спиной в угол и зашипел. На усах повисло маленькое серое перышко. Еще несколько светлых перышек валялось прямо у миски. Юникс позавтракал сегодня первым…